Неизменная любовь
Шрифт:
— Яна!
Я ведь действительно пошатнулась, но удержалась в вертикальном положении, схватившись за подоконник.
— Просто душно, — я хотела убрать его руку со своего живота только в первую секунду, а потом мечтала, чтобы она к нему прилипла… навечно.
— Хочешь сесть? Или лучше лечь?
Мне лучше стоять, вот так… Но Березов расценил мое молчание за предобморочное состояние, подхватил на руки и, чуть не снеся моими ногами в коридоре угол, донес до дивана. Потом вернулся на кухню за водой. Я пила. Пила ее очень жадно. Мне хотелось еще и еще. Жажда не
— Лучше?
Одна его рука держала стакан, вторая гладила мне лоб — прохладная, мягкая, будто и вовсе не мужская рука… А может она и должна быть именно такой? Нет, немного все же шершавая. Это я почувствовала, коснувшись ее губами, когда Березов решил вытереть капли воды с моего подбородка. Что я сделала?! Нет, он не спросил. Он и не заметил, кажется, моего поцелуя — думал, видимо, что это я пытаюсь собрать капли воды с собственных губ. Лучше с его, они блестят, как мокрый стакан.
— Яна, тебе лучше?
Он наклонился ко мне, точно испугался, что я не расслышу повторный вопрос. Склонился… И я схватилась за его шею. Откуда только взялись силы поднять ватные руки. И он снова ничего не понял, просто помог мне сесть. Он тупой? Или такой выдержанный? Или ему действительно на меня плевать… Но он же смотрел мне на грудь — и тогда в ресторане, и сейчас на кухне. Особенно сейчас, когда та не спрятана ни под какой гипюр.
— Ты сможешь сидеть, если я тебя отпущу?
В голосе тревога. В моем — дрожь.
— Нет! — я замотала головой. — Не отпускай!
Мои руки по-прежнему у него на шее, его — на моей талии. Ну что его останавливает поцеловать меня сейчас, что?
— Это все из-за тебя, — прошептала или больше прохрипела я, почти касаясь его носа своим.
— Что из-за меня?
Он притворяется. Точно ведь притворяется! Или провоцирует? Типа, не он это начал… И я задрала голову, чтобы ткнуться губами ему в губы. Именно ткнуться — он не раскрыл их мне навстречу. Это не был наш первый поцелуй. И в тот момент, когда Березов, точно укушенный, рванулся от меня, я думала, эта попытка станет последней.
Я не удержалась без его рук, без его шеи и рухнула головой на валик дивана. Мягкий, но мне и без всякого удара сделалось жутко больно, и из глаз брызнули слезы. Фонтаном! Да какое там фонтаном! Как из прорванного пожарного крана! Да, внутри все горело. От обиды!
— Яна!
Он подтянул меня к себе, точно гуттаперчевую куклу. Такую же безвольную и податливую. Шея не держала головы, и я ткнулась ему в грудь не потому что хотела этого. Я уже ничего не хотела.
— Яна, не реви! Поговори со мной, — он не успевал вытирать под моими глазами слезы. Прибывали все новые и новые. Это было целое наводнение. — Яна, хватит!
Я дернулась и замолчала. Если я, конечно, рыдала вслух. Я этого не помню ни сейчас, ни тогда. Тогда я вообще потеряла связь с реальностью и временем, не совсем даже понимая, где я и почему он здесь. Все еще здесь. У меня, наверное, действительно кружилась голова.
— Яна, почему ты плачешь?!
— Из-за тебя…
Я не могла сказать ничего другого, потому что все в моей жизни действительно было из-за него.
И эта дурацкая записка от Инны, и этот дурацкий Димка. Все из-за него!— Яна, что я сделал?
— Ничего! — вот сейчас я заорала в голос, толкнула его в грудь, рухнула обратно на диван и закрыла лицо руками. — Ты ничего не сделал… Ничего…
И я ничего не могла объяснить самому тупому мужчине на свете! И не хотела… Пусть уходит! Пусть уходит! Да, я, кажется, уже колошматила его кулаками. Просил ударить — получай!
— Уходи! Уходи! Уходи!
— Яна!
Я висела у него в руках, я на них болталась, пока он не опустил меня на пол, уже чуть всхлипывающую. Мокрыми руками я держалась за его локти. И эти локти дрожали. Или дрожала все-таки я…
— Ты сейчас сядешь на диван, поняла?
Я кивнула. Меня посадили. От меня убрали руки. Я провела ладонью по мокрому лбу. Слезы, испарина или все вместе? Брюки щипали ноги через капрон, я задрала штанину и начала раздирать его короткими ногтями до зацепок, до стрел.
— Яна, сними уже эти дурацкие колготки.
Он это сказал, да? И я даже не задумывалась о том, что он имел в виду. Просто расстегнула на брюках пуговицу и стащила вместе с колготками. Теперь это все валялось на полу. Я не успокоилась, подтянула к носу голые коленки и продолжила раздирать кожу, пока Березов не перехватил мою руку.
— Яна, успокойся, — он стиснул мои пальцы. — Что случилось?
— Ты не поцеловал меня, — сказала я, пытаясь вырвать руку. Не тут-то было! — Пусти!
— Яна, ты это что, серьезно? Значит, Катя не зря бесилась? Ты ей что-то сказала?
— Да! — закричала я в его красное лицо. — Я ей все сказала…
Еще бы понимать, что я тогда несла…
— Что ты ей сказала?
Я и сама не знала. Это же ты, Березов, заставляешь меня изворачиваться, поря чушь! Зачем тебе слова? Тебе, такому взрослому, ты слепой?
— Что у нас все было! — слова вылетали сами. Я не знала и не знаю, откуда они брались тогда такие.
— Яна, у нас с тобой ничего не было!
Березов, ты тупой, как пробка? Я знаю, что у нас ничего не было. Ты даже меня не поцеловал, дурак!
— Яна, что с тобой?
Точно дурак, раз не видит… Я снова потянулась к нему. Теперь только одной рукой, но он перехватил и ее. Держал меня теперь за обе руки.
— Яна, прекрати! Так себя не ведут!
— А как ведут?!
Я так дышала, что лифчик грозился вот-вот лопнуть. Да, разлететься на тысячу кусочков, а следом сердце — на целый миллион осколков.
Молчит. Ему сказать нечего! Потому что он дурак!
— Яна, прекрати немедленно!
А что я делала? Я просто придвинулась к нему свободными пока еще ногами и наши коленки встретились.
— Почему? — Я не могла уже не только соображать, но и дышать. Слова вылетали со свистом. — Я же ребенок. Ты же ко мне ничего не чувствуешь.
— Ты не ребенок! — рычал в ответ Березов. — Ты уже почти женщина. И очень красивая.
— И чего тебе тогда еще надо?
— Я тебя на двадцать лет старше. Неужели ты не понимаешь, что я могу любить тебя только, как дочь.