Нехорошее место

Бобби даже удивился, что, зачарованный собственной красотой, ювелир успел открыть дверь, а не врезался в нее. Он не любил Арчера ван Корвайра, но этот нарцисс прекрасно разбирался в украшениях и драгоценных камнях, и его знания частенько помогали в расследованиях.

Давным-давно, когда детективное агентство называлось «Дакота инвестигейшнс», а не «Дакота-и-Дакота инвестигейшнс», то есть до того, как Бобби познакомился с Джулией и она стала не только его женой, но и полноправным партнером, Бобби помог ван Корвайру вернуть большую партию необработанных алмазов, украденных любовницей. Старина Арчер хотел вернуть драгоценные камни, но не хотел, чтобы женщина оказалась за решеткой, поэтому обратился к Бобби, а не в полицию. То был первый и единственный раз, когда на памяти Бобби ван Корвайр дал слабину. В последующие годы за ним такого уже не замечалось.

Бобби выудил из кармана один из красных камней. Увидел, как широко раскрылись глаза ювелира.

Ван Корвайр уселся на высокий стул у рабочего стола и через лупу всмотрелся в необработанный камень. Клинт стоял рядом с ним. Бобби — позади, заглядывая через плечо. После лупы пришел черед микроскопа. Ван Корвайр тщательно осмотрел камень со всех сторон.

— Ну? — спросил Бобби.

Ювелир не ответил. Поднялся, раздвинув их локтями, пересел на другой высокий стул. Взвесил камень на весах.

Наконец перебрался на третий стул, который стоял перед тисками. Из ящика достал круглую коробочку, в которой на квадрате синего бархата лежали три крупных ограненных камня.

— «Мусорные» бриллианты, — пояснил он.

— А по мне очень даже красивые, — заметил Бобби.

— Слишком много дефектов.

Ван Корвайр взял один из бриллиантов и осторожно зажал в тисках. Потом ухватил щипчиками красный камень и острой кромкой принялся водить по полированной грани, надавливая со всей силой. Потом положил щипчики и красный камень на стол, взял лупу, наклонился к зажатому в тисках «мусорному» бриллианту.

— Слабая, но царапина. Алмаз режет алмаз. — Он поднял красный камень большим и указательным пальцами, уставился на него с восхищением… и жадностью. — Где вы его взяли?

— Сказать не могу, — ответил Бобби. — Так это всего лишь красный алмаз?

— Всего лишь? В мире красный алмаз — самый редкий драгоценный камень. Вы должны позволить мне продать его для вас. У меня есть клиенты, которые заплатят сколько угодно за ожерелье или подвеску с таким камнем. Этот будет слишком велик для кольца даже после окончательной огранки. Он просто огромный.

— И сколько он стоит? — полюбопытствовал Клинт.

— До огранки сказать невозможно. Но то, что миллионы, это точно.

— Миллионы? — В голосе Бобби слышалось сомнение. — Он, конечно, большой, но ведь не настолько.

Ван Корвайр наконец-то оторвался от камня и повернулся к Бобби.

— Вы не понимаете. До настоящего времени во всем мире было известно о семи красных алмазах. Этот — восьмой. А после того, как его огранят и отполируют, он станет одним из двух самых больших. Так что камень этот практически бесценный.

* * *

Они вышли из маленького магазинчика Арчера ван Корвайра. Мимо по Тихоокеанской автостраде летели грузовики и легковушки, солнечный свет отражался от хрома и стекла. Даже не верилось, что за домами, которые стояли на другой стороне улицы, царила умиротворенность гавани Ньюпорта, где на волнах покачивались прекрасные яхты. И вот тут Бобби внезапно осознал, что вся его жизнь (и, возможно, жизнь большинства людей) более всего напоминает эту вот улицу: те же шум и суета, блеск и движение, отчаянное стремление вырваться из стада, чего-то достичь, чтобы заработать передышку, остановиться, успокоиться, тогда как все это спокойствие находится в нескольких шагах, на другой стороне улицы, и просто скрыто от глаз.

