Негасимое пламя

Вот бы сокол сказал сейчас, что это его чары, что он так чистил берега от неживых… Молчание затягивалось; Яр до боли вцепился в тележный борт, наказывая себя за панику. Страх – плод неведения. Лучшее оружие против него – спокойный разум и ясная мысль…

– Не слыхал про такое, – наконец проговорил сокол тихо и серьёзно. Вдоль позвоночника скользнул холод, не имевший ничего общего с зябкой осенней ночью. – Нежить огнём изничтожают, парень. Другого не бывает.

Бывает. Нашёл, кого спрашивать – недоразвитого чародея, не способного даже к пространственной магии… Спать нынче ночью точно не следует. Правда, что делать, если опять появится смертоносное сияниеы, всё равно непонятно. То, что его вызвало, не проникает сквозь воду, но идею сидеть до рассвета в реке Влас не оценит. Яр вернулся к костру, стараясь держаться сумрака на грани света и темноты. Волосы всё ещё мокрые, внимательный сокол может заметить.

– Завтра на перинах почивать будем, – крякнул Влас, устраиваясь на лежанке из ветвей. – Ты, Дранок, до первых петухов сиди, потом меня разбудишь. А тебя, русалкин жених, после третьих подыму.

Яр рассеянно кивнул. Ему полагалось идти спать в повозку; впрочем, от костра его никто не гнал. Дранок протянул ему котомку со снедью. Довольствие у храмового сокола отменное: и пшеничные лепёшки, и коровий сыр, и мясо, а в городе вдобавок масло и мёд. Даже рябиновский так сытно не жрал.

– Правда, что ль, на русалку повёлся? – хохотнул Дранок, щуря близко посаженные глаза.

– Я что, идиот?

– Кто-о-о?

– Дурак по-поморянски.

– А, – Дранок расслабился. Поверил. Яр тихонько перевёл дух: и впрямь идиот; повезло, что собеседник той же породы. – Я русалок видал у себя там, в Дроздовицах. До того, как выгнали.

– За что тебя?

– Так вестимо за что, – Дранок ухмыльнулся, взъерошил короткие вихры. – Увидали, что я знак бога-нечестивца ношу.

– И зачем ты его носишь?

– Так уже снял давно, – белобрысый выудил из-под ворота связку оберегов, встряхнул для наглядности. – Влас меня надоумил. Сказал, надо Аринов знак носить. Тогда можно огонь зажигать.

Он сложил ладони чашечкой, напыжился, обрадованно хохотнул, когда меж пальцев сверкнул рыжеватый призрак пламени. Придурок. И ведь выучится, наденет на шею золотой знак и поедет по городам и весям кошмарить живых и неживых… Яр отвернулся к костру. Что толку злиться? Дранок тут меньше всех виноват.

– Чего спать-то не идёшь?

– Не хочу.

– А я б поспал, покуда не схолодалось.

– Ну так иди, я за тебя посижу.

– Потом Влас выбранит.

Яр только вздохнул. Аргумент железный. Дранок помолчал с минуту, но охота чесать языком его не оставила. Он поворошил угли в костре, понаблюдал, как выстреливают в ночную темноту злые искры, и мечтательно изрёк:

– Вот бы самому неживого поймать… Чтоб р-р-раз – и в пепел! Вот Влас тогда сказал бы, что от меня прок есть…

– Смотри, как бы тебя никто не поймал.

– А и поймает, что с того? Никто по мне плакать не станет.

Яр не нашёлся, что ответить. По нему ведь тоже плакать некому. Ни Зиме, обманутой чарами, ни Забаве, удалившейся от мира, ни Волку, счастливо живущему где-то в Гориславле, он не нужен. И златовласой Зорице тоже…

Ночь казалась бесконечной. Около полуночи проснулся Влас, прогнал обоих подмастерьев отсыпаться. Дранок и рад был, а Яр глаз не сомкнул до самого утра. Всё было тихо. Перед рассветом туман стал гуще; река окончательно скрылась из виду за белой пеленой. Кто бы ни наслал на берега Ивны гибельное заклятие, ночью он так и не показался. Едва взошло солнце, Влас погасил костёр и велел Дранку запрячь Серого. Мерин ничуть не беспокоился; то ли ничего не чуял, то ли ко всему привык. Повозка неторопливо покатилась по малоезжей дороге. Всё шло своим чередом.

