Небо в огне
Шрифт:
– Где найти постоялый двор? – спросил Алсек у воина. – В Шумной Четверти ещё принимают странников?
– Здесь нет постоялых дворов, - отозвался тот. – Здесь не рады бродягам. Вам, жрецам, надлежит идти к дому Сапа Кеснека, там собирают воинов для Солнца.
Хифинхелф крепко взял изыскателя за плечо и провёл сквозь ворота. Алсеку на пороге Чакоти померещилось, что в лицо ему дохнули жаром, он даже прослезился и за воротами ощупал брови – не спалило ли их?
– Запрещено торговать, - пробормотал ящер и пожал плечами. – Тут очень нехорошшо, Алссек. Ссмотри в оба.
– Да уж как-нибудь, - сердито отмахнулся изыскатель, оглядываясь в поисках Аманкайи. Колдунья ждала их у стены, и кто-то из стражи уже подошёл, чтобы прогнать её. Алсек, покосившись на башни,
– Я нашла дом недалеко от святилища змея, - тихо сказала она. – Воин говорит, что хозяев там нет. Они были против Сапа Кеснека… теперь нужен кто-то, кто будет работать за них.
– Недурсственно, - шевельнул хвостом иприлор, осторожно погладив Аманкайю по макушке. – Дорогу знаешшь?
…Уже темнело, и Алсек не стал скрываться под солнечным пологом. Все ставни были плотно закрыты, никто не глазел с крыши, никто не выходил из домов на незнакомые шаги. Только крылатая стража облетала город круг за кругом, пронзительно кричали спускающиеся с небес полуденники, да патрули прочёсывали переулки частым гребнем. В сгущающихся сумерках Алсек видел, как всё ярче становится желтоватый свет, исходящий от их брони.
– Чешшуя и шшипы, - покачал головой Хифинхелф, оглянувшись на очередной патруль. – А вон тот отращивает хвосст. Кажетсся, даже сс лезвием.
– Люди-Скарсы, - Алсека передёрнуло. – Как это сделали?!
– Нецисс, должно быть, знает, - махнул хвостом ящер. – Ессли он ещё жив. Алссек, зачем мы подошшли к этой площади?!
– Мы идём к Золотой Четверти, Хиф, эту площадь нам не миновать, - отозвался изыскатель, замедляя шаг. Его взгляд остановился на ступенчатой башне Храма Солнца.
Семь широких каменных ступеней, как и века назад, поднимались к небу, но ни одной золотой чешуйки не было на них – все щиты и пластины посдирали, вырвали яркие камни из ниш, и крылатые коты по углам опустевшими глазницами взирали на площадь. Лестницу запорошило пылью, и на ней не было следов; ни капли крови не темнело на ступенях, а на самом верху лежала дохлая летучая медуза.
Пустой дом – один из четырёх домов большого квартала – едва ли не примыкал стеной к могучим каменным валам вокруг крепости Джаскара. Полсотни шагов – и Алсек мог бы прикоснуться к огромным глыбам, слагающим стену крепости Ханан Кеснека. Сейчас, в густеющих сумерках, она казалась чёрной тучей, из-за которой пытается пробиться солнечный свет. Там, за стеной, не гасли багровые и золотые огни, и тяжкий жар струился над стенами – Алсек чувствовал его кожей.
Знаки на стенах квартала, тающие в сумраке, рассказывали долгую и запутанную историю о дочери Ханан Кеснека, вышедшей замуж за купца из Навмении, о её внуках и правнуках, служивших в Вегмийе поколение за поколением, пока… Алсек не хотел узнавать, на чём оборвался рассказ, - и так его мутило от жары, не слабеющей даже днём, от неподвижных лиц и жёлтых глаз прохожих, от запаха крови и гари, въевшегося в мостовые, в камни стен, в каждую травину циновок.
Никто не сказал путникам ни слова, пока они устраивались на ночлег в пустом чужом доме. Соседи – полтора десятка мужчин и женщин, ни одного старика или ребёнка, никого, в чьих глазницах не пылал бы золотой огонь – молча заходили во двор, молча разбредались по жилищам. Очаг во дворе не разжигали уже много дней, и Алсек не притронулся к холодным углям – тем более, что дров в квартале он не нашёл, а жечь циновки и дверные завесы было бы слишком вызывающе.
– Кушшши… - горько вздохнул Хифинхелф, из-за приоткрытых ставней расслышав рёв кумана. Алсек похлопал его по лапе и плотно закрыл окно. Золотистая лента-барьер сверкнула вдоль стены – тонкая, чуть толще волоска.
– Хороший дом, - прошептал изыскатель, покосившись на окна. – Два шага – и мы в святилище. Теперь разведать бы дорогу…
– Сслишшком ссветло там, - покачал головой иприлор. – Незаметно не пройдём. Может, призвать Владыку ссюда?