Осознание этого перекинуло мостик к новой мысли: дело Полларда — ловушка, точнее, беличье колесо, которое вращается все быстрее и быстрее, вырываясь из-под ног. Несколько секунд он постоял у открытой дверцы автомобиля, чувствуя, что попал в клетку, откуда нет выхода. В этот момент он никак не мог понять, почему, учитывая очевидную опасность, он так стремился разрешить проблемы Френка, не обращая внимания на риск. Теперь он понимал, что причины, которыми он апеллировал к Джулии и себе, сочувствие Френку, любопытство, новизна сложившейся ситуации — всего лишь оправдания, а вот с истинными мотивами он и сам еще не разобрался.

Снедаемый тревогой, он опустился на пассажирское сиденье, захлопнул дверцу, и тут же Клинт завел двигатель.

— Бобби, сколько красных алмазов в той банке? Сто?

— Больше. Как минимум двести.

— И сколько они стоят… сотни миллионов?

— Может, миллиард или больше.

Они переглянулись, какое-то время молчали. Хотя сказать хотелось многое, оба не знали, с чего начать.

Наконец заговорил Бобби:

— Но быстро превратить камни в наличные не удастся. На рынок их придется выбрасывать постепенно, малыми партиями, на протяжении многих лет, и не только для того, чтобы не сбивать цену. Большая партия станет сенсацией. Привлечет ненужное внимание, возможно, придется отвечать на вопросы, ответов на которые просто нет.

— Алмазы добывают сотни лет по всему миру и нашли только семь красных… так где же Френк насобирал целую банку?

Бобби покачал головой и промолчал.

Клинт сунул руку в карман и достал красный алмаз, размером поменьше того, который по просьбе Бобби оценивал Арчер ван Корвайр.

— Я вчера взял его домой, чтобы показать Фелине. Собирался положить в банку, когда пришел на работу, но ты сразу увел меня. Теперь, когда я знаю, что это за камень, не хочу, чтобы он находился у меня хотя бы секунду.

Бобби взял алмаз и сунул в свой карман, тот самый, где лежал другой, большего размера.

— Спасибо, Клинт.

* * *

Более неуютной комнаты, чем кабинет доктора Дайсона Манфреда в его доме в Тертл-Рок, Бобби в своей жизни не видел. Он бы предпочел вновь оказаться на полу кузова фургона, под автоматным огнем, чем сидеть среди коллекций экзотических насекомых, многоногих, с усиками-антеннами, с хитиновыми панцирями и жвалами.

То и дело периферийным зрением Бобби видел, как что-то двигалось под стеклом в одной из коробок на стене, но всякий раз, когда поворачивался, чтобы посмотреть, какое же из этих отвратительных существ пытается выползти из-под стекла, выяснялось, что его страхи безосновательны. Все эти наводящие ужас насекомые оставались недвижными, стройными рядами крепились ко дну коробок, ни одно не покидало положенного ему места. Он также мог поклясться, что слышит шуршание в ящиках многочисленных комодов, где, он это точно знал, лежали другие коробки с другими насекомыми, но в глубине души понимал, что звуки эти — плод его воображения, точно так же, как движения, улавливаемые краем глаза.

И хотя Бобби знал, что Клинт — прирожденный стоик, его поражала легкость, с которой тот выдерживал антураж кабинета Манфреда, от которого у него по коже бежали мурашки. Такого сотрудника не следовало терять ни при каких обстоятельствах. Он решил прямо сегодня значительно повысить Клинту жалованье.

И доктор Манфред тревожил Бобби ничуть не меньше его коллекции. Высокий, тощий, с длинными конечностями, энтомолог представлялся ему потомком профессионального баскетболиста и одного из африканских насекомых, которых он видел в фильмах о живой природе и надеялся никогда не встретить в жизни.