В Воронцы, как и рассчитывали, приехали к полудню. Встречать дорогих гостей вышло от силы с полдюжины человек, и те с жестокого похмелья. Влас понимающе усмехнулся: осень, как-никак, время свадеб. Староста, едва державшийся на ногах, с вымученными почестями проводил сокола в свой дом и препоручил заботам работников. Дранок остался на дворе возиться с упряжью. Пользуясь удачным моментом, Яр подхватил узлы с поклажей и попросил попавшегося по пути батрака проводить его до отведённого гостям угла. Хотелось поболтать с местными подальше от чутких Власовых ушей.

– Кто тут вам жить не даёт? – наигранно весело спросил он.

– Да много охотников-то, – батрак вздохнул, обдав гостя кислым запахом браги. Хорошо вчера праздновали, с размахом. – Лихоманки буянят. Как холода, так спасу нет… У озера в лесу, вишь, туманниц много, им тут раздолье. Ну, то Вирилай сам твоему господину расскажет. Ежли с языком сладит.

– А у реки?

– А к реке не ходим, – батрак суеверно понизил голос. – И тебе не след. Плохое место, гиблое.

– Что ж там?

– Боги его знают. Говорю тебе, не ходи туда, да и всё, – напористо повторил мужик. – У нас тут поспокойней, чем у иных. Мне вот родич из Вихоры весточку передал – в тамошних краях неживые весь урожай попортили, незнамо теперь, как зиму-то переживать станут. А тут что? Ну, хвораем по холодам, так а кто не хворает?

Он продолжал бормотать, но Яр его уже не слушал. Неживые попортили урожай… Уж не осерчавший ли полевой, которому никто не принёс обещанный подарок? Наутро после Вельгоровой ночи Яру было не до соломенной куклы, а кроме него никто об уговоре не знал. И теперь неизвестно, переживёт ли зиму Заречье, а с ним и окрестные деревни, и сама Вихора. Да что же это! Может он сделать хоть что-нибудь во благо, а не во вред? На всё оставшееся золото купить зерна в изобильных южных краях, чтоб отправить в Вихору? Вернуться и выжечь к лешему всю распоясавшуюся нежить, от полевого до русалки? Или лучше не вмешиваться больше, раз выходит только хуже?

Батрак неласково встряхнул Яра за плечо.

– Господин тебя требует, – сердито гаркнул он. – Иди вон в горницу, там ждут.

Яр механически повиновался. Может быть так, что в постигших Вихору бедах нет его вины? Мог рябиновский сокол рассердить полевого, могла напроказить какая-нибудь пришлая нежить?.. Даже если вдруг и так, всё равно итог один. Ничего не исправить. А предотвратить можно было. Если б не полез наводить свои порядки, никого не спросив. Если б не сцепился по глупости с Малом. Если б смотрел в оба и говорил с деревенскими почаще да поласковей…

– Заснул ты, что ли? – рявкнул Влас. Яр встрепенулся, торопливо вскочил: сокол и его подручный уже встали из-за стола. – Пошли, говорю, глянем, что там за лихоманки такие.

– Они ж только ночью лезут, – рассеянно возразил Яр. Вот что: надо по возвращении в город испросить себе денёк-другой, купить зерна… Если всё делать с умом, никто его не поймает… – Сейчас прячутся, не увидим ничего.

– Увидим, что где, – сокол упрямо покачал головой. – Поймём, чего делать надо. Ты давай, умник, думай поменьше да смекай пошустрее.

Да, с зерном, пожалуй, единственно правильная затея. В Гориславль они вернутся до заморозков, на торжище ещё найдётся хотя бы дюжина мешков. На весь Вихорский край, понятно, мало, но хоть сёстрам помочь… Яр почти не слушал, что говорил Влас по дороге в поля. День выдался солнечный, почти тёплый; туман разошёлся, залёг в перелесках и в приречной низине. Сокол, наученный, видимо, местными, от Ивны держался подальше, шёл пашнями, то и дело забирая поближе к лесу. Хлеборобы поработали здесь на славу: на полях – только жнивьё, ни одного брошенного снопа; пар заботливо перепахан, за межой показалась из земли озимая рожь. Влас оглядывал округу с гордостью, будто сам возделывал здешние пашни.