Неканонический классик: Дмитрий Александрович Пригов

Эти примеры позволяют предположить, что приговские гротески — способ критически показать свойственное романтизму замалчивание телесного несовершенства.

Одно из свойств тела, отрицаемых Д. А. Приговым, — проницаемость. Это свойство присуще не только женскому телу, но для женского оно является определяющим, о чем Пригов очень смешно пишет в другом стихотворении цикла «Жизнь, любовь, поруганье и исход женщины»:

Вот они девочки — бедные, стройные С маленькой дырочкой промежду ног Им и самим-то не в радость такое-то Да что поделаешь, ежели Бог Ежли назначил им нежными, стройными С маленькой дырочкой промежду ног Он уж и сам не в восторге-то, Бог Да что поделаешь — сразу такое то Не отменишь [621]

621

Пригов Д. А.Книга книг. С. 406.

Еще в одном стихотворении того же цикла он определяет девичью честь как пустоту: «Она есть чистое ничто» [622] . «Чистое» здесь означает «абсолютное», но при этом напоминает о «чистой» вагине «невесты Гитлера» из одноименного цикла. Невеста Гитлера в белом платье — символ фашистской чистоты: тело ее чисто и прохладно даже после родов.

Моя прохладная вагина Еще прозрачна и чиста Но в ней уже, да — спят два сына Их нежно-бледные уста Щебечут что-то, но невинно Потом летят в ины места И вот опять моя вагина Нежна прохладна и чиста [623]

622

Там же. С. 113.

623

Пригов Д. А.Милицанер и другие. М.: Obscuri Viri, 1996. С. 28.

«Чистая вагина» невесты намекает на непорочное зачатие — проницаемое тело, в которое никто не проникал. Более того, здесь подчеркивается противоположно направленное действие: невеста проецирует свое тело вовне, направляя двух новорожденных сыновей «в ины места».

Аналогичные события — подавляемое тело парадоксальным образом продолжает себя в пространстве — происходят в «Красавице и Герое». Этот цикл, как и «Жизнь, любовь…», напоминает театральное представление: указано, что каждая строфа или раздел сопровождается музыкой конкретного композитора — от Чайковского до советских и американских авторов популярных мелодий [624] . Соответствующее «Предуведомление» гласит, что романтический герой и его возлюбленная стремятся преодолеть свою телесность и стать музыкой:

624

Чайковский для Пригова — это еще и способ мгновенно усилить пафос любого поэтического действия; см., напр., «Азбуку 49 (ца-ца)», написанную как сценарий перформанса: «Вот мы и снова собрались. Вот Тарасов сидит, вот я стою, вон там, вижу, Кабаков сидит, там Рубинштейн, там Чуйков. А где, где же он? А-ааа, вон там, рядом с Монастырским. Вон еще кто-то сидит, кто-то стоит — они герои! Герои Пушкина! Лермонтова! Чайковского Петра Ильича! Его Первого концерта, его Второго концерта для фортепьяно с оркестром, его Третьего концерта, Четвертого, Пятого, Шестого, Седьмого! Десятого, наконец! Они сидят — они герои! Они мои герои!» ( . Выражаем особую благодарность Джеральду Янечеку за любезно предоставленную видеозапись этого фрагмента в исполнении Пригова и Владимира Тарасова в студии Ильи Кабакова.

Труден путь героизма и красоты. Внешняя и метафоризированная телесность полностью завораживает и поглощает людей, не отпуская на чистые служения. Но только одолевшие в себе низшую телесность и обретя высшую в виде музыки, герои и красавицы постигают себя в чистоте и через эту чистоту почти в абсолютном покое являются нам в сиянии своего служения и свершений [625] .

Здесь романтизм доходит до уничтожения тела. Герой и Красавица в стремлении достичь физического и духовного совершенства мазохистски уродуют свои тела. Герой при этом исходит из желания заполнить мир собой: «Герой не переносит соперничества пространства и заливает его своей кровью и вроде бы успокаивается, как Блантер» [626] . Матвей Блантер — невероятно плодовитый и популярный советский композитор, автор более чем двух тысяч песен, в том числе знаменитой «Катюши», — человек, в буквальном смысле наполнивший советское пространство музыкой. Аналогичным образом и невеста Гитлера претендует на воплощение в себе все б ольших и больших пространств («Девушка и смерть и / Третий Рейх и все остальное») [627] .

625

Пригов Д. А.Книга книг. С. 363.

626

Там же. С. 369.

627

Пригов Д. А.Невеста Гитлера // Пригов Д. А. Милицанер и другие. С. 38.

Сходную последовательность мы видим в начале «Женской сверхлирики»: «Истина — женщина ведь! Правда — женщина! Власть — женщина! Жизнь, Смерть, Родина, Отчизна, Боль, Тоска, Память, Радость — все ведь женщины!» [628] . Все эти слова не просто относятся к женскому роду грамматически; они — синонимы женщины и воплощение женственности.

СТИХИ И ОДЕЖДА ЖЕНСКОГО ПОЭТА

И «Женская сверхлирика», и «Невеста Гитлера» — циклы, которые Пригов написал в качестве «женского поэта». Всего таких циклов пять, и именно на них мы обратим пристальное внимание. Поразительно, насколько часты, по сути даже неизбежны, упоминания об этих стихах в критической литературе [629] . Заинтригованные этими упоминаниями, мы стали разыскивать сами стихи, что оказалось делом нелегким. «Невеста Гитлера» опубликована, однако тираж ее был настолько мал, а распространение его настолько ограниченно, что найти печатный экземпляр сейчас практически невозможно. Тексты остальных четырех сборников — «Женская сверхлирика», «Женская лирика», «Сверхженская лирика» и «Старая коммунистка» — доныне существуют только в виде самиздатских брошюр. Многочисленность упоминаний об этих циклах странным образом контрастирует с их недоступностью, и сама эта странность как бы служит отражением главной проблемы, которая исследуется в них: женщина как нечто значительное, но непонятное; важное, но непознаваемое.

