Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке

А что он запутался среди двух женщин, так это его молодое дело. Пусть сходит в церковь помолится, избавиться от лукового и дальше работает. Чин-то ведь какой уже — действительный тайный советник 1-го класса! Отца обошел, на лошади не обойдешь.

Усмехнулся, проводил их в одну из комнат Зимнего дворца, куда их император распорядился поселить. Пусть пока отдохнут от столичной круговерти, придут в себя. Не старенькие ведь, но и не молодые уже!

И сам все же удрал. Он еще не всевластный император, от слов которого зависят многие. Остальные сами о себе беспокойтесь, а у него реально страшный завал на работе!

Вышел из Зимнего дворца, оглянулся. Только успел глубоко вдохнуть холодный осенний воздух и порадоваться появившейся свободе, как позади послышалось сакраментальное:

— Константин Николаевич, голубчик, обождите меня на недолго, переговорим с вашим сияткльством накоротке!

Остановился. Конечно же, Бенкендорф собственной персоной! Почти еще начальник по службе, которая вот-вот станет прошлой. И обращается так с ним величаво, хоть и с саркастическим душком. Привыкай, милый! Пришлось остановиться, поговорить:

— Граф Александр Христофорович, премного благодарен вашему вниманию! Чем обязан?

Слова были сугубо верноподданные, как высокопоставленный чиновник другому чиновнику, но с таким легким тоном, что, скорее всего, больше отнесены к придворным чинам, равным и по званиям, и по должностям.

Бенкендорф, разумеется, оказался не «премного благодарен», более того, он был очень смущен создавшим положением, когда его подчиненный выше и по чину, да и в общем, по положению. О чем и сразу сообщил милому князю.

Его подчиненный, шагнув «вдруг» на две ступеньки, стал по служебному званию его выше. Может и по должности вырастет? Действительный тайный советник 1-го класса все-таки! Хотя и он не пальцем сделанный. Генерал-от-кавалерии! С учетом того, что благословенный император Николай I в мирное время чин фельдмаршала не дает, тоже где-то околопервого класса.

Главное в другом. Император-то князю явно благоволит и милует. Так что вариантов всего два — или перейдет в другую структуру, или перейдет на его должность. И плакаться некому, на все желание Бога и Монарха.

Поболтали недолго. Князь Долгорукий, как мог, успокоил своего пока начальника. Ибо пересаживаться на его место в любом случае он никак не хотел. Сплошной бюрократизм и канцелярщина. Хватит уже, нахлебался в XXI веке, чтобы, удрав по причине смерти в XIX столетие, заниматься этим же.

Трудно сказать, сумел он его успокоить, или жандарм ушел такой же встревоженный, но он все же попытался. Напоследок поговорили о трудности рабочего момента. Бенкендорф одобрил все его действия, чем облегчил душу Константин Николаевича. Привычка, знаете, хотя бы соотносить свою работу с общей. Туда идешь, или все же нет?

Наконец вошел в жандармерию. Обратил внимание на общий мрачный тон здания. Специально, что ли, что б посