Неизданный Федор Сологуб

143 [41]

Все мы, сияющие, выгорим, Но встанет новая звезда, И засияет навсегда. Все мы, сияющие, выгорим, — Пред возникающим, пред Игорем Зарукоплещут города. Все мы, сияющие, выгорим, Но встанет новая звезда. 6 марта 1913 Вагон. Буда — Уза

144

Безумные слова, Всего глупее в мире, Что будто дважды два Всегда, везде четыре. Меж небом и душой Ты не построишь крышу, И от тебя, друг мой, Я этих слов не слышу. И ты всегда права В любви, как и во гневе, И все твои слова — Плоды на райском древе. 23 октября 1913

41

Пред возникающим, пред Игорем… —Триолет посвящен поэту Игорю Северянину (Игорь Васильевич Лотарев; 1887–1941), которому в начале 1910-х гг. Сологуб покровительствовал. Северянин вспоминал: «…в 1912 году я познакомился с Федором Кузьмичом Сологубом, представившим меня петербургскому литературному миру на специальном вечере в своем салоне на Разъезжей. Он написал мне восторженный триолет („Восходит новая звезда“) и не менее восторженное предисловие к моей книге — „Громокипящий кубок“» (см. в публикации Е. Ю. Филькиной: Судьба поэта (Из воспоминаний Игоря Северянина) // Встречи с прошлым. М., 1982. Вып. 4. С. 132). Текст триолета, упомянутого Северяниным, не обнаружен; в авторском библиографическом указателе стихотворение «Восходит новая звезда» также отсутствует. Вероятно, Северянин неточно цитирует одну из строк публикуемого стихотворения (у Сологуба: «Но встанет новая звезда…»). Триолет был написан во время турне Сологуба и Чеботаревской, предпринятого совместно с Северяниным в 1913 г. по югу России с чтением лекции «Искусство наших дней» и поэтическими выступлениями.

145

РЕКЛАМА КОНТОРЫ ОБЪЯВЛЕНИЙ Мы — добрые черти, веселые черти. Мы всех как-нибудь утешаем. Несите смелей объявленья о смерти. До полночи мы принимаем. Тоску об усопших нам сыпьте в кисеты. Со смертью никто ведь не спорщик. А утром идите в контору газеты, — Возьмет объявленье конторщик. Он мудрою притчею вас не утешит, Квитанцию выдаст, да сдачу. Кисет для печали женой его не шит, Цены он не знает для плачу. Не ночью, не утром, умри на закате, Пусть вечером пишут некролог. Вдову мы утешим в прискорбной утрате, И плач ее будет недолог. 25 февраля 1916 Вагон. Мценск — Орел

146–147

ТАНКИ 1 Осыпайтесь, лепестки Сладкого жасмина Легче грезы. Не настигнут вас угрозы, Не найдет кручина. 2 Мне упрек не шлите, Милые цветочки, Взятые в полях. Вам увянуть скоро, А мои мечты бессмертны. 29 июня 1916

148 [42]

В таинственную высь, в неведомые веси, В чертоги светлого и доброго царя Зовет настойчиво нездешняя заря. Там чародейные вскипают смеси. Душа упоена, земные гаснут спеси, И с бесом говоришь, веселием горя, Все знание свое попутчику даря, И бес несет во всё уюты в дальнем лесе. Откроет пред тобой заросший мохом склеп Веселый Рюбецаль, покажет груды реп. Желанью каждому ответит формой крепкой В руках кудесника скользящий быстрый нож. И станет правдой все, что было прежде ложь. И отроком бежит, что вырастало репкой. 20 июня 1918

42

Рюбецаль— горный дух, олицетворение непогоды в немецкой народной поэзии; добродушен, но вспыльчив, хорошим людям помогает, злым причиняет разные неприятности — сбивает с пути, наталкивает на пропасти.

149

Душу вынувши из тела, Разве радуется Смерть? Ей убийство надоело, Иссушило, словно жердь. Истомилась от размахов Умерщвляющей косы, Извелась от слез и страхов. Жаль ей сгубленной красы, Тошны ей на диком пире Токи терпкого вина. Изо всех, живущих в мире, Ныне всех добрей она. 9 августа 1918

150

Не заползет ко мне коварная змея. Ограду крепкую от злого своеволья Поставила мечта державная моя, И падает мой враг в унылые раздолья, И торжествую здесь, как царь великий, я, Как копья воинов, блестят в ограде колья. Сосуды подняты для буйного питья, Как первый свет зари над росной чашей всполья. На опрокинутом лазоревом щите В гореньи выспреннем, и в милой теплоте, В атласной пышности, в шуршаньи томном шелка Такой причудливый, но ясный мне узор! И созидается мечте моей убор, И, ароматная, легко дымится смолка. 8 июня 1919

