Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке

— Это сильный скандал на весь мир, — подтвердил Кадочников, — я поэтому пока не стал завершать это направление, хот и видел.

Умный какой мужчина! Или осторожный? Министр иностранных дел при Николае I Нессельроде всегда смотрел в рот иностранцам. И ничего, что подлинным министром был сам император. Настоящая работа всегда происходит через черновую деятельность. А Николай I лишь определял общие направления внешней политики.

И пусть он гордо считает, что он в МИДе главнюк, но практически хозяйничает там «злобный карлик» (по мнению последующих историков). А он будет повсеместно тормозить репрессии против иноземцев. Придется воевать с ним у Николая I. И сделать это из числа следователей розыскной части сможет только князь Долгорукий. Даже Бенкендорф не осмелится, побрезгует.

С другой стороны иноземцы (точнее англичане, но еще не на 100%) вляпались хорошо, по самые брови. Думали, что их-то не найдут или слишком заманчивая оказалась цель? Дурачье!

Константин Николаевич мысленно усмехнулся, и передал бумагу со своими пометами Кадочникову.

Тот буквально благоговейно положил в свою папку. Тощую, дешевенькую, из плохого картона, но это была папка, как в будущем!

Возражать начальнику он, разумеется, даже не подумал. Что думает делать следователь самого императора, получившего сегодня сразу два высших чина, — это его сиятельное дело. Ему так высоко никогда не подняться, а потому даже и голову не стоит поднимать!

С этим Кадочников и ушел. Князь Долгорукий мог на него полностью надеяться, по крайней мере, против других сотрудников жандармского управления. Слишком умен и осторожен, что бы противится своему столь важному начальнику!

Глава 23

Остальную часть текущего дня после обеда он опять был на допросе Крапивина, сам задавал вопросы о технологии кражи и даже, наплевав на осмотрительность, о возможном иностранце. Благо, специфика вопросов объективно вела к такого рода интересным темам.

— Ой-ой-ой! — залился крокодиловыми слезами его сиятельство князь Долгорукий, как бы соболезнуя попавшемуся уголовнику, — в какое же дерьмо ты попал, дорогой мой, необдуманно связавшись с проклятыми иностранцами. Это же только виселица, даже тяжелая каторга здесь не светит!

И чтобы было получше видно и понятно, рукой провел обмотанную вокруг шеи пеньковую веревку. И даже похрипел немного, показывая висельника. Вот какой был хороший актер попаданец!

Крапивин не стал ничего отвечать, пасмурно хмурясь. Но и возмущаться, отпираясь от фактов, не собирался. Минутку помолчал, видя деловую деятельность его сиятельства князя, потом спросил с заметной хрипотцой:

— А если я все честно расскажу, до последнего мелочного фактика, это хоть немного мне поможет избежать виселицы?

Константину Николаевичу хотелось бы кивнуть — для смазки слов пахана. Тогда бы он тогда прекрасно запел, прямо аки соловей! Но не стал. Потому как и не хотел врать даже матерому уголовнику о милосердии императора и сам не собирался отпускать его из тюрьмы.

Пахан, естественно, все эти тонкие нюансы настроения не понял, но главное ему бросилось в глаза. От виселицы его спасать не будут. А раз не спасут, какой смысл оправдываться?

А чего тот хотел? Он там на свободе будет неоднократно воровать, насиловать, убивать, а ему в тюрьме будут по головке гладить? Нет уж, таких закоренелых мерзавцев можно только вешать!

С этими выводами он пришел к указанной аудиенции императору. Одними фактами по текущему уголовному делу о краже бриллиантов князь Долгорукий, разумеется, не ограничился. Ведь Константин Николаевич не только следователь жандармерии, но и личный следователь императора Николая I. Поэтому ему пришлось вначале выслушать слезливую истерию находившейся здесь Марии, рассуждения августейшего монарха о будущей деятельности и о самом князе. И только потом стал рассказывать о недавней краже личных покоев Марии. Точнее, выделил несколько важнейших моментов, которые буквально взбудоражили всех окружающих:

— Вопреки всем так сказать убедительных доказательствах о причастии служанке Анюты в воровстве, она в нем, тем не менее, не участвовала.

— Как же так? — поразилась ее бывшая хозяйка, — значит, ее все-таки неправильно выгнали с работы и арестовали? Какой это кошмар!

Она с мольбой посмотрела князю в глаза, и ему пришлось прокомментировать судьбу прежней служанки. Он отметил, что приговор в ее отношении уже заранее решено не исполнять, а отдать на поруке великой княгине. А оставлять ее в услужение в Зимнем дворце в любом случае весьма опасно. Ведь Анюта так легко призналась в воровстве, что было понятно — она уже сама задумывалась о краже по месту службы. Как слуга вашего величества, — напомнил он Николаю I случай в его жизни.

Император поморщился, когда ему напомнили неприятное прошлое, но дочери кивнул — ненадежную прислугу все же лучше заранее убирать.

— Мне другое не понятно, — заговорил монарх, — зачем так делал их главарь? Какой-то нечистоплотный поступок. Он не понимал, что, таким образом, он сразу поставил себя на край пропасти. Не говоря уже о том, что и уголовник мой поданный и незачем лезть к иностранцам.

Император вопросительно и властно посмотрел на попаданца, и ему пришлось заговорить на тему, в которой он и сам еще не разбирался

— Крапивин на такие вопросы обычно не отвечает, но я думаю, только на всякий случай, — отметил Константин Николаевич. И после этого перешел к другой теме:

— Ваше императорское величество, у меня есть иная, весьма досадная для вас новость. К делу о краже бриллиантов активно примкнули иностранцы. И, скорее всего, это англичане.

Для Николая I свежая новость действительно оказалась плохой. Он некоторое время молчал, видимо, выбирая, резко противодействовать этим рассуждениям или разрешить аргументировать.

Выбрал второе, все-таки это был князь, человек умный и не пытающийся вредить монархии:

— И на что ты опираешься, когда такое говоришь?

Тон императора был очень неприятный, но Константин Николаевич попытался продолжить:

— Отряд жандармов во главе со мной поехал арестовывать Крапивина и его шайку в тот момент, когда в его доме уже находился неизвестный пока иностранец. Конечно же, команда жандармов (и князь в том числе) не ожидали такого поворота, и уголовники сумели дать ему незаметно уйти. Однако ценой собственного ареста.

Николай Павлович задался логическим вопросом:

— И что ты предлагаешь, пойти в посольство в поисках подозрительного иностранца?

В словах Николая I явно читался едкий сарказм, но Константин Николаевич сделал вид, что понял все за честную монету, попытавшись ответить своим вопросом:

— Нет, ваше величество. Если только не искать предлога для будущей войны с Европой?

Он как бы наивно посмотрел на императора. Тот воскликнул в неподдельном ужасе:

— Ты с ума сошел, Константин Николаевич? Даже не смей подходить к западным посольствам на сто саженей, не меньше!