628

Здесь и далее тексты цитируются по рукописям, копии которых были любезно предоставлены авторам Андреем Зориным и Бригитте Обермайер.

629

Евгений Добренко пишет о сборниках «женского поэта» в статье «Нашествие слов. Дмитрий Пригов и конец советской литературы» (Вопросы литературы. 1997. № 6. С. 55). Немецкие издатели книги «Милицанер и другие» представляют цикл «Невеста Гитлера» как «парадигматический» по отношению к приговским текстам 1980-х годов (Витте Г., Хенсген С.О немецкой поэтической книге Дмитрия Александровича Пригова «Der Milizion"ar und die anderen» // Новое литературное обозрение. 2007. № 87. С. 297). Сам Пригов в интервью Андрею Зорину (Пригов как Пушкин. С. 123) тоже уделяет особое внимание своим сборникам «женского поэта» и приводит их в качестве примера своего «мерцательного» авторства (Third Wave: The New Russian Poetry. P. 102).

Несколько десятилетий назад теоретики феминизма диагностировали подобные взгляды как основу патриархата; но, насколько мы понимаем, Пригова интересует не диагноз, а перформанс, поэтому уместнее будет следующий вопрос: что такое перформанс женщины? В «Женской лирике» героиня как будто находится на сцене, рассказывает о своих собственных перемещениях в пространстве, комментирует свои наблюдения. В этих кратких текстах она странным образом уподобляется шпиону, разведывающему тайны естественного порядка вещей, которые угрожают ее безопасности. В некоторых стихах она напоминает Штирлица: ее окружает зло, но и сама она способна на агрессию.

В первом стихотворении «Женской сверхлирики» поэт рисует следующую сцену:

Я шла по скошенному лугу И демон ближних деревень Уже тянул за мною руку Она отбрасывала тень На мое платье боевое И я сказала: Эй, Эвое! Прочь! Остерегись! Иди к себе! Держись в границах тебе неким попустительством отпущенных! И он удалился, а я оправила платье и пошла по скошенному лугу, где Демон ближних деревень протягивал ко мне руку, отбрасывая тень на мое платье боевое, и я воскликнула: Эвое, прочь! — и он удалился, скрежеща зубами, а я оправила платье и пошла вдоль деревни по скошенному лугу

Крик «Эвое!», издаваемый женщиной-«сверхлириком», с одной стороны, порожден характерным для Пригова (особенно в этом цикле) приемом — подбирать рифмы на основе усеченного варианта первого рифмующего слова (здесь — «боевое — эвое»). Часто такой усеченный вариант является бессмысленным, но не в этом случае: «Эвое!», с другой стороны, воспринимается как цитата из стихотворения Константина Батюшкова «Вакханка» (<1815>): лирического героя этого произведения, который преследует бегущую женщину, Пригов превращает в «демона» [630] .

630

Я за ней… она бежала Легче серны молодой. Я настиг — она упала! И тимпан над головой! Жрицы Вакховы промчались С громким воплем мимо нас; И по роще раздавались Эвоэ! и неги глас!

(Батюшков К.Полн. собр. стихотворений / Подгот. текста Н. В. Фридмана (Библиотека поэта. Большая серия). М.; Л., 1964. С. 189–190).

Угроза, исходящая от демона, носит сексуальный характер, судя по тому, что, когда он удаляется, героиня оправляет платье. Платье героини — признак ее временного воплощения, подобно мундиру Штирлица. То, что платье это — «боевое», роднит ее со Штирлицем и, между прочим, придает ей сексуальную амбивалентность [631] .

В «боевом платье» героини намек на силу и мужественность сочетается с традиционной женственностью, которой отмечены эти тексты. Подобно невесте Гитлера, она часто ходит в белом платье, словно магнит, притягивающем к себе слезы, пятна и другие признаки травмы. В «Женской лирике» героине угрожает не сказочный злодей, а конкретное социальное зло, с которым должен был бы бороться Штирлиц:

631

Постоянные подчеркивания и преувеличения женственности в этом цикле дополняются другими упоминаниями об участии в военных действиях — ср., например, в «Женской лирике»: «Когда военный контингент / Они в Афганистан вводили / Я впереди как Онти Нгент / А шла и говорила…» или в «Женской сверхлирике», где женщина-поэт, робко ступая в своем белом платье, воспринимает пробежавшую мимо лису как знак приближения «конноармии». В некоторых стихотворениях она и сама орудует кинжалом — см., например, «Не забуду этого момента…» и «Я видела: она гуляла…».

Словно отмстительный знак Сталинского зодиака Бродит в лесу маниак Видали в Москве маниака Выйду чиста-молода Белое платье одену Кровь моя — не вода Вот, убивай меня, демон! За жизнь нашу новую, свободную! Тебе ненавистную — Вот я!

С готовностью подставляя платье для пятен, на сей раз — для пятен собственной крови, героиня жаждет мученичества, как и стремящийся пролить свою кровь Герой из «Красавицы и Героя».

Как понять совмещение столь разных символов в одежде? Ответ Пригова очевиден — заглянуть под платье. Под плащом Штирлица, как в матрешке, могли бы скрываться другие слои ткани; но в одном из стихотворений «Женской лирики» Пригов приготовил нам сюрприз:

Прекрасное время! Прекрасная жизнь! Под вечер заточим большие ножи! Под платье засунем, опустим подол На небо посмотрим и — гулять на Подол Гуляем, гуляем — всяк мил и пригож Но полезет под юбку — а там заточенный нож Огромный