Некролог

ГЛАВА 14. СТЕНЫ

На подъезде к психиатрической клинике Варя совсем поникла, она глубже укуталась в пиджак Владислава и царапала руками свои голые колени. Ей становилось не по себе от необходимости вернуться в заточение серых, давящих стен. Сатаров положил руку ей на бедро и провел ею выше, до трусиков, но Варя отвернулась к окну и опустила глаза. В водительское стекло постучали, Владислав небрежно открыл окно: около автомобиля стоял юный солдат с недоумевающим лицом, он бросил взгляд на руку Сатарова, которую тот не посчитал нужным убрать с Вариной промежности, но он не позволил себе долго задерживать там взгляд, торопливо поинтересовался, все ли у них в порядке, и, не дождавшись ответа, велел открыть ворота КПП.

– Наверное, ему обидно сейчас осознавать, что он рискует своей жизнью ради того, чтобы его начальник получил заветную щель, прикрытую бесполезной кожей.

– Начнем с того, что обидно ему должно быть разве что за свою никчемность. А закончим этот разговор, вспомнив о том, что не существует равенства между людьми - это только утешение для слабых и единственный их аргумент в свою защиту от нападок правящей верхушки. Мне стоит напоминать тебе о том, что это у тебя крылья за спиной, а не у него?

– А если бы крылья были у него, то твоя рука лежала бы промеж его ног?
– с недовольством спросила Варя.

– На твоем месте я бы помолчал.

– Ты и на своем месте не можешь промолчать.

Дорога до лечебного корпуса была живописной, пролегала через яблоневую аллею и изящно петляла среди прогулочных дорожек и столетних построек. Но Варю не волновала красота мира и весна - перед ее глазами стояло тошнотворное болото, погруженное в серую дымку. Закрывая глаза, она видела влажный деревянный мосток, тонущий в тине, скопившейся в русле некогда беглой реки. Местами вода была скована тонким слоем льда, слегка потрескивающим под мягкой поступью призраков, подступавших к берегу. Варя верила, что в присутствии Владислава с ней ничего не случится и что он не позволит ей впасть в истерику, а в случае чего найдет нужные слова, чтобы ее утешить.

В приемном отделении их пригласили подняться на верхний этаж к главному врачу, чтобы обсудить детали Вариного пребывания в лечебнице. Внутрь здания с трудом пробивались солнечные лучи и свежий воздух, весна в нем не ощущалась - стояли вечные заморозки. Сестры выдали Варе больничные тапочки и халат, заметив, что она стоит практически голая и мерзнет.

– Владислав, ты же не оставишь меня здесь совсем одну?
– тихо спросила Варя.

– Нам не следует привлекать к себе лишнее внимание.
– Он погрозил ей пальцем.
– Ты не должна рассчитывать на то, что я когда-нибудь навещу тебя. Мне для этого нужно время - не все сразу. Мне сложно смотреть в твои глаза, и я хочу понять, куда ты уходишь в своих грезах, как далеко ты от меня бежишь.

Сатаров зашел в кабинет главврача, а Варя направилась к витражному окну, чтобы понаблюдать за пациентами клиники, гулявшими на улице. Через сине-красные стеклышки их мир казался радужным и веселым, даже в лицах грустных и плачущих больных виделась легкая и сладкая печаль, будто им было совершенно не больно осознавать себя такими одинокими и брошенными. Варя невольно задумалась: «Те, кого мы назвали сумасшедшими, никогда не вернутся в наш мир - они специально бегут прочь от нас. У них нет причин снова начать говорить со сломавшимися родственниками и некогда им близкими людьми, которые уже давно перестали верить в их мечты и видимую им реальность. Направление в дурдом - билет в один конец, здесь псих может уже расслабиться и не рваться назад к своей привычной жизни, тут отпадает необходимость думать о своей семье и себе самом. Они не анализируют уже имеющуюся реальность, а творят новые и куда более совершенные миры, сотканные из надежд и светлой грусти. Но о них никто не узнает, пока сам не сможет в них поверить, а это практически исключено - тайна за семью замками. Одни улыбаются, другие плачут, а третьи и вовсе свое говно по стенам размазывают, но у каждого из них свой мир, полный безумия, с одной лишь разницей - в этом мире либо светло, либо темно».

Варя услышала шаги у себя за спиной и обернулась раньше, чем ее снова схватила бы чья-то рука, - Спартанский Вадим остановился в метре от нее и с волнением обратился с ней:

– Рад, что ты жива, - произнес он.
– Владислав здесь?

– Да, он привез меня сюда.
– Варя опустила глаза.
– За нами следили, Сигма знает, что мы с тобой встречались.

– Я уже в курсе, поэтому и приехал сюда. Мне вряд ли удастся вновь тебя увидеть, а потому я хотел кое-что тебе сказать.

