Нефритовое сердце

Лю помотал головой и взлохматил волосы. Он снова посмотрел на красное небо. Словно предвестник большой крови, оно медленно темнело вместе с отступающим солнцем. Мрачные мысли нарушили голос Жу Пеня и ворчание старика Ши-Фу. Со стороны лагеря доносились треск разгорающегося костра, стук котелка и деревянной посуды. Их отряд остановился у устья рукотворного канала, который уходил в глубину Южного рисового края недалеко от маленькой деревеньки. Си Фенг рассудил, что приближаться к людям не стоит, потому выбрал место для остановки за холмом, там, где их не заметят. Никто не спорил. Лю успел привыкнуть к походной жизни и больше не скучал по Лояну. Поначалу было непросто, но когда они наконец спустились с гор и поплыли вдоль плодородного Рисового края, стало легче. Осень быстро настигала последние зеленые островки, покрывая равнины и холмы шершавым одеялом пожухлых трав и опавших листьев, и все же по ночам здесь было еще тепло. Лю с содроганием вспоминал морозные ночевки в горах и не сомневался, что запомнил их до конца жизни.

Знать бы только, как долго ему осталось…

Юноша просидел так, пока солнце не скрылось за линией горизонта наполовину. Ветер нежно шевелил последнюю желтую листву на ветвях осины, даря прохладу. Лю любил это время года. Осенний холод был еще мягок и не покусывал кожу, навевал приятную дрему и приносил успокоение. Он бы остался здесь до самого утра, но голод все сильнее напоминал о себе.

Среди мирного шума природы зазвучали смешки и радостный гогот Малыша. Лю повернулся, чтобы лучше видеть лагерь. Толстяк приплясывал и махал идущему со стороны полей Си Фенгу. На плече старого воина болтался увесистый кролик. Кажется, ужин выйдет на славу. Ши-Фу оживился и запорхал над котелком. В воздухе потянуло соблазнительными ароматами трав и пряностей из стариковских запасов, но Лю едва их ощущал. Он уже давно перестал чувствовать хоть что-то. Даже память о Кайсин больше не грела по ночам. От этого было еще горестнее. И пока все спутники находились в приятном предвкушении наступающей ночи, когда музыка звезд и лунного света окружит лагерь полотном тьмы, он сам медленно становился тьмой. Ему отчаянно хотелось помочь друзьям, повеселиться вместе с Жу Пенем, насладиться похлебкой из кролика, но проклятый осколок не давал даже улыбнуться.

Он был там, внутри.

И стоило о нем подумать, как сердце снова разболелось.

– Братик! – крикнул Жу Пень. – Эт самое, есть пошли!

Лю не без труда поднялся, опираясь на осиновый ствол, и побрел на голос Малыша и запахи еды. Ши-Фу сидел перед костром, поджав ноги под себя, помешивал бульон и рассказывал какую-то смешную историю, а Жу Пень слушал его и без конца хихикал.

Его смех начинал надоедать. Лю не прошел и полусотни шагов, а все обретенное умиротворение успело смениться раздражением. Он со злобой опустился перед огнем и посмотрел на монаха исподлобья.

– Почему вы оба вечно веселитесь?! – рявкнул юноша. Получилось не так грубо, как ему хотелось.

Старик заглянул в его глаза, затем перевел взгляд на Си Фенга, который сидел в тени в стороне от лагеря, и только потом ответил.

– Потому что в нашей компании ровно на два угрюмых лица больше, чем надо. – Он говорил сухо, но без вызова.

Жу Пень помрачнел и робко потормошил друга.

– Потерпи, братик. Чуть-чуть потерпи. Ши-Фу говорит, недолго осталось. Скоро мы, того, выплывем к Великой реке, а там уже и пустыня рядом. Скоро ты снова станешь прежним. Точно-точно тебе говорю.

Снисходительная болтовня Малыша не успокаивала, а только злила. Лю пришлось вспомнить все уроки старика за последние недели, чтобы сохранить самообладание. Он стиснул кулаки.

– Прежним? – прошипел он. – Я не чувствую вкуса еды, не могу радоваться и улыбаться. Меня злит моя беспомощность, хоть теперь и понимаю, что не могу этого изменить. Мне осталось только идти вперед. Но чем дальше я захожу, тем труднее становится. Да и долго ли я протяну? Дойду ли до конца? И что меня там ждет? Боль не утихает, Малыш. Пойми! Она становится только сильнее. А что, если меня снова скрутит, как сегодня? Очнусь ли я после этого? – Лю уставился на пламя и принялся заламывать пальцы. Краем глаза он заметил, как Жу Пень поник и уставился под ноги. – Ты говоришь, прежним? Я уже никогда не буду прежним, даже если Ши-Фу излечит меня.

