Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке

Поблагодарив и, по недавней, но уже твердой привычке дав кучеру серебряную мелочь «на чай», он сам открыл входную дверь. Швейцар торопливо помог ему придержать тугое полотно.

Конечно, господская традиция требовала только постучать в дверь, а там пусть слуга работает. И Константин Николаевич, в общем-то, был бы не против такого подхода. Такую здоровую скотину надо и не так заставлять работать. Но стоять на сильном пронзительном ветру было совершенно не комильфо и не стоило идти на поводу этой дворянско-господской спеси.

Вначале прошел в ее женскую часть здания. Вот там Константина Николаевича ожидал неприятный сюрприз — жена стонала, ее тело порою дрожало и подергивалось. А около постели суетилась незнакомая старуха. Повитуха?

Жестами, чтобы не беспокоить жену, подозвал старуху, не входя в комнату. Та, увидев хозяина, угодливо подошла, предусмотрительно закрыв дверь.

— Схватки у нее, ваше сиятельство, — на молчаливый вопрос ответила она, — говорит, что на хорошей погоде много гуляла и забеспокоила ребеночка. Тот и полез наверх. А ведь ему рано еще. Седьмой лишь месяц. Трудно будет рожать, мужайся барин. Молись Господу Нашему Иисусу Христу.

Да-а, что же так сложно-то. Ведь рождение ребенка — это в любом случае, естественная операция. А если еще и с осложнениями, то, с учетом медицины XIX века, осталось, действительно, только просить помощи у сверхъестественных сил.

Молиться он все же не стал, это было уже сверх его возможностей. Вместо этого он поспешил отправить слугу к гоф-медику Николаю Федоровичу Арендту. Тот, хотя и не был, собственно, акушером, но медиком был опытным.

Таков был уровень медицины того времени. Она была не только примитивна, но еще и не подразумевала особой специализации. Хирург охотно работал терапевтом, а последний подрабатывал акушером и гинекологом. Что делать, это же XIX век!

С гоф-медиком у князя Долгорукого была договоренность относительно беременной жены. Тот охотно согласился. И не только потому, что князь был знатен, богат и любимец императора. Николай Федорович был добряк и любил медицину. В образованной им больницы были пациенты всех сословий. И даже если у какого бедняка не было денег, доктор лечил его за свой счет.

Так что князь был спокоен за такого медика. Тот приехал через некоторое время, поздоровался с хозяином, помыл руки и поспешил к роженице. Обратно он вышел озабоченным и сумрачным. Признался:

— Однако, Елена Федоровна сама себе подкузьмила. Подсадила тело ходьбой, вот и роды начались предварительно, куда ранее, чем надо. Помилуй Бог, седьмой месяц, а он уже выходит. Трудные будут роды, Константин Николаевич, готовьтесь к этому.

Попаданец только развел руками. Он хоть и из будущего времени и в целом образован лучше, но не медик. Попросил поужинать, пока роды не начались. У Елены Федоровны находились повитуха и служанка Марфа, и этого было пока достаточно. Заодно и сам мог поесть.

Прошли в столовую. Слуги работали. По крайней мере, в доме было очень тепло и чисто. Весьма вкусно пахло, напоминая, что они хотя и пообедали, но в неопределенном прошлом и неплохо бы на долгую ночь на желудок что-то накинуть. Николай Федорович в преддверии сложных времен, совсем невозражала. Более того, охотно прошел.

Прекрасный ужин (спасибо кухарке Авдотье!) вскоре их утихомирил, и поздний чай они пили уже спокойно, пока встревоженная Марфа позвала доктора.

— Там началось, — почти испуганно сообщила она, — Перфильевна (повитуха) говорит, что роженица уже родит!

Марфа, вообще-то, за долгие годы с тесными отношениями с госпожой научилась говорить «по-господски». Но сейчас, видимо, от волнения, простонародное происхождение бросалось очень выпукло. Да уж!

Брошенный всеми, Константин Николаевич поднялся в свой кабинет. Что за время этот XIX век! Ни телевизоров, ни компьютеров с интернатом. Волнуешься, нервничаешь, а как отвлечься не знаешь! Взять, что ли хоть старый номер «Санкт-Петербургских ведомостей», может, хоть отвлечешься.

Но статьи прошлого времени, да еще в официозе, только еще сильнее нагоняли тоску. Попаданец сам не понял, как задремал.

Разбудила его другая служанка Анна, взятая Николаем Федоровичем на роль «приноси-подай».

— Барыня родила, ваше сиятельство, — грустно сказала она, — дохтур вас попросил приди.

Вот ничего себе, какие тут звуконепроницаемые стены! Нет, он слышал отдельные, особенно громкие крики роженицы, но все равно уснул. И весь мучительный, а для жены еще и болезненный процесс появления нового человека он сладко проспал.

Терзаемый муками вины, он поспешил в семейную спальню, временно преобразованной в медицинскую палату. Между прочим, Елена Федоровна, хоть и для нее роды были неожиданными, успела приказать, и служанки притащили два стола из прачечной. На них положили широкую перину, поверх новомодную клеенку и простынь.

Константин Николаевич только сумел глянуть, просунув голову — дальше его не пропустил Николай Федорович, да он и сам не рвался, понимая, что такое — принос заразы больной. И так было все ясно — ребенок был мертв, а его жена после тяжелых родов полумертва.

— Мужайтесь, князь, — негромко сказал доктор, вытянув его обратно из спальни, — девочка родилась уже мертвой, задохнувшись в материнском чреве. А саму Елену Федоровну я постараюсь спасти. Придется сделать еще несколько хирургических операций, иначе никак.

Он помолчал, собираясь с мыслями, потом почти шепотом сказал:

— И вот еще что, Константин Николаевич, вынужден вас сообщить, ваша супруга Едена Федоровна больше не будет вам ни женщиной, ни матерью ваших детей. Увы! Тяжелые роды и две хирургических операций значительно повредили ее женскую часть тела.

Оглушив его таким образом, доктор ушел. Елену Федоровну он забрал собой. В специальной грузовой телеге, куда для мягкости положили сена, ее повезли в больницу. Это ведь для мужа роды уже окончились, хоть и неудачно. А для жены последствия их будут давить еще долго. И в первую очередь пройдут несколько операций для помощи женщины.

А сам попаданец остался один в доме. Нет, прислуги было много, как мужчин, так и женщин. Не было лишь жены и этим все и определялось. Как, оказывается, без него тяжело жить!

Елена Федоровна Долгорукая, урожденная Самойлова, была Константину навязана императором Николаем I. И пусть именно ее он выбрал добровольно, но женился он по приказу. А ведь хорошенькая, добрая и спокойная, она бы в ином случае стала бы хорошей женой.

А вот попаданцу не вошла. Уже и ребенка ему понесла, и Николай Павлович назначил ее своей воспитанницей, а все не мила она ему. Может быть, еще и потому, что в Зимнем дворце была другая девушка, более желанная и привлекательная.