Неизданный Федор Сологуб

В. В. Смиренскому. Какое б ни было правительство И что б ни говорил закон, — Твое мы ведаем властительство, О светозарный Аполлон! [795]

Много стихов написал мне Сологуб в альбомы, подарил мне несколько своих портретов (на кустодиевском сделал такую надпись: «Когда я был с бородой, тогда я не был седой», писал мне письма, несмотря на то, что мы часто встречались (был случай, когда в один день он прислал мне три письма) [796] . У меня сохранилось большое количество его книг с надписями [797] .

795

Цитата из стихотворения «Какое б ни было правительство…» (7 (20) мая 1926 г.). См.: Русская литература. 1989. № 2. С. 176 под заглавием «В альбом».

796

См. выше коммент. 7 (в файле — комментарий № 754 — прим. верст.).

797

Нам известна только одна надпись Сологуба В. Смиренскому на шмуцтитуле (?) утраченной книги: «Любящий Его Федор Сологуб» (ИРЛИ. Ф. 355. № 54). Возможно, к Смиренскому обращена дарственная надпись на шмуцтитуле книги Ф. Сологуба «Фимиамы» (Пг., 1921): «Пииту, юноше лучезарному от „красноармейца“ 3-го разряда, зорко смотрящего на зарю его таланта и мечтающего видеть блестящий полный расцвет его. Красноармеец надеется, что ни люди, ни судьба, ни сам пиит не убъют его… мечты. 24.VII.1922». (Автограф Федора Сологуба без подписи. Частное собрание).

Из Союза мы возвращались всегда вместе. Сологуб жил почти рядом со мною, на Ждановке [798] . Тут происходила неизменная сценка с извозчиком.

Сологуб на ходу (он ходил очень медленно, задыхался) говорил извозчику:

— На Ждановку.

— Рублик положите? — ласково осведомлялся извозчик. — Полтинник. — Восемь гривен, барин, пожалуйте, — догонял нас извозчик. — Полтинник. — Семь гривен, барин, дешевле никак нельзя. Овес нынче больно уж дорог. — Полтинник. — Эхма, — с тоской соглашался извозчик, — пожалуйте!

798

Ф. Сологуб жил на набережной реки Ждановки, дом 3, кв. 26, В. Смиренский — на Зверинской ул., дом 42, кв. 30.

Дорогой Сологуб разговаривал. Рассказывал о своих поездках по России, вспоминал о возникновении у нас школы символистов, любил, проезжая мимо старинных зданий, рассказывать историю Петербурга, внимательно читал вывески.

Однажды, прочитав надпись «Москательная», Сологуб хитро посмотрел на меня и спросил:

— Владимир Викторович, что такое москатель?

Я честно сознался, что не знаю.

— Вот и я тоже, — вздохнул Сологуб.

Потом помолчал и грустно добавил:

— А меня этот вопрос всю жизнь мучил.

Вскоре я переехал на Марсово поле, в бывший дворец принца Ольденбургского [799] . Но маршрут наш почти не изменился, и я только выходил значительно раньше, а Сологуб продолжал свою поездку один. Как-то, подъезжая к моему дому, Сологуб сказал:

— Можно написать, Владимир Викторович, о Вас целую поэму и начать ее так:

Жил Смиренский в доме высоком, У самого Летнего Сада.

799

В июле 1921 г. В. Смиренский переехал на ул. Халтурина (бывш. Миллионная), дом 1, кв. 22. Ранее — дворец принца А. П. Ольденбургского; построен в 1780-е гг. (дом И. И. Бецкого).

Сам Сологуб жил в большой квартире вместе с племянницей и ее мужем [800] . Занимал он комнату, всю белую. На стенах висело много портретов, окантованных тоже в белое. Здесь же стояла его кровать, производившая впечатление девичьей, и маленький письменный стол. В соседней комнате, столовой, была расположена на длинных полках огромная библиотека Сологуба. Он сам лично составил на нее карточный каталог [801] . Все его книги и рукописи хранились всегда в исключительном образцовом порядке, и к этому порядку он приучил и меня, за что я ему до сих пор благодарен. Целую полку занимали его сочинения, и он часто говорил: «Когда я хочу доставить себе очень большое удовольствие, я беру одну из своих книг и читаю» [802] .

800

Вероятно, речь идет о свояченице Сологуба — Ольге Николаевне Черносвитовой (1872–1943) и ее муже Николае Николаевиче Черносвитове (1870–1937); замужем в то время была и их дочь — Татьяна Николаевна.

801

См. наст. изд. (в файле — раздел «III. Библиотека Ф. Сологуба. Материалы к описанию» — прим. верст.).

802

Ср. высказывание Сологуба (№ 20) на с. 404 наст. изд. (в файле — раздел «В. В. Смиренский <Воспоминания о Федоре Сологубе и записи его высказываний>» /№ 20. О своих сочинениях/ — прим. верст.).

Об аккуратности Сологуба в литературной среде рассказывался в свое время случай, который воспринимался как анекдот.

