Не желаю быть королевой

– Вы уверены, принцесса? – как-то странно произнёс он.

– Вы пытаетесь меня соблазнить? – дошло до меня. И не знаю уж, что он увидел на моём лице, но засмеялся свободно и как-то облегчённо. Я не поняла.

– Для девушки, не стремящейся замуж, вы слишком спокойно зашли в спальню к неженатому мужчине, принцесса.

И с этими словами он развернулся ко мне спиной, снова поднимая рубаху, которую выпустил от смеха. Только рубаха зацепилась за марлю и дёрнула рану, потому что он зашипел.

– Замрите, – приказала я раньше, чем сама поняла, что делаю. Быстро поставила колбу и мазь на умывальник. Два шага, и вот я уже перехватываю его рубаху, аккуратно отцепляя её от марли и поднимая дальше.

– Зачем так резко? Сами же себе навредили. Тяните спокойно, – придерживала я края марли. Медленно рубаха поползла вверх. – Брюки.

– Что? Их тоже снять? – затряслась спина. Вот же невыносимый мужчина! Что он себе надумал?

– И их. А после выздоровления вы на мне женитесь, раз так вышло, – разозлилась я, а потом перешла на серьёзный тон, не замечая напряжения мужчины: – А сейчас приспустите брюки. Рана расползлась почти до копчика. И помните, что ночью я вас уже видела. Не больше необходимого, не переживайте.

И вот ведь ни словом не обманула, но сейчас, когда он в сознании, было совсем не так, как ночью. Он не сказал больше ни слова. Я буквально заставляла себя не смотреть на него, на сильные руки, напряжённо, практически по миллиметру оголяющие нижнюю часть раны, на руки, замершие где-то впереди и держащие единственную одежду на мужчине. Только сейчас до меня стала доходить двусмысленность ситуации. Я не только была в покоях неженатого молодого мужчины, я практически заставила его раздеться. Настолько, что мне было видно начало ложбинки.

На мгновение я прикрыла веки и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Что-то сердце колотилось подозрительно и губы пересохли. Странное состояние. Но у меня не было ни времени, ни права разбираться в реакциях своего организма. Я должна была облегчить боль этого мужчины, что так доверчиво сейчас предстал передо мной.

Собравшись с мыслями и конечностями, ибо руки тряслись, я приступила. Намочить кусок бинта, а им уже марлю на спине Татинкора – ничего сложного, но от первого же моего прикосновения он напрягся. И мне кажется, что не дышал, пока снимала марлю. Обработка краёв тоже прошла в напряжении. А от первого же прикосновения мази он дёрнулся так, что я чуть не выронила баночку, которую держала в руке.

– Больно? По идее, уже не должно быть боли. Всё затянулось.

– Нет, не больно, – прохрипел он, прокашливаясь. Странно, вроде бы горло у него не болело до этого. Может, просквозило, пока из лазарета шли? Всё-таки коридоры продуваются, а он был в одной просторной рубахе. Надо ему настой укрепляющий ещё принести.

– Я постараюсь аккуратнее. Но если вдруг сильно надавлю – говорите.

Он лишь кивнул, а я продолжила. Я настолько боялась причинить ему ещё большую боль, что касалась лишь самыми кончиками пальцев, и временами мне казалось, что он дрожит. Всё-таки простыл. Плохо, организм не восстановился от одного потрясения, а тут ещё простуда.

Мои пальцы тоже как-то иначе себя чувствовали. Будто независимо от моего желания хотели коснуться его. И прижаться совсем не к ране. На пояснице уже мои руки дрожали в жажде дотронуться всей ладошкой. Поймала себя на желании сжать эти напряженные ягодицы, так красиво обрисованные спущенными и натянутыми брюками. Провести по бокам вверх, поцеловать…

Пришлось даже головой потрясти для прояснения в бедовой головушке. Откуда такие мысли? Стыдно-то как…

Доделывала перевязку я, наверное, красная как помидор. Хорошо, что он стоял ко мне спиной и не видел моего состояния. Вот бы было ему о чём пошутить потом.