– Нет, – согласился монах. – Не будешь. Но ты снова сможешь жить. Снова начнешь радоваться каждому дню и обретешь силы, чтобы достичь большего. Ты начнешь не прежнюю, но новую жизнь! Обещаю тебе…

– А что толку? Что мне делать с этой новой жизнью? Мне никогда не увидеть больше Кайсин!

– Так вот что тебя беспокоит, – вздохнул Ши-Фу.

Лю скривился в усмешке.

– Беспокоит. Ты обещаешь мне жизнь, а я хочу лишь покоя. Такого, который никто не сможет нарушить.

– Жизнь, Лю, какой бы она ни была, нужно ценить. Непростую и уродливую, прекрасную и беззаботную, любую. Толстосум-чиновник или бедное дитя, живущее под крышей тетушки Таны, – важен каждый из людей. Их жизни – это дар от Прародителей. И твоя, между прочим, тоже! Не спеши тратить ее понапрасну. Ведь никогда не знаешь, – монах усмехнулся, – хе-хе, когда она тебе пригодится!

Над лагерем повисла тишина, прерываемая треском огня. Жу Пень быстро переводил взгляд между котелком и стариком, потирая живот. Си Фенг слушал разговор вполуха, настороженно разглядывая вершину холма.

– Я просто… не знаю, что делать, – понурившись, сказал Лю.

– Тогда вот тебе мудрость этого дня, мой дорогой друг. Решай проблемы по мере их поступления. Ты уже прошел свое первое испытание – смирился с тем, что прошлого не изменить, но все еще страшишься грядущего.

– Так это было то самое испытание? Просто смириться? – Лю схватился за голову. – Я ожидал чего-то… другого.

В воздухе потянуло гарью и горящим деревом. Жу Пень еще пристальней уставился на бурлившую на костре похлебку, капли которой выпрыгивали из котелка и с шипением падали в огонь, но напомнить друзьям о еде не решился.

– Судьба посылает нам испытания разные, порой тяжелые, порой нет. Но даже простые преграды могут многому научить. Лю. Я вижу, что тебя гложет. Эти сомнения терзали когда-то и меня тоже. Мысли порой могут быть нашими самыми заклятыми врагами. И с ними тяжело бороться. Некоторые вещи в этой жизни нужно отпустить. Просто отпустить, чтобы они сами встали на свои места. Не торопись. И не спеши расставаться с жизнью понапрасну. Ты можешь изменить многое, повлиять на жизненные пути других людей. Спасти, погубить, сделать лучше или хуже – неведомо никому. Но как бы там ни было, для этого нужно быть живым самому.

Лю долго молчал. Озлобленное выражение медленно сползло с его лица. Он сидел и не мог найти внутри ничего. Голова опустела. Остались лишь слова старика. Верные, мудрые слова, вес и правоту которых было так тяжело признать.

Наконец юноша кивнул.

– Если уж мне и суждено погибнуть, то я бы хотел сделать это, спасая чьи-то жизни, а не губя их. – Он посмотрел на наставника и поклонился. – Спасибо тебе, Ши-Фу. Ты как всегда прав.

Запах гари стал еще сильнее.

– Непросто уступить, находясь в отчаянии, однако ты смог. Ты молодец, Лю. Просто не спеши. Нам осталось недалеко. – Монах вдруг округлил глаза и схватился голыми руками за котелок. – О духи всемогущие! О Прародители! Чуете? Наш кролик! Давайте уже есть, пока он не выкипел и не сгорел!

Небо резко потемнело, опустилась почти ночная тьма, хотя солнце еще не скрылось за линией горизонта. Задул порывистый ветер. Он принес с собой клубы серого дыма. От рези в глазах Си Фенг часто заморгал и закашлялся.

– Это не от нашего костра.

Подорвавшись с места, воин рванул вверх по холму. Вскарабкавшись на четвереньках, он припал к земле у самой верхушки и, затаив дыхание, выглянул за край косогора. На расстоянии одного ли, не больше, на берегах двух каналов расположилась небольшая рыбацкая деревушка. В таких обычно пахло рыбой, царила вечная сырость от утренних туманов, а сами жители подобных мест были скрытными и не особо привечали чужаков, живя в своем уединении на краю мира пусть и небогато, но по сельским меркам счастливо. А еще в таких можно было увидеть много маленьких лодочек об одном парусе, реже одну-две джонки, если здесь обосновался кто-то зажиточный.

Однако эта деревня отличалась от прочих сестер, которые в изобилии можно было встретить вдоль любой реки.

Эта деревня горела.

Соломенные крыши охватило гигантское пламя, царапающее острыми языками брюхо черным от дыма облакам. Пылали дома, амбары с животными, навесы с лодками. Горела даже вода в гавани под продолговатыми пристанями. Ветер разносил тлеющие былинки и пепел по округе, укрывая желтые луга едким серым снегом. Были слышны крики: испуганные истеричные женские, старческие, молящие о помощи и пощаде, и мужские, яростные, грубые, вызывающие на бой.