151

Здесь недоступен я для бредов бытия. Весенней радости, пророческой печали Здесь плещет светлая, немолчная струя, В которой радуги алмазно заблистали. Зеленоокая, лукавая змея Здесь чертит чешуей, прочней дамасской стали, Лазурные слова на пурпурной скрижали, Змея премудрая, советчица моя. С речами вещими и с тайною утешной Нисходит здесь ко мне забвенье мглы кромешной, И чаши золотой к устам близки края. Я песни росные к фиалкам наклоняю, Плетение оград узором заполняю Великолепнее, чем дали бытия. 14 июня 1919

152

Иссякла божеская жалость, Жестокость встретим впереди. Преодолей свою усталость, Изнеможенье победи. Ты — человек, ты — царь, ты — воин, В порабощеньи ты не раб. Преображенья будь достоин, Как ни растоптан, как ни слаб. 14 июля 1919

153

Душа немая, сострадая Чужим скорбям, поет свое, Истомою благословляя Разрушенное бытие, И верит вещему обету, В изнеможении горда. Но снова устремиться к свету Уж не захочет никогда. 12 (25) декабря 1919

154 [43]

Довольно поздно, уже летом В усадьбу добралися мы, Измучены в томленьи этом, Во тьме и холоде зимы. В тот год округа костромская Приветила нас не добром. Втеснилась школа трудовая В наш милый сад, в наш тихий дом, И оказался очень грубым Педагогический состав, От нас в усердии сугубом Почти всю мебель растаскав. И деревенской тоже власти Понравилось поворовать, А чьей тут больше было части, Довольно трудно разобрать. Здесь на зиму мы запирали Одежду летнюю в запас, И, вообще, все оставляли, Что летом надобно для нас. Но граждане нас проучили, — Ах, отвратительный урок! — И все, что можно, растащили, Презревши слабый наш замок. Три пары было там сандалий, — В числе другого взяли их, Но я жалел для сельских далей Моих ботинок городских. Истреплешь жаркою порою, — А уж не новые они, — А новых в Питере зимою Не купишь, — старые чини, И вспомнил я былые годы, Мои ботинки уложил, И дома, и в простор природы Стопами голыми ходил. И прежде костромской дорогой, Храня былую простоту, Ходил я часто босоногий, И обувался на мосту, Теперь два раза на неделе Ходить пришлося мне туда, И нынче ноги загорели Гораздо раньше, чем всегда. Босым ногам идти приятно По глине, травам и пескам Шесть верст туда, шесть верст обратно, Да две версты до центра там. Да что же в жизни неприлично? И приходил в губисполком, Хоть костромской, а не столичный, Я постоянно босиком. 13 (26) апреля 1920

43

В усадьбу добралися мы… —Речь идет об усадьбе М. И. Набатовой Княжнино, под Костромой, которую Сологуб арендовал с 1915 г. В последний раз в Княжнино поэт отдыхал летом 1922 г.

155

Мне говорит наставник мудрый, Что я — царевич. Шутит он? Я — просто отрок чернокудрый, В суровой простоте взрашен. Мне хорошо. По гордой воле Себе я милый труд избрал. Я целый день работал в поле, За плугом шел я, и устал. Одежды сбросив, обнаженный, Как раб, я шел в моих полях. Лишь пояс был, из лент сплетенный, Да медный обруч на кудрях. Моим велениям покорный, По тучной ниве плелся вол. Я по земле сырой и черной За тяжким плугом мерно шел. Кнута я не взял, — только криком Порой я подбодрял вола, И в напряжении великом Мой плуг рука моя вела. Меня обвив палящим паром, Мне говорил горящий Феб, Что землю я бразжу недаром, Что заработал я мой хлеб. Моею знойной наготою И смущена, и весела, В село тропинкой полевою Из города девица шла. Со мной немного постояла У придорожного креста И, вспыхнувши, поцеловала Меня в горячие уста. Она шептала мне: — Оденем Тебя порфирой, милый мой, И медный обруч твой заменим Мы диадемой золотой. Словами странными смущенный, Я промолчал. Она ушла. Стоял я, в думы погруженный, Лаская томного вола. Но что ж я! ждет меня работа, — И скоро отогнал я лень. Довлеет дню его забота, И д ля работ недолог день. Во мгле безмолвия ночного Я возвращаюся домой. Вода источника живого, Меня, усталого, омой. 23–24 мая (5–6 июня) 1920

156

Воскреснет Бог, и мы воскреснем, А ныне в смраде и во тьме Нет места радостного песням, Нет мадригалов на уме. В объятьях злобного кошмара Упали лилии на мхи, И полыхание пожара Не вдохновляет на стихи. 24 мая (7 июня) 1920

157

Люблю загорающиеся На вечернем небе облака, Точно лодочки колыхающиеся Эфирная стремит река. Люблю, когда вспыхивают На закате окна домов, Точно ангелы отпихивают Лучики от своих теремов, Точно нежно зарумяниваются Щеки у милых дам, Когда они раскланиваются С кавалерами, гуляя по садам. Не скучными размышлениями, Не мудростью вещих книг, Только вдохновениями Обними этот сладостный миг, С милыми приятельницами Покачайся на зыбке мечты, И подругами-очаровательницами Отойди от земной суеты. 1 (14) июля 1920