Недотрога для адвоката. Дело о разводе

Вот только в этом тепле и тишине мне хочется задать один вопрос, который давно крутится у меня в голове.

– Андрюш, можно спросить? – шепчу, не убирая руки с его груди.

– Конечно, – он улыбается.

– Почему ты… так сорвался? Ты всегда был такой спокойный. Холодный, ну, то есть, не холодный, но уравновешенный. Ты же всегда на стороне закона, а теперь… практически вне его. Дело только во мне? Ты как-то очень странно реагировал на то, что меня.… ну…. что я чуть было не подверглась насилию, – использую формальную формулировку.

Поворачиваю голову. Он смотрит в потолок, глаза чуть прищурены.

– То есть ты не подумай, что я что-то.… я, наверное, глупости какие-то говорю, – смешавшись, пожимаю плечами. – Ты мне действительно жизнь спас, я и не сомневалась…. влетел в ту квартиру, как… как смерч. А потом – с этими ДПС-никами, с Дамиром. Как будто у тебя тормоза внезапно отказали. И это твоё предложение…. отдать мне контроль.

Он долго молчит. Я уже почти жалею, что спросила.

Но потом Андрей поворачивает голову. Смотрит на меня. И взгляд у него какой-то... Смутная тень вины и тоскливых воспоминаний.

– Потому что я много лет назад не смог спасти одну девочку.

Он говорит это тихо. Без пафоса, без каких-то обвинений. Просто констатирует факт. Я молчу, глядя на него и ожидая продолжения, и мужчина вздыхает.

– Мне было двадцать шесть. Только начал работать. Взял дело по назначению – изнасилование. Случай сложный, с доказательствами была полнейшая хрень, она поздно сделала освидетельствование. Девушка была в шоке, родители постоянно орали и на неё, и на меня, требовали сделать хоть что-то. Я… старался. Крутился, выжимал из дела всё, что можно. Но суд был… как чаще всего бывает, к сожалению. Жертву сделали виноватой.

Моргнув, переводит взгляд в потолок.

– Я проиграл тогда. Родители забрали девочку домой, потом увезли в деревню, «чтоб не позорила». А через полгода узнал, что она… покончила с собой.

Мои пальцы замирают у него на груди. Он не смотрит на меня, только продолжает:

– После этого…. я перестал брать такие дела. Даже если просили. Даже когда знал, что мог бы выиграть. Не потому, что не хотел. Потому что.… боялся, что опять не справлюсь. А ты…

Андрей наконец опускает взгляд, смотрит мне в глаза, гладит по щеке.

– Я был просто в ужасе, когда понял, что ситуация может повториться. Естественно, я вмешался бы в любом случае, но… ты права, у меня действительно отказали тормоза.

– Андрюш, ты ведь не виноват, – убеждённо качаю головой. – С той несчастной девочкой.… там наверняка и родители немало постарались, раз относились к этому, как к позору семьи….

– Да, я понимаю, – он кивает. – Но поделать с собой ничего не могу. Это сильнее меня. До сих пор думаю о том, что если бы тогда её насильника посадили, она бы справилась.

Я не знаю, что на это сказать. И просто обнимаю его сильнее, так крепко, как могу. И он в ответ прижимает меня.

Так и засыпаем в обнимку.

Андрей

На прикроватной тумбочке вибрирует мобильный. Я уже не сплю, но не шевелюсь, чтобы не потревожить Соню. Подхватываю телефон, задев наручники, так и оставшиеся тут с вечера. На губы невольно наползает улыбка. Я бы не отказался от повторения.… Даже и с прикованными руками!

Хмыкаю от собственных мыслей и кошусь на Соню. Она спит, раскинув руки, и, кажется, очень крепко и глубоко – как будто только теперь разрешила себе по-настоящему отключиться.

Встаю тихо, почти беззвучно. Укрываю её одеялом и иду на кухню. За мной, повиливая хвостом, цокает когтями по полу щенок.

– Сейчас, подожди немного, – говорю ему. – Выведу тебя.

Вряд ли кто-то караулит нас у подъезда в шесть утра.

Смотрю на экран мобильного и хмурюсь.

Уведомление от адвокатской палаты. Производство по внутреннему запросу. Фразы официальные, сухие.

Суть можно понять сразу. Вчитываюсь в слова, выхватывая из текста.… «ввиду инцидента с сотрудниками правоохранительных органов.…», «временно приостановлено…», «процедура лишения статуса…», «на период рассмотрения заявления и делопроизводства.…»

Ну что ж. Ожидаемо.

Я же знал, что так и будет. Давлю вздох.

И всё равно ощущения, как будто пощёчину дали.

Провожу рукой по лицу, ощущая под пальцами щетину.

Статус адвоката – не только работа. Долгое время это была моя опора. Мой способ быть полезным. Возможность говорить и быть услышанным.

А теперь голос мне… просто отключили.

Захожу обратно в спальню и сажусь на край кровати. Соня шевелится, морщит нос. Потом открывает глаза – и как по какому-то наитию сразу чувствует, что что-то не так.

– Что случилось? – голос немного хриплый, но глаза смотрят ясно, она садится, подтягивая к себе колени, смотрит на меня.

– По мне…. начата процедура лишения статуса адвоката, – говорю после паузы максимально мягко.

Соня замирает, моргает, не отрывая от меня взгляда.

– Это… из-за того нападения?! Так быстро?!

– Подали заявление, – говорю спокойно, пожимаю плечами. – Видеозаписи, рапорт от отдела, формальный след. Всё ожидаемо. Палата реагирует автоматически. Пока просто отстранение. Ни сроков, ни статуса. Ждут показаний, внутреннего разбора. Возможно, всё восстановят через пару месяцев.

– Андрей…. – она садится ближе, в глазах уже слёзы. – Это из-за меня. Это всё…

– Нет.

Тянусь, беру её за руку.

– Сонь, не надо брать на себя больше, чем можешь унести. Я сам принял решение. Потому что в тот момент было важнее спасти тебя, чем остаться в рамках закона... И я бы сделал это снова, если бы пришлось, – улыбаюсь ей, промокаю слезинку на щеке уголком одеяла.

– А ты не волнуйся. Я в любом случае буду рядом с тобой. И здесь. И в суде, когда он состоится. Везде.

Соня смотрит на меня. В её взгляде – ужас и благодарность одновременно.

– Но ты любишь эту работу.…

– Люблю, – качаю головой. – Но тебя я люблю больше. И если не будет этой работы, найдётся другая. Или ты влюбилась именно в строгого адвоката? – шучу, поддевая её.

– Дурак, – она возмущённо пыхтит. – Я в тебя влюбилась. Какая разница, кто ты по профессии!

Вздохнув, обнимаю свою девочку.

И понимаю, что не могу больше тянуть.

Всё равно это выплывет. День, два, ну неделя…. Лучше, если она узнает от меня.