Не выпускайте чудовищ из шкафа
Шрифт:
Перевернул.
– Здесь написано или мне мерещится?
Покойник.
Рубашка карты темная, а потому кровь на ней почти не разглядеть.
Три.
Четыре.
Три четвертых? Или…
Не поймешь.
– Вот, - вытаскиваю из-за пазухи стопку листов. – Тебе просили передать.
И он берет их. Смотрит. Перелистывает быстро. Я вот ничего не понимаю. Особенно не понимаю, как буду жить дальше, если…
– Карты, - Бекшеев прикрыл глаза. – Погоди… сейчас…
А со стороны это довольно жутко. Тонкие веки. И глазные яблоки движутся влево-вправо.
Рот приоткрывается.
И…
И можно уйти. В конце концов, он мне не помощник. Не боец. Его тянуть глупо… а спешить стоит. Но я вот стою. Жду…
Чего?
– Шахта, - выдыхает Бекшеев. – Третья шахта. Четвертый уровень.
Вот и чудесно.
Уже и понятно, куда идти.
– Ты вроде оружием пользоваться умеешь, - я развернулась. – Револьвер? Ружье… и надо бы нашим записку отправить.
Лучше бы вовсе дождаться. Но…
– Пусть за твоими приглядят, - я приняла решение. – На всякий случай.
Бекшеев кивнул, вытирая закровивший нос. А у меня ни платка, ни тряпки. И…
– Кстати, княжич, похоже, и вправду исчез… - заметил он. – Я и шел-то сказать, поверенный его явился. Очень волнуется…
– Ну и хрен с ним. И с поверенным тоже.
Вот кого-кого, а княжича мне совершенно не было жаль. Предупреждали же. Места у нас дикие. И люди не лучше.
Код красный.
Прима.
Вот это и смущало. Какая из Молчуна прима-то?
Глава 35. Семерка кубков
Глава 35. Семерка кубков
«Создание и содержание искусственно измененных существ регламентируется Указом № 300, согласно которому лицо, контролирующее подобное создание, обязано предоставить полную и всеобъемлющую информацию о…»
«О правилах содержания модифицированных существ»
Информация.
Она во всем. И поступает постоянно. Мозг на самом деле не любит обрабатывать информацию. Он весьма ленивый орган, который предпочитает пользоваться заготовками.
А то и вовсе отсекает то, что полагает лишним.
И первое, чему учат, - использовать всю доступную информацию. Маг-аналитик не будет пренебрегать не только фактическими данными, но и вторым планом.
Просто раньше у Бекшеева не было нужды задействовать и эти способности.
Звуки.
Запахи.
Пахло апельсинами. Едва уловимый, но при том навязчивый аромат, которых хотелось стереть с кожи.
Женщина.
На полу.
Поза расслаблена, даже может показаться, что она спит. И лицо спокойное. Она или знала того, кто пришел, и не боялась его, или просто не успела понять, что умирает.
Они пили кофе…
Две чашки. Та, что в мойке, и вторая, на столе.
Двое пили кофе. И чашку одного женщина забрала, а вот вторая осталась. И это как-то связано с остатками кофе, присохшими к блюдцу. На кофейной гуще гадают, кажется. Если так, то эта чашка того, кто был в доме.
Женщина повернулась… она мыла посуду.
А
он поднялся.И протянул руку. Привычный жест. Знакомый. И пальцы сдавили позвоночник, разрывая и его, и струну спинного мозга. Смерть быстрая.
Он ей не позволил упасть. Удержал, иначе тело ударилось бы о столешницу и поза была бы иной. Уложил, даже бережно. А в это время…
Кровь.
Откуда?
Или… у Бекшеева вот частенько носом идет, особенно после обращения к дару. А Софья… могла ли она? Могла. Кофейная гуща. Карты. Она пыталась что-то увидеть.
Может, и вышло?
Рядом с тем, кто и был опасен?
Тогда почему он не убил и Софью.
Это важно.
Дар утверждает, что важно. Но Бекшеев никак не может понять, чем. Будто что-то донельзя очевидное и простое ускользает от понимания. Что-то такое, что всем известно.
Он переступает через тело. И принимает пару револьверов, стволы которых жирно поблескивают. Их и чистили, и смазывали.
– Телефон по-прежнему молчит. Этому ублюдку повезло несказанно, - Зима подтягивает ремни кобуры. – Хотя… он бы мог и диверсию устроить, но тут буря. Помехи. Камни не любят бурь.
Камни.
Не любят.
– Почему, кстати?
– Ты у меня спрашиваешь? – её ледяное спокойствие пугает. – Хотя… это как-то с энергетическими всплесками связано. Они же по сути передают не сам звук, а матрицу. По подобию. Одинцов как-то пытался объяснить, местами мне даже казалось, что понимаю. Там принцип, что в одной части, то и в другой. А звук там или картинка…
– Или сила, - все постепенно становилось на свои места. – Сила. Камень. Я нашел тот камень… Никанорова его не взяла с собой. Его. И письма. Но в письмах тех ничего особенного. Обычные… про погоду, природу. Кстати, про Дальний ни слова. А вот сам камень уже был родом отсюда. Я не мог понять, зачем. Еще и не ограненный, зашлифованный только.
Принцип подобия.
Сила.
Ему нужны были не просто женщины, но одаренные.
Зачем?
Затем, что кровь, насыщенная силой, восстанавливает. Так он считает.
– Идем, - Зима закинула на плечо обрез. – По дороге подумаешь. Кстати… записку.
Записку она оставила на столе, придавив грязной чашкой кофе.
– Отпечатки…
– Обойдемся.
– Суд…
– Ты и вправду думаешь, что этот угребок до суда доживет? – поинтересовалась она с прежним спокойствием.
Машину Зима взяла Сомовскую, ту, которую градоправитель для матушки выделил, может, к слову, не совсем добровольно. Но возражать он, как думалось, не станет.
В окнах дома горел свет.
И…
– Оставайся? – предложила Зима. – Я Тихоню возьму…
– Нет.
Это… глупо. Крайне. А Бекшеев всегда был человеком разумным. Но сейчас почему-то разум отступил, оставив одно желание – разобраться.
Самому.
Самонадеянно. Неправильно. Не вписывается ни в какие процессуальные нормы. Но… он должен. Сам. До конца.
Увидеть.
Понять.
И найти…
За руль села Зима. И выехала, едва не протаранив знакомый уже грузовик.