Нечто из Рютте

– А что за кузнец?

– Богатый кузнец, с ним и управляющий наш Соллон дела ведет, и аббат, и другие люди разные.

– А что за дела? – не унимался Волков.

– А мне почем же знать? Мое дело – двор да конюшня.

Старик провел солдата и стражников в трактир через конюшню. Там было тихо и темно, горели только пара ламп на все большое помещение. Везде вповалку спали люди: и на лавках, и под лавками, и просто в проходах. Появление стражников с факелами никого не обрадовало. Некоторые начинали что-то бухтеть спросонья.

– Спите, добрые люди, – басом успокаивал сержант.

– Где покои? – спросил солдат дворового дедка. – Наверху?

– Нет, наверху комнаты для гостей, а покои за кухней. Идемте в кухню, после нее дверь на выход, налево, а прямо – так она в покои.

Солдат двинулся на кухню, Ёган и стражники за ним. Перепугали кухарку – баба с каким-то мужиком тискалась в полутьме, а дверь в покои оказалась заперта изнутри, да только вот засов был хлипкий.

– Сержант. – Солдат остановился, кивнул на дверь.

Сержанту объяснять было не нужно, он плечом одним движением снес дверь, та распахнулась, и Волков за сержантом вошел в покои. Это была большая уютная комната с двумя кроватями с перинами, в одной лежали пятеро детей, которые с ужасом глядели на огромных людей с факелами, в другой баба в чепце, видимо, жена трактирщика, а сам он стоял около кровати, в левой руке держа свечу и изумлением смотря на Волкова.

– Доброй ночи, Авенир, – сказал тот, – вот зашел тебя проведать, не поздно ли?

– Да разве она теперь добра? – устало сказал трактирщик.

– Что? – не расслышал солдат.

– И вам доброй ночи, говорю, – выдавил из себя Авенир.

– А скажи-ка мне, где твой друг Соллон?

– Да почем же мне знать, где он? – развел руками Авенир. – Да и не друг он мне, так, знакомый.

– Знакомый, говоришь? А сегодня ты его видел?

– Видел.

– Говорил с ним?

– Говорил.

– И давно это было?

– А часов у меня нет, откуда у меня часы? Почем мне знать?

– Часов, значит, нет, – произнес Волков и подошел к Авениру. Подошел, левой рукой приобнял чуть ошалевшего трактирщика за талию, а правой похлопал его по животу.

О, какое удовольствие получил Волков, когда под ветхой тканью рубахи на животе трактирщика он нащупал стопку бумаг.

– А это что у тебя такое, друг Авенир?

Трактирщик перестал дышать, замер, косился на солдата, как испуганный конь, и молчал.

– Да что же там у тебя? Давай-ка посмотрим.

Волков одним пальцем разорвал ветхую рубаху от ворота до пупа, запустил руку под исподнее и извлек оттуда кипу бумаг. Не поленился, проверил, не осталось ли там еще. Не осталось. Тогда он по-хозяйски сел на кровать и жестом подозвал одного из стражников с факелом. Стал читать. Изучив первую бумагу, посмотрел на Авенира, широко улыбаясь, и спросил:

– Авенир, Авенир, а знаешь ли ты, что здесь написано?

Тот молчал и стоял, чуть покачиваясь.

– А ну да, – вспомнил Волков, – ты же нашего письменного языка не разумеешь. Ты ж только на своем пишешь-читаешь.

Авенир косился на него, молчал да сжимал свечу, а Волков продолжил читать бумаги. Он читал, стражники и сержант ждали. Дети и баба трактирщика со страхом таращились на них. А Авенир стоял, покачиваясь, ни жив ни мертв. Дышал едва. Солдат, дочитав последнюю бумагу, встал и заговорил с трактирщиком, помахивая перед носом того всей кипой:

– А скажи-ка, Авенир, за сколько ты это купил у Соллона?

Трактирщик по-прежнему молчал.

– А ты богатый человек, Авенир, раз можешь позволить себе покупку таких дорогих бумаг. А говорил, денег у тебя нет, у родственников хотел занимать.

Трактирщик таращился на него стеклянными глазами и едва дышал.

Волков подошел ближе и заговорил трактирщику прямо в ухо:

– А скажи-ка, Авенир, ты вместе с Соллоном обворовывал барона? А?

– Я… я никого не обворовывал, клянусь детьми, – наконец произнес трактирщик.

– Не обворовывал? А откуда у тебя эти бумаги? Вот, смотри, расписка барона на двадцать шесть талеров, предъявитель Соллон, ладно, эту опускаем, а вот на сорок один талер, она на предъявителя, вот на шестнадцать, опять на предъявителя, – Волков совал одну бумагу за другой под нос трактирщика, – вот на восемь, опять на предъявителя, вот на двадцать два, опять на предъявителя. Вот еще. И еще, все на предъявителя. Всего на сто шестьдесят один талер! Огромные деньги, Авенир бен Азар. Барон-то наш – твой вечный должник, получается. А вот еще одна любопытная бумага, знаешь, что тут написано? Да откуда, ты ж нашего письма не разумеешь. А я тебе скажу, что это! Это, Авенир, доверенность на продажу «каменного дома в два этажа, что стоит в селении Рютте напротив церкви», – прочитал солдат. – Как же ты такие бумаги покупаешь, не умеючи читать, а? Кстати, а сколь такой дом стоит, Авенир?

– Я не знаю, может, талеров десять? – выдавил трактирщик.

– Десять? – не поверил Волков. – Да там камня, стекла и меди на крыше только на пятнадцать, или я ошибаюсь?

– Соллон при мне хвалился, что его дом стоит пятьдесят монет, – заметил сержант, – может, конечно, и врал, но думаю, не шибко.

– Вот видишь, – продолжал солдат, – так скажи мне, Авенир, откуда у тебя деньги, чтобы купить расписок барона и доверенность на дом на двести талеров? Да и как ты их покупал, если ты читать не умеешь?

– Я их не покупал, – вдруг произнес Авенир.

– Не покупал? – удивился солдат и вдруг схватил трактирщика за шею и заорал: – А откуда тогда у тебя эти бумаги? – Он стал тыкать в бумаги трактирщика носом, продолжая орать: – Откуда? Откуда? Откуда бумаги?

Трактирщик трясся, но молчал, а вот баба его и дети дружно завыли.

– Молчишь? – продолжал орать солдат. – Ничего, на дыбе заговоришь.

При слове «дыба» баба трактирщика завыла еще громче, а Авенир наконец заговорил:

– Не покупал я, он их мне на хранение дал.

– На хранение дал?! Когда?

– Сегодня, сейчас. Недавно.

И тут солдат понял, что удача сама идет к нему в руки, и он, повернувшись к своим людям, спросил:

– Ёган, ты слышал, что он сказал?

– Да как же не слышать, слышал, он сказал, что бумаги ему дал Соллон на хранение.

– Сержант, – продолжал солдат, – ты слышал, что изрек наш друг Авенир?

– Соллон дал ему бумаги на хранение сегодня ночью, – четко произнес сержант.