– Говори, я внимательно тебя слушаю.
– Девушка понимала, что это и впрямь может быть их последняя встреча.

– Варенька! Дорогая моя, хорошая! У нас так мало времени, и я сразу скажу все, что думаю - прошу заранее меня простить. Ведь не существует никакого видимого олицетворения зла, проклятий и магии. Твоя личность нецелостная, ты отделяешь от себя часть, способную на дурные поступки, склонную болеть и тосковать, а между тем теряешь саму себя. Не стану отрицать, у меня возникала мысль, что твои сны - проделка Дьявола. Но это, полагаю, не его уровень, в наше время людей искушает телевизор. Просто в тебе есть «плохое» и «хорошее», свет и тьма, способные вызывать самые разные чувства и переживания.

– Я всегда говорила себе то же самое, - Варя улыбнулась.
– Все происходит из-за моего нежелания брать на себя ответственность за грубые поступки и обидные слова. И мое «плохое я» постоянное ведет вербовку, убеждает меня - адекватную - в том, что не существует никаких оценочных суждений, личной оценки в чистом виде тоже не существует.

– Признайся, ведь ты боишься старости?
– Вадим помрачнел.
– Ты просто боишься упустить краски жизни, не надышаться перед смертью весной, парфюмом, дождем. Ты наслаждаешься отражением своего воистину прекрасного тела в огромном зеркале от пола до потолка. Ты хочешь, чтобы на тебя все смотрели, не могли оторваться - поклонялись твоей красоте. В глубине души ты постоянно переживаешь о том, как выглядят со стороны твои глаза, поправляешь волосы. Ты будто случайно соприкасаешься с мужчинами рукавами и следишь за их реакцией, постоянно кого-то испытываешь и мучаешь своей пустой, видимой благосклонностью. Ты - хищник, который постоянно окружает себя жертвами, к числу которых отношусь и я. А тебе нужен охотник, нужен адреналин, иначе не дрогнет твое каменное сердце, не сотрясется вакуум твоей души. Но такой ведь уже был? Он бросил тебя, от чего игра для тебя стала только интересней.

– Это страсть и молодость.
– Она коснулась его плеча.
– С возрастом уймусь, а пока я не умею ждать.

– У нас не было с тобой букетно-конфетного периода, нам это было ни к чему. Мы всегда ждали удачного момента, пропускали тосты, не допивали рюмку, чтобы оставаться друг с другом трезвыми. По-своему, может, не так, как бы ты это хотела, но я люблю тебя.

Позади них со скрипом открылась дверь кабинета, и Вадим замолчал. Варя была даже рада тому, что Спартанский прервал их разговор - особых, теплых чувств к Вадиму она не испытывала и не знала, чем ответить на его признание в любви. Владислав с минуту стоял молча, скрестив руки на груди, и смотрел в глаза Спартанскому, после произнес:

– Мы оба понимаем, чем закончится наша сегодняшняя встреча?

– Только не на ее глазах, - Вадим ломал руки в отчаянии, на нем лица не было.

– Что ты собираешься с ним сделать?
– Варя бросилась к Владиславу.
– Ты собираешься его убить?

– У него нет выбора, - Спартанский хотел ее успокоить.

Владислав подозвал к себе медсестричку, и та направилась в его сторону, раскачивая из стороны в сторону своими бедрами. Она подошла к нему почти вплотную, ее грудь чуть ли не упиралась ему в плечо, и, кажется, Варино присутствие ее ничуть не смущало. Девушка не знала почему, но она вдруг приревновала Владислава. Причин для ревности у нее не было, как и права на нее, и ей подумалось, что Спартанский был прав насчет нее - она хищная собственница, пусть и мелкокалиберная.

– Я могу вам чем-то помочь?
– спросила сестричка, выпячивая вперед свои губы.

– Проводите ее в палату, я с Павлом Борисовичем обо всем уже договорился.
– Спартанский повернулся к ним спиной и направился к выходу.

Вадим воспользовался тем, что Владислав его не видит, и отдал Варе пакет, в котором находилась ее одежда, оружие и, самое главное, похищенные у Яноро ампулы со снотворным. После он догнал Владислава и вышел вместе с ним из отделения.

Варя пошла следом за медсестрой, последняя, кстати, вела себя крайне похабно и совершенно неуместно: надувала и лопала большие пузыри из жвачки, на ходу поправляла сползающие чулки и мурлыкала себе под нос радостную песенку. Варя же поймала себя на мысли о том, что ей ничуть не было жаль Спартанского, его смерть казалась ей неминуемой и логичной - Владиславу нужно было оставаться первым и единственным. Он не мог позволить себе рисковать ее безопасностью и допускать ее встречи с посторонними лицами. Но Варя совершенно не знала, как относиться к откровению Вадима, к словам любви - они ничуть не тронули ее, и она даже стыдилась своей жестокосердия и холодности.