– Всё, можете одеваться. Я приду через три часа, – проговорила я, выскакивая из ванной. Но в спальне, конечно же, взгляд упёрся в кровать. Не то чтобы она была большой или слишком широкой (видела я родительскую), но вышедшая сегодня из-под контроля фантазия нарисовала очень красочные картинки, как Татинкор подходит к ней, раздевается, забирается… причём никаких брюк не было…

Чуть ли не взвыв, я вылетела из комнаты. Бегом пронеслась по коридору, влетела в свою гостиную и прислонилась спиной к двери, будто за мной кто-то гнался.

– Леди, что-то случилось? – вышла ко мне горничная из спальни, чем только напугала.

– Нет, всё нормально, – выдохнула я, отлипая от двери.

– Я бы не сказала так. Но если… – Она пожала плечами, разворачиваясь. А мне вдруг очень захотелось выяснить причины, а может, и поделиться. Мамы-то рядом не было. Но я сдержалась. Наши отношения с горничной всегда были такими, как и положено «леди – прислуга», и никаких откровений.

Умылась и отправилась в библиотеку. Где же ещё искать ответы на вопросы, если спросить не у кого? Только книги не дали результата, или я не поняла. А тут и опять время пришло. Что ж эти три часа так быстро летят?

Глава 14

Шла в комнаты Татинкора как на выговор от отцов. Только на их лекции о моём неподобающем принцессе поведении я приходила в таком настроении. Когда очень не хотелось, страшно даже временами было, но отступить нельзя. Однажды попыталась сбежать от заслуженного наказания, так меня так застыдили за то, что не хватает смелости даже ответить за свои поступки, что отлынивать больше не хочется.

Вот и сейчас я не имела никакого морального права переложить эту процедуру на кого-то другого. Да, как принцесса я могла поручить это прислуге, но как виновница травмы…

Уже почти у дверей его покоев я вспомнила, что собиралась принести ему противопростудный настой. На секунду даже заколебалась, но решила не возвращаться, давая себе зарок обязательно прислать ему слугу с настоем позже. Зато перед самой дверью замерла в нерешительности. И даже занесённую для стука руку пару раз опустила.

Почему-то внутри была странная каша из желаний, эмоций и ощущений. Причём все они говорили о разном. Я попыталась ещё до похода в библиотеку отделить их друг от друга, но выходило что-то непонятное. Физические желания, судя по рассказам других (того же Физона, который не стеснялся делиться со мной своими сердечными и не только победами), в прикосновении к представителю противоположного пола в моём возрасте не только обоснованы, но и нормальны. Более того, моё полное хладнокровие до этого момента к мужчинам вызывало беспокойство у родителей, особенно у мамы, которая пусть и редко, но судила нас с братьями по меркам своего мира. Она рассказывала, что в том мире половое созревание наступает всего в четырнадцать лет, в то время как у нас не ранее семнадцати. По сути, именно поэтому этот возраст и считают брачным, но только для девушек. Так вот, мне уже восемнадцать с половиной, и до сих пор никакого особого отношения к мужскому полу я не испытывала. Почему это случилось сейчас? Почему именно с Татинкором? И неужели это вот так? Настолько резко. Или я опять чего-то не заметила?

Говорить о том, что я была эмоционально растеряна, даже не стоит. Мне было очень не по себе, крайне некомфортно. Татинкор был приставлен ко мне как учитель, а я на него засматриваюсь. Ужас…

– Так и будете стоять под дверью? – Перед моим носом резко открылась дверь, демонстрируя объект моих терзаний. Он опять был в рубашке и домашних мягких широких брюках. Без меча за спиной и кинжалов на поясе он смотрелся… необычно или скорее непривычно.

– Нет, конечно. Готовы? – задрала я подбородок, пытаясь сделать независимый вид. Сама же просматривала силуэт мужского тела сквозь сорочку, слегка свободную ему.