Небесный капитан (Авиатор 3)

"Предусмотрительно! Но и я сегодня заслужила что-нибудь эдакое, разве нет?"

– Входи!
– пригласила она.
– Выпить хочешь?

– А что ты пьешь?

– Виски.

– Крепкий?

– А тебе что, утром на работу идти?

– Да, нет, вроде бы, - Нина вошла и закрыла за собой дверь, щелкнул замок.
– Дай попробовать!

– Пробуй, - улыбнулась Лиза и, сделав намеренно долгий глоток, наклонилась к Нине.

Прикосновение Нининых губ оказалось приятным, но коротким.

– Действительно, вкусно!
– признала Нина, стремительно пройдясь языком по губам Лизы.
– Еще глоток?

– Тогда нам лучше сесть или лечь, - усмехнулась Лиза.
– А то у меня скоро шею сведет!

– Лучше лечь!

– Пойдем!
– позвала Лиза и направилась в спальню.

На самом деле, она уже "загорелась" и останавливать этот пожар не собиралась. Одним глотком допила все, что еще оставалось в стакане и, поставив его на прикроватный столик, упала спиной на кровать. Приглашение недвусмысленное, и Нина не заставила себя ждать. Пожалуй, она была несколько поспешна и резковата в движениях, но, возможно, в этом была виновата страсть. Однако перед тем, как окончательно потерять голову, Лиза отметила про себя очевидную неопытность подруги. Это было странно, учитывая активные ухаживания американки, но думать об этом не хотелось. Хотелось другого, и Лиза решительно взяла инициативу на себя. Нина была женщиной некрупной, можно сказать, миниатюрной, так что Лиза легко "взяла верх", показывая, что и как нужно делать, и, следует сказать, Нина оказалась хорошей ученицей, да и импровизировала не хуже профессиональных джазистов.

Сколько времени продолжалось это путешествие "в страну чудес", Лиза не знала. Возможно, долго, а может быть, и нет. Но в любом случае, она совершенно определенно испытала невероятное наслаждение и многократно кончила, один раз и вовсе каскадом, так что ее "било и мотало" никак не меньше минуты или двух. Жарко было, как в бане, пот лился ручьем, и сердце колотилось, как после воздушного боя. И, похоже, что от переизбытка впечатлений и от силы, пережитых эмоций, в какой-то момент Лиза просто лишилась сознания, выпав в нирвану или еще куда. Нина, - хоть и "орала" временами куда громче Лизы, - оказалась в этом смысле невероятно выносливой, и когда Лиза пришла в себя, американка покрывала мелкими поцелуями ее многочисленные шрамы, о существовании которых Нина до этой ночи даже не подозревала.

Правду сказать, это оказалось по-настоящему приятно, так что Лиза "расслабилась" и продолжала получать удовольствие, хотя так высоко, как прежде, уже не взлетала.

– Что с тобой произошло?
– спросила Нина чуть позже, когда они пили виски, сидя на постели в первых лучах восходящего солнца. Раздвинули шторы, приоткрыли одно из двух высоких окон, и закурили, прихлебывая крепкий - сорок шесть процентов алкоголя, - шотландский односолодовый виски тройной прогонки.

"И в самом деле, что с тобой произошло, милая?"

– Упала неудачно, - сказала она вслух, - и так несколько раз подряд.

Нина намек поняла и больше о шрамах не спрашивала. А вот сама Лиза не думать об этом не могла. Начала с очевидного: слава Богу, местная мода не предполагает ношения мини юбок, тем более, тридцатилетней женщиной. Кроме того, шелковые чулки заметно плотнее капрона, а глубокое декольте в вечернем платье, если что, можно компенсировать открытой спиной. Так что выставлять напоказ свои уродства Лизе не приходилось, и вся правда открывалась только в постели. Ну, или на пляже, но на общественные пляжи, как и в общественные бани, Лиза не ходила. Она, разумеется, приходила иногда к морю, но не в купальнике, в смысле, не для того, чтобы загорать или купаться, а просто, чтобы прогуляться вдоль берега, только и всего. Купалась она обычно одна, на безлюдных пляжах, предпочитая для своих заплывов утренние или вечерние сумерки, или такое время года, когда нормальные люди на пляжах не появляются.

Однако дело было не только в эстетике. Гораздо важнее для Лизы было понять, как она вообще смогла выжить, получив такие - обычно не совместимые с жизнью, - повреждения! В бою под Опочкой польский крейсер-тримаран "Маршал Гелгуд" расстрелял ее штурмовой коч, что называется, в упор. После этого штурмовик Лизы, - или, вернее, то, что от него осталось, - упал под действием гравитации на землю с довольно большой высоты. Лизу нашли спасатели. По их мнению, впрочем, они нашли окровавленный труп женщины-пилота, и то, что мертвое тело неожиданно стало проявлять признаки жизни, повергло их в замешательство, если не сказать, в шок. Врачи, как позже узнала Лиза, вообще не понимали, как такое возможно, считая Лизу неким принципиально непостижимым медицинским феноменом, никак не меньше. Впрочем, они не знали, - и не могли знать, - что капитан-лейтенант Браге действительно погибла в тот день, а "признаки жизни" подавала уже совсем другая женщина, хотя и в том же самом разбитом и изуродованном теле. По мнению Лизы, именно тогда она и "застряла". Возможно, - и скорее всего, - войти в чужое сознание, как и выйти из него, можно только, если человек жив. Впрочем, это была всего лишь гипотеза. Одна из многих, но она Лизе нравилась больше других.