– Лучше всё-таки заглянуть внутрь, - отозвался жрец. – Убедиться, что мы не промахнулись. Значит, они ищут воинов для своего ложного
солнца…– Они ищут всех, Алсек, - поёжилась Аманкайя. – Тут нет никого, кто не служил бы Джаскару. Ты видел их глаза? Они изнутри выжжены.
– Да помогут им боги по ту сторону Туманов, - склонил голову Алсек. – Будь осторожна, Аманкайя. Выжжены они или нет, у них хватит сил спалить всех нас. Прикинемся мирными путниками, теми, кто для Джаскара не опасен.
Он запустил руку в самый большой и тяжёлый из дорожных тюков и выудил стеклянную рубаху, завёрнутую в два слоя плотного мелнока. Развёрнутая скатка тихо зазвенела.
– Шшто ты затеял?! – вскинулся Хифинхелф.
– Тише, Хиф. Не тревожься раньше времени, - пробурчал изыскатель, натягивая на себя толстую рубаху. Надевание доспехов пока давалось ему с трудом, хоть он и примерял их в свободные дни по пять-десять раз – но всё же теперь они не звенели на каждом шагу и не болтались мешком.
– Вот так, - пробормотал он, осторожно похлопав себя по бокам. В кромешной тьме закрытой комнаты горел только одинокий церит на груди Хифинхелфа, и в его сиянии стеклянная чешуя бросала на стены синие и зелёные блики. «Великий Змей Небесных Вод,» - Алсек притронулся к зубастой морде на груди. «Защити меня от жара, от солнца, упавшего на землю…»
– Я пойду в гости к Джаскару, - сказал он. – Если повезёт, стану его воином. Посмотрю, что там, за стеной, и много ли башен сломал небесный удар. Вы отдыхайте до утра. Приследи за Аманкайей, Хиф, тут очень опасно.
– И поэтому ты лезешшь дракону в пассть?! – ящер вскочил и потянулся к плечу Алсека, но жрец проворно отступил к двери. – Ты в ссебе?!
– Ты… станешь убивать для Джаскара?! – еле слышно выдохнула Аманкайя.
– Не бойся, тут некого убивать, - криво усмехнулся жрец. – Он собирает армию для дальнего похода, а поход начнётся не завтра. Я никуда не лезу, Хиф, я вернусь скоро – и вернусь живым. Ложитесь спать, завтра утром вы пойдёте по моим следам.
Каменные ворота крепости были приоткрыты – стража сменялась на постах, ночные патрули выходили в город. Алсек двинулся им навстречу, легко разминулся в широком изогнутом коридоре меж стен с отрядом Существ Сиркеса и огромным Скарсом – и вошёл в крепость, не услышав ни единого слова от стражей. Взгляды жгли ему спину, но он шёл неспешно, с любопытством глазел по сторонам – на глухие стены с зубцами наверху, поблескивающие за ними наконечники дротиков, отблески на гребнях шлемов и щитках брони, золотые и перламутровые пластины, со стен храма перенесённые на стены дома Джаскара. Тут было много длинных строений в три этажа и четырёхгранных могучих башен, много закоулков и ниш, за которыми угадывались раздвижные каменные плиты… и много стражи, людей и хесков. Золотые светильники горели на каждом уступе, заливая все улочки нестерпимо ярким сиянием, - даже Алсек, жрец солнца, мигал и щурился.
Пронзительный крик с неба заставил его вздрогнуть и изумлённо уставиться в чёрный небосвод. Там, расправив крылья, парил тонакоатль в сверкающей броне, и второй выписывал круги вдоль стены, как будто солнце не ушло ещё за горизонт.
«Полуденники среди ночи!» - Алсек помотал головой и ущипнул себя за руку – видение не пропало. «Видно, света Кровавого Солнца им хватает для полёта…»
Жар всё сильнее бил в лицо – изыскатель прошёл в последние ворота и выбрался на площадь. Вся крепость Джаскара свивалась вокруг неё огромной каменной змеёй. Плиты под ногами блестели, как оплавленные, и вздымались волнами, бесчисленные трещины в них и между ними были наскоро заложены булыжниками, и мостовая как будто колыхалась под ногами, угрожая сбросить путника в невидимую яму. За сорок шагов от крепостных башен поднималась вторая стена, столь же высокая и толстая, но построенная очень странно – будто обломки камня, большие и маленькие, покидали в кучу и залили сверху стеклом, а потом оно пошло трещинами и пузырями, да так и застыло. Из неряшливо сложенных глыб – не все из них даже были отшлифованы – торчала одинокая угловая башня с плоским, странно перекошенным верхом – как будто от неё отломили кусок, а потом заложили плитами провал.