Неизданный Федор Сологуб

Зимой Вытегру заносило снегом, почта опаздывала на несколько суток, ходить было некуда: ни театров, ни кино Вытегра не имела.

В центре города стояло каменное здание с традиционной пожарной каланчой, на которой безостановочно кружил и кружил пожарный.

Интеллигенции в городе было мало: несколько учителей, аптекарь, священники да приезжие инженеры, строившие и перестраивавшие петровских времен канал…

Жили в Вытегре и купцы. Напротив пристани в огромном каменном доме обитал даже миллионер.

Сологуб проводил свои досуги над книгой. Тут он начал писать стихи, отсюда посылал их в столичные редакции с затаенной надеждой и мечтой вырваться из этого захолустья.

В Вытегре до сих пор еще живы ученики Сологуба, и своего давнего учителя они не забыли…

Есть предположение, что «Мелкий бес» написан на материалах тогдашнего вытегорского захолустья [784] Во всяком случае, идея этого романа зародилась именно здесь.

Здание, в котором преподавал Сологуб, уцелело и поныне. Неподалеку от него — большой парк и крутой спуск к реке Вытегре.

784

См.: Улановская Б. Ю.О прототипах романа Ф. Сологуба «Мелкий бес» // Русская литература. 1969. № 3. С. 181–184.

Когда проходишь по этим местам, невольно представляешь себе, как молодой провинциальный учитель, в те годы еще никому не ведомый, еще не Сологуб, а Тетерников, — ходил здесь, всегда одинокий, суровый и замкнутый, подолгу сидел на берегу, вглядываясь в темную воду.

Потом он приходил домой, зажигал крошечную керосиновую лампу, и появлялись стихи:

Скучная лампа моя зажжена, Снова глаза мои мучит она. Господи, если я раб, Если я беден и слаб, Если мне вечно за этим столом Скучным и скудным томиться трудом, Дай мне в одну только ночь Слабость мою превозмочь, И в совершенном созданьи одном Чистым навеки зажечься огнем! [785]

785

Стихотворение написано 26 августа 1898 г. Приводится без деления на строфы. См.: Стихотворения.С. 210.

Переписку с Сологубом я начал в 1919 году, а познакомился с ним в конце 1920 года. Я очень любил этого поэта, особенно за его книгу «Пламенный круг» [786] , о которой А. М. Горький в свое время написал автору: «Я отношусь отрицательно к идеям, которые Вы проповедуете, но у меня есть известное чувство к Вам, как к поэту; я считаю Вашу книгу „Пламенный круг“ образцовой по форме и часто рекомендую ее начинающим писателям как глубоко поучительную с этой стороны» [787] .

786

Сологуб Ф.Пламенный круг: Стихи. Кн. 8. М: Изд. журн. «Золотое Руно», 1908.2-е изд.: Сологуб Ф.Пламенный круг: Стихи. Берлин; Пб.: Изд-во З. И. Гржебина, 1922.

787

Цитируется письмо М. ГорькогокС. Н. Сергееву-Ценскому от 30 декабря 1927 г. // Горький М.Собр. соч.: В 30 т. М., 1956. Т. 30. С. 289.

Перед тем, как пойти к Сологубу, я получил много советов и наставлений. Меня предупреждали, что Федор Кузьмич человек нелюдимый и странный, что с молодыми поэтами он держит себя как инспектор классов с гимназистами, что мне придется выслушать от него немало горьких истин и ехидных замечаний.

На самом деле, все оказалось не так.

Меня в высшей степени вежливо и приветливо встретил невысокого роста благообразный старичок, почти лысый, с огромною бородавкой на щеке, в золотых очках, одетый в поношенный, но опрятный серый костюм.

Внимательно выслушав меня, он прочитал несколько моих стихотворений, сказал, что стихи ему нравятся, и подарил мне книгу своих стихов «Змеиные очи» [788] .

Года два я встречал Сологуба редко, а начиная с 1923 года, когда он стал во главе Ленинградского Союза писателей, а я был избран членом Правления [789] , мы стали встречаться каждую неделю, а затем и чаще.

Всегда исключительно пунктуальный, Сологуб не пропустил ни одного заседания Правления и ни разу не опоздал. Как бы ни чувствовал он себя плохо (у него была астма), он все-таки приезжал наглухо замотанный большим теплым шарфом, и ни один серьезный вопрос не был решен без его участия.

788

Книга «Змеиные очи» с дарственной надписью В. Смиренскому не найдена.

789

С 1924 г. Ф. Сологуб — почетный председатель секции переводчиков, с 1925-го — председатель секции детской литературы, с начала 1926 г. — член, а затем председатель правления Ленинградского отделения Всероссийского Союза писателей. В. Смиренский избран в Правление Союза писателей в 1926 г.