В общем, Лиза тогда выжила и вскоре даже пошла на поправку. А чуть больше чем через год после того, как произошел исторический бой между крейсером и одиноким штурмовиком, флотская медицинская комиссия признала ее здоровой, и более того, годной к службе на боевых кораблях. На штурмовик ее не пустили из одной только перестраховки, поскольку все физиологические показатели Лизы оказались в норме. Единственным напоминанием о многочисленных переломах и разрывах, - ну, разумеется, кроме пресловутых шрамов, - являлись периодические приступы сильной боли, о которых, Лиза никому не рассказывала, переживая их в одиночестве, даже если оказывалась в этот момент на виду. Боли эти были в принципе необъяснимы, ведь неоднократные проверки Лизиного здоровья, последняя из которых произошла в апреле после боя над Виндавой, никаких отклонений в функционировании ее организма не выявили. Что-то такое знал об этих болях ее несостоявшийся любовник Леонтий Тюрдеев, но тайну свою, - подонок, - унес в могилу. Лиза убила его в западной Африке на берегу реки Мосезе, - и за дело, между прочим, - так и не узнав, что за снадобья готовил для нее корабельный лекарь.

Однако если вывести эти боли за скобки, смерть Елизаветы Браге, - как ни странно это звучит, - осталась для организма Лизы без последствий. Она была физически здорова, и даже более чем здорова. Ее организм справлялся с такими запредельными нагрузками, что можно было только диву даваться. Даже если не считать ее военных приключений, Лиза ведь в одиночку прошла двухсоткилометровый маршрут, пролегавший через горы, пустыни и джунгли западной Африки. На самом деле, даже больше, но кто считал! Ела - если приходилось, - всякую гадость, пила, что придется, временами едва ли не умирая от жажды. И все-таки маршрут прошла от и до. На своих двоих, без специального снаряжения, и даже без подходящей для таких приключений одежды и обуви.

Кроме того, следовало признать, что Лиза умудрилась ничем серьезным в Африке не заболеть. Раны, если и нагнаивались, то воспаление проходило достаточно быстро, и уж точно ни разу не переросло во что-нибудь более серьезное, типа гангрены или заражение крови. Да и малярию не подхватила, хотя долго шлялась по самым гиблым местам. Возможно, ей просто везло, но не исключено так же, что и это положительный результат "вселения". В архиве Тюрдеева, хранившемся в его доме в Гейдельберге, Лиза нашла описания нескольких случаев, более или менее, похожих на ее собственную историю. Закономерность, которая в них прослеживалась, заключалась в том, что "воскреснув", человек, не только "освобождался" практически от любой "хвори", от которой страдал до своей гибели, но и обретал некие новые качества, прежде за ним незамеченные. Ничего волшебного. Все в пределах возможностей человека, но при том возможностей предельных. Физическая выносливость, мощный иммунитет, усиление регенеративной функции и высокая адаптивность, не говоря уже о психологической устойчивости. Это, между прочим, объясняло и то, что, реагируя, в целом, стандартно на алкоголь и наркотики, Лиза переносила их гораздо лучше большинства обычных людей. А в июне, во время нападения агентов английской секретной службы она "перенесла на ногах" еще и острое отравления ингиберином .

Воспоминания о том дне заставили Лизу резко сменить направление мысли. Теперь - по прошествии времени - она уже не была так уверена, что это, и в самом деле, операция МИ 6. Слишком топорно, грубо, словно бы, на показ, действовали англичане. Вполне возможно, что в той истории не обошлось без Ивана и контрразведки Флота. Не то, чтобы откровенная инсценировка, но слишком похоже на провокацию.

"Все возможно!"

Но даже если Седжвик появился там случайно, - во что Лиза не верила, - с "капитаном ван Россомом" пора было что-то решать. И решать кардинально.

"Да, - решила Лиза, пыхнув папиросой, - пора задуматься о судьбе майора Седжвика. Выстрел-то остался за мной!"

***

Две недели пролетели, как не было, буквально растаяли "как сон, как утренний туман". Лиза оглянуться не успела, а на дворе уже конец июля, а за окном площадь Испании. И значит, каникулы с Ниной закончились, но жизнь продолжалась, и это было прекрасно.

В конце концов, ничто не вечно под луной, и однажды выяснилось, что американке пора возвращаться домой, да и у Лизы в начале августа была назначена "деловая" встреча на севере Италии. Уточнять, где именно и с кем конкретно она встречается, Лиза не стала, но и Нина не могла сказать, когда именно прибудет в Нью-Йорк и когда доберется до Филадельфии. И с пенсильванским адресом неожиданно возникли проблемы. Один дом Нина, вроде бы, продала, - он казался ей слишком большим, - другой еще не купила. История темная, но Лизу такое положение дел даже устроило. "Курортный" роман тем и хорош, что не предполагает логического продолжения. И никакого вообще продолжения, если честно. Любовь - морковь, встретились - разбежались, без обязательств и без последствий. Такова жизнь.