Нечто из Рютте

– Черт бы вас драл, идите и до урожая считайте, что отработали.

Мужики загалдели, закланялись, пошли на улицу. Волков только было начал резать колбасу, только отпил пива, как в донжон вбежал стражник из тех, кого он посылал с аудиторами в Малую Рютте.

– Господин коннетабль, – начал он.

– Вы дадите мне поесть?! – заорал солдат и в сердцах врезал кулаком по столу.

Стражник перепугался, а Ёган начал пихать его в двери, но Волков призывно махнул рукой.

– Ну, давай, что там у тебя?

– Мужики в Малой Рютте упрямятся.

– Чего? – не понял солдат.

– Двери городским господам не открывают, говорить с ними не желают, а один блажной так вообще собакой их травил, со двора гнал.

– И что говорят?

– Так ничего не говорят, не хотят с городскими говорить, и все.

Солдат вздохнул.

– Я съезжу и посмотрю, – сказал сержант, сидевший в конце стола.

– Вместе поедем.

Волков тоже встал, вылез из-за стола, допивая пиво, а Ёган схватил с тарелки колбасу и побежал к выходу.

Мужик был хлипок, солдат оказался почти на голову выше него да и в плечах шире. Со стороны казалось, что взрослый человек отчитывает подростка:

– Ты знал, что эти господа ходят по дворам по велению барона?

Мужик вздыхал, уставившись в пол, да чесал бороденку.

– А ты на них собаку травил, грозился их кольями бить. Почему?

– А что ж делать-то? – снова вздохнул мужик. – Они ж приехали нас записывать.

– И что?

– Так, значит, подати поднять хотят. А куда нам еще поднимать? Вона, – он обвел рукой свою убогую хату, – гляньте, как живем. Не жируем.

– Никто тебе подати поднимать не будет.

– Ну, значит, оброк возьмут или на барщину лишний раз погонят, – не сдавался мужик.

– Мы здесь не для этого, – заявил худой аудитор по фамилии Деркшнайдер. – Мы здесь для того, чтобы выяснить, правильно ли управляют имением. Хотим выяснить только это.

– Так уж известно, что будет. Вы все сначала выясните, потом запишите, а потом подати поднимете.

– Так, кто тебе это сказал? – спросил солдат, хватая мужика за грудки.

– Да уж никто, сам докумекал.

– Сам? А на господ пса травить тоже сам докумекал?

– Ну что ж, тоже сам.

– А знаешь, что тебе за это будет?

– А чего ж не знать? Знаю. Кнут будет, – меланхолично произнес мужик. – Так нам не привыкать, наше дело мужицкое.

Солдат без размаха влепил ему оплеуху, и даже без размаха солдатская оплеуха тяжела. Мужик чуть не упал, но Волков поймал его, встряхнул и снова спросил:

– Отвечай, кто тебя надоумил? Кто тебе сказал, что после переписи тебе подати поднимут?

Мужичонок стоял, сопел. Коннетабль схватил его за бороду, потряс и заорал:

– Отвечай! Или в подвал отведу!

Мужичонок упрямо молчал. Волков взбесился, хотел еще раз его ударить, но тут вмешался Ёган:

– Господин, думаю, тут без старосты нашего не обошлось.

Волков глянул на Ёгана, опять встряхнул мужика.

– Говори, староста тебя подбил на господ собаку травить?

Мужик опять упрямо молчал.

– Зря ты, Николас, молчишь, – сказал Ёган. – Староста тебе не друг, он тут никому не друг, когда он нам другом был?

Мужичонка только вздохнул в ответ.

– Ладно. – Волков выпустил его и продолжил примирительно: – Отвечай на вопросы этих господ, а я со старостой сам разберусь.

– И что, мне от вопросов легче жить станет?

– А может, и станет. Староста и Соллон обворовывали и вас, и барина. А теперь эти городские господа все заново посчитают.

– Нам-то точно жить легче не станет. Может, только у барона серебра прибавится.

– Может, и тебе полегчает, мало ли, – обнадежил его Ёган.

– Да когда ж такое было, что мужику легчало?

– Хватит! – рявкнул Волков, снова закипая. – Или будешь отвечать, или собирайся в подвал и под кнут.

– Ну раз так – отвечу. Спрашивайте, господа.

Аудиторы начали задавать ему вопросы, а мужик начал врать. А Ёган стал ловить его на вранье. Получался какой-то базар. Солдат не мог находиться в избе, хотелось извозить тупого мужика мордой по полу. Вышел на улицу, устало сел на поленницу рядом с привязанной ободранной козой. Из-за угла хаты лениво потявкивал кобелек. Тут же были сержант и пара стражников. Один из стражников, немолодой, подошел к Волкову и спросил:

– Притомились, господин коннетабль?

– Притомился, – устало ответил солдат и вздохнул, – как будто лужу пытаюсь плетью высечь. Плетью машу, а толку нет. Что бы ни сделал, а делать еще больше надо… И ни конца этому не видно, ни краю… Дело все там же стоит.

– А неправда ваша… Вы как тут объявились, так зашевелилось все, забулькало, что в котелке, а раньше как было? Болото! Пропал, к примеру, человек, да и бог с ним, пошукали малость, поп отпел как сгинувшего, и все! А старосты – воры, паскуды, а Соллон всех девок перепортил, а если кто из родни против был, так он того в бараний рог выворачивал. А сейчас все по-другому, все! И все то вы.

– И упыря мы изловили, – добавил сержант. – Не шутка.

– Да, изловили, – согласился Волков, но не стал он говорить им, что упырь тот, наверное, не последний.

– А про мужика вы не серчайте, – продолжал старый стражник, – мужик – он упрямей барана, все от жадности своей да от бедности. Ничего, мы их переупрямим.

Из избы вышли аудиторы, худой нотариус Деркшнайдер, молодой Крутец, безымянный писарь и Ёган.

– Да, – невесело произнес Деркшнайдер, – а мужик здесь зол. День-то уже к вечеру клонится, а мы всего двоих опросили, так мы долго тут провозимся.

– Сильно упрям мужик был? – спросил Волков.

– Мужик везде одинаков, – заметил Крутец, – не любит мужик, когда его записывают, думает, что больше брать будут после записи.

– То так, то так, – кивал Деркшнайдер, – да вот только это первый раз был, когда меня собаками травили. Ладно, давайте не будем терять времени, пойдемте в другой дом.

Так тяжко дело шло, что до наступления темноты обошли всего четыре двора. И везде аудиторы встречали молчаливое и глухое противодействие.