Нехорошее место

Горло Ребекки Солфонт было нежным, кровь — соленой. Конфетке это приключение страшно понравилось. Он испытал восторг, войдя в дом незнакомцев, не испросив разрешения, без их ведома. И прочувствовал собственное могущество, убив девочку, тогда как в это же время в соседней комнате спокойно спали взрослые. Он был всего лишь маленьким мальчиком, но он проскользнул сквозь их защитные редуты и нанес удар, отомстив за свою мать, то есть показал, что в доме Поллардов появился настоящий мужчина. Это новое чувство наполняло его безмерной гордостью, не говоря уже о том удовольствии, которое он получил от убийства.

И с тех пор он с готовностью откликался на каждую просьбу матери отомстить за нее.

В первые годы выполнения этой миссии его добычей становились только младенцы и очень маленькие дети. Иногда, чтобы запутать полицию, он не кусал их и избавлялся от них другими способами, случалось, что и телепортировался из дома вместе с ними, и тело найти не удавалось.

Если бы враги Розель жили исключительно в Санта-Барбаре и в ближайших окрестностях, полиция бы наверняка что-нибудь заподозрила. Но зачастую мать требовала отомстить людям, которые жили очень далеко, о которых она прочитала в газетах и журналах.

Он помнил, в частности, семью в штате Нью-Йорк, которая выиграла в лотерею миллионы долларов. Его мать чувствовала, что своей удачей они обделили семью Поллард, показали себя жадюгами, а потому не заслуживали того, чтобы жить. Конфетке к тому времени исполнилось четырнадцать, и он не мог понять логику матери, но вопросов не задавал. Она была для него одним и единственным кладезем истины. Он убил всех пятерых членов семьи, а потом сжег дом вместе с телами.

Жажда мести его матери утихала, как только Конфетка убивал кого-то по ее требованию. Она светилась счастьем, строила планы на будущее, пекла пироги, пела, суетясь на кухне, начинала шить новое лоскутное одеяло или что-то вязала. Но за следующие четыре недели радость и веселье медленно покидали ее, и ровно через месяц она начинала говорить о других людях, которые причинили вред ей и/или всей семье Поллад. От двух до четырех недель у нее уходило на то, чтобы определиться с конкретной жертвой, а потом Конфетка отправлялся на выполнение миссии. То есть за год он убивал только шесть или семь раз.

Розель вполне устраивала такая частота, но чем старше становился Конфетка, тем меньше она устраивала его. Он не просто пристрастился пить кровь, эта жажда иной раз просто сокрушала его. Завораживал Конфетку и восторг охоты, его тянуло кого-то убить, как тянет алкоголика к бутылке. И, конечно же, враждебность окружающего мира по отношению к его святой матери побуждала убивать чаще и чаще. Иногда казалось, что все настроены против нее, стремятся причинить ей вред, забрать деньги, которые принадлежали ей по праву. Ее врагам не было числа. Он помнил дни, когда ее охватывал дикий страх. Тогда она затягивала все шторы, опускала жалюзи, запирала двери на замок, иногда даже баррикадировала их стульями и другой мебелью, готовясь к нападению врагов. Они так и не переходили в атаку, но ведь могли перейти. В такие дни она становилась печальной, плакала, говорила, что так много людей хочет добраться до нее, что даже он не сможет ее защитить. Он умолял ее перечислить их всех, чтобы он мог с ними разобраться, но она только качала головой, говоря: «Это бесполезно».

Уже тогда, как и сейчас, одобренные матерью убийства он подкреплял охотой в каньонах на мелкое зверье. Но кровь животных никогда не могла полностью утолить его жажду. Для этого требовалась человеческая кровь…

Загрустив от воспоминаний, Конфетка поднялся с кресла-качалки, принялся нервно мерить шагами комнату. Жалюзи он поднял еще утром, так что теперь с интересом поглядывал в ночь.

Потерпев неудачу в поимке Френка и незнакомца, который материализовался у них во дворе рядом с братом, после стычки с Виолет, в которой победа обернулась жестоким поражением, он весь кипел, ему хотелось убивать, недоставало только жертвы. Не находя врага семьи, ему не оставалось ничего другого, как убивать невинных людей или зверьков, которые обитали в каньонах. Проблема заключалась в том, что он не хотел разочаровывать свою святую мать, которая смотрела на него с небес, а кровь домашних животных ни на йоту не умаляла его жажды.

Вот и теперь раздражение и жажда нарастали с каждой минутой. Он знал, что ему придется сделать что-то, о чем потом он будет сожалеть, потому что на какое-то время Розель отвернется от него.

И тут, в тот самый момент, когда Конфетка уже думал, что сейчас взорвется, его спасло вторжение истинного врага.

Рука прикоснулась к его затылку.

Он развернулся, почувствовав, что рука сразу же исчезла.

То была призрачная рука. Позади никго не стоял.

Но он знал, что это та самая рука, которая прикасалась к нему прошлой ночью в каньоне. Кто-то, не из семьи Поллард, обладал сверхъестественными способностями, и сам факт, что Розель не была матерью этого человека, превращал его во врага, которого требовалось найти и уничтожить. Этот же человек и днем несколько раз сближался с Конфеткой, но очень осторожно, избегая контакта.

Конфетка вернулся к креслу-качалке. Если объявился настоящий враг, имело смысл дождаться его очередного появления.

И несколько минут спустя тот дал о себе знать, очень осторожно, не приближаясь вплотную, быстро ретировавшись.

Конфетка улыбнулся. Начал покачиваться. Даже принялся напевать себе под нос одну из любимых песен матери.

Затаился, выжидая, распаляя переполняющую его ярость. Пусть этот застенчивый гость осмелеет, приблизится и тут же сгорит в языках пламени его ярости.

Глава 49

Без десяти семь звякнул дверной звонок, но Фелина Карагиосис его, естественно, не услышала. Однако в каждой комнате дома, в одном или другом углу была красная лампочка, которая начинала мигать при нажатии на кнопку звонка.

Она прошла в прихожую, посмотрев в глазок, увидела стоящую на крыльце Элис Каспер, соседку, которая жила через три дома от них, открыла врезной замок, сняла предохранительную цепочку, распахнула дверь, впустила Элис в дом.

— Привет, детка. Как поживаешь?

«Мне нравится твоя прическа», — знаками показала Фелина.

— Правда? Я только что из парикмахерской, и девушка спросила, нужна ли мне та же прическа, что и была у меня, или я хочу идти в ногу со временем. Вот я и подумала, а почему нет? Я еще не такая старая, могу выглядеть сексуальной, правда?

Тридцатитрехлетняя Элис, на пять лет старше Фелины, поменяла фирменные светлые кудряшки на более современную прическу, которая требовала новую статью расходов — на мусс, но выглядела она действительно отлично.

«Заходи. Хочешь чего-нибудь выпить?»

— С удовольствием выпила бы, детка, не один стаканчик, а целых шесть, но сейчас никак не могу. Приезжают свекор со свекровью, и нам придется то ли сыграть с ними в карты, то ли застрелить их, в зависимости от того, как поведут себя они.

Из всех людей, с которыми Фелина сталкивалась в повседневной жизни, язык жестов, помимо Клинта, понимала только Элис. А поскольку большинство людей с предубеждением относились к глухим (они в этом не признавались, но вели себя соответственно), то Элис была ее единственной подругой. Но Фелина с радостью пожертвовала бы этой дружбой, если бы Марк Каспер, сын Элис, ради которого она и выучила язык жестов, не родился глухим.

— Когда я выходила из дома, как раз позвонил Клинт, чтобы сказать, что он еще не едет домой, но надеется приехать к восьми. С каких это пор он стал задерживаться на работе?

«У них какое-то серьезное расследование. В таких случаях он всегда перерабатывает».

— Он собирается пригласить тебя где-нибудь пообедать и просит сказать тебе, что у них был какой-то невероятный день. Наверное, что-то связанное с расследованием. Наверное, это так интересно, быть замужем за детективом. Да и парень он хороший. Тебе повезло, детка.