Был как-то в гостях у Сологуба Корней Чуковский. Уходя, он позабыл в прихожей свой зонтик. Пунктуальный и аккуратный на редкость, Сологуб не терпел у себя чужих вещей. Он на другое же утро послал Чуковскому открытку. «Дорогой Корней Иванович, — писал он, — Вы позабыли у меня зонтик, возьмите его, пожалуйста».

Но Чуковскому было некогда, да и погода стояла хорошая, и он за своим зонтиком не поехал.

Через три дня Сологуб писал ему вторую открытку: «Многоуважаемый Корней Иванович, — уже более официально и скупо извещал он, — у меня стоит Ваш зонт. Будьте любезны взять его».

Но Чуковский опять не поехал.

Спустя три дня, Сологуб снова пишет: «Корней Иванович! Потрудитесь взять Ваш зонтик!»

Потону письма Чуковский увидел, что Сологуб почти в бешенстве и, чтобы не раздражать старика, поехал к нему и взял, наконец, злополучный зонт.

Дома Сологуб был всегда в сером, надевал мягкие войлочные туфли, ходил по комнатам бесшумно и тихо. Любил чай, мармелад и пирожные с ягодами. Слушая стихи, опускал веки и покачивал ритмично ногой. Часто читал свои стихи, которых у него было очень много, около трех тысяч. Последние стихи его приближались своей мудрой ясностью к тютчевским, и сам он последние годы внешне разительно напоминал Тютчева. Помню из его неизданных стихов отдельные строки:

Был когда-то я поэт, А теперь поэта нет. Пьяный, рваный, весь я тут. Скоро в яму сволокут, И зароют кое-как… Дай полтинник на кабак! [803]

Или еще:

Повстречалась красота. Между прочим, полюбил. Не придет из-под креста. Между прочим, позабыл! [804]

Или:

Змея один лишь раз ужалит, И — умирает человек! [805]

803

Цитата из стихотворения «Слышу песни плясовой…» (11 января 1926 г.; см.: Стихотворения.С. 483–484).

804

Цитата из стихотворения «Предо мной обширность вся…», которое приводим полностью по автографу ИРЛИ (Ф. 92. Оп. 1. № 379):

Предо мной обширность вся. Я, как все, такой же был: Между прочим родился, Между прочим где-то жил. Повстречалась красота, — Между прочим полюбил. Не придет из-под креста, — Между прочим позабыл. Ко всему я охладел. Догорела жизнь моя. Между прочим поседел, Между прочим умер я. 18 сентября (1 октября) 1927.

805

Строки из стихотворения «Змея один лишь раз ужалит…» (1 (14) января 1926 г.). См. с. 144 наст. изд. (в файле — раздел «Ф. Сологуб. Неизданные стихотворения 1878–1927 гг.» /стихотворение № 253/ — прим. верст.).

Это строки случайно сохранившиеся в моей памяти, отнюдь не лучшие… Читал Сологуб прекрасно: тихо, но внятно, и в простоте его читки таилась глубокая выразительность.

Он любил сидеть на диване, закинув ногу на ногу, и смотрел всегда на собеседника из-под очков умными своими, иронически-смеющимися глазами.

— Труд писателя — это тяжелый труд, — говорил он, выпуская густую струю папиросного дыма, — почти физический. Ведь сколько приходится писать да еще переписывать, особенно прозы, и рука устает по-настоящему.

Я вот сейчас занимаюсь почти исключительно переводами (перевод Ренье) [806] , ничего не поделаешь, нужно жить и надобны деньги. Но обидно, что не имеешь возможности заниматься литературой! Так я устаю писать очень, к вечеру рука затекает. Я уж не говорю о том, что страшно утомляется мозг. Писатель так уж устроен, что все время думает непроизвольно, все подмечает и все старается ухватить, запомнить!

Он помолчал немного и, погасив папиросу, продолжал:

806

См.: Ренье Анри де.Собр. соч.: В [19] т. / Под общей ред. М. А. Кузмина, А. А. Смирнова, Ф. Сологуба. Т. 2: Дважды любимая: Роман / Пер. Ф. Сологуба. Л.: Academia, 1925. Ф. Сологуб редактировал также переводы из Анри де Ренье для издательства «Мысль». См.: Ренье Анри де.Собр. соч.: В 8 т. Т. 4: Потерянное счастье / Пер. О. А. Овсянниковой под ред. Ф. Сологуба. Л.: Мысль, <1926>; Т. 8: Провинциальное развлечение / Пер. под ред. Ф. Сологуба. Л.: Мысль, <1926>.

— Больше того, труд писателя очень неблагодарный. Напишешь большую вещь, измучаешься над ней, устанешь, а что потом? Потом вас начинают ругать на всех перекрестках, во всех газетах, и каждый старается не только выругать, но и поизощряться над вами в собственном остроумии. Если, например, не нравится критику Передонов, так он пишет, что Передонов — это, мол, сам автор и есть. Я вот хотел было продолжить «Мелкого беса», написать трилогию и обдумал уже вторую часть «Карьера Передонова», но я просто боюсь писать, потому что подымется опять такое улюлюканье, что лучше не связываться.