Здесь, встречаясь с ним часто, я убедился, однако же, что предупреждали меня знающие люди не без оснований: Сологуб обладал довольно тяжелым характером и, как все старики, большой склонностью к бурчанью. Дамы-писательницы буквально трепетали, когда он начинал «разносить» их, всегда спокойно, отнюдь не повышая голоса.

Он был чрезвычайно находчив, остроумен и в глубокой степени парадоксален.

В те дни я начал записывать высказывания Сологуба, и у меня за несколько лет составился целый сборник, который я назвал «Ненаписанной книгой Федора Сологуба». К сожалению, большая часть этих материалов у меня погибла.

Он говорил, например, так. Зашел разговор о том, что многие из наших писателей очень нуждаются.

Сологуб оглядел всех вместе с ним заседавших, и взгляд его остановился на Марии Михайловне Шкапской, сидевшей неподалеку от него в летнем платье без рукавов.

Сологуб сказал: «Да, это верно, многие очень нуждаются. Да вот, например, Мария Михайловна. Она ходит в платье без рукавов. Не на что купить рукава. И так у многих…»

Был поднят однажды вопрос о помощи поэту, имя которого я называть не буду [790] . Он был известен как аморальный субъект, в свое время работал в газете «Земщина» и антисемитском журнале «Жид», а потом писал передовые статьи в газете «Красный балтийский флот», пока его оттуда не выгнали. Кто-то сказал, что этому поэту не стоило бы помогать, но помочь надо, потому что все-таки он человек, а не собака.

790

Имеется в виду Александр Иванович Тиняков (1886–1934?) — поэт, публицист. Подробнее о нем см.: Варжапетян В.«Исповедь антисемита», или К истории одной статьи: Повесть в документах // Литературное обозрение. 1992. № 1. С. 12–37.

Тут Сологуба взорвало. Он ударил кулаком по столу и почти закричал: «Ну, как же можно так говорить? Так незаслуженно оскорблять собаку? Собака — это честное умное животное, преданное своему хозяину до конца жизни, и сравнивать ее с этим поэтом по меньшей мере — бестактно».

Помню, например, как однажды он мимоходом спросил у одного из писателей:

— Как поживаете?

— Паршиво, Федор Кузьмич, — ответил тот, уходя.

— Вот, — сказал Сологуб, — писатель, а разговаривать не умеет! Как же он может писать? Ну, что за чушь он сейчас сказал? Паршиво! Парша — это болезнь, и болезнь неприятная, а ко всему этому еще и заразная. Так что все, что мы можем сделать для этого писателя — это всячески его избегать. И только. А помогать ему незачем!

В Союзе писателей каждую неделю по субботам устраивались литературные вечера. Сологуб редко, но все же бывал на них.

Как-то на таком вечере я написал эпиграмму, которую поспешили отнести Сологубу. Эпиграмма касалась молодого поэта Александра Брянского [791] , и в ней рифмовались слова «глуп» и «Сологуб».

Сологуб прочитал эпиграмму, усмехнулся и потребовал чернила. Когда ему подали чернильницу и перо, он написал сбоку:

Уж рифмовать, так рифмовать. Простим неточность в рифме женской. В мужской же «б» и «п» смешать Нехорошо, В. В. Смиренский!

791

Александр Брянский (наст. имя — Александр Робертович Фрейндлих; 1902-?) — поэт, беллетрист.

Должен отметить, что было несколько случаев, когда я мог серьезно рассердить Сологуба и, тем не менее, я был единственным, кажется, человеком, на которого он ни разу не рассердился, и наши отношения в конце остались неомраченными. Теперь я объясняю это и его глухим и безрадостным одиночеством и тем, что Сологуб, которому я был близок как поэт неустанным стремлением к строгости и ясности стиха, видел во мне своего ученика, своего последователя [792] . Это подтверждается тем, что он объединил вокруг себя ленинградских неоклассиков, во главе которых стоял я [793] , и тем, что он неизменно участвовал во всех моих вечерах и, наконец, тем, что я один из очень немногих русских поэтов, которым Сологуб посвятил стихи [794] . Вот начало этого посвящения, уже опубликованного. В нем ярко выражена мысль о полной оторванности искусства от жизни.

792

Некоторые стихотворения В. Смиренского 1920-х годов отмечены явным влиянием лирики Ф. Сологуба («Тоска стрелою сердце ранит…», «Из дневника бродяги», «Иду усталый…» в кн.: Скорбный А.Больная любовь: Стихи. Пб.: Кольцо поэтов, 1921. С. 16, 25, 28). Особенно заметно влияние Сологуба в последней книге стихов Владимира Смиренского «Осень. Стихи 1921–1926» (<Л>.: Книга, 1927).

793

В. В. Смиренский был председателем Ленинградского отделения «Ассоциации Неоклассиков» с 1925 г.

794

Посвящения не были принципиально значимы для Ф. Сологуба. В материалах к полному собранию своих стихов поэт снял их за исключением случаев, когда посвящение включено в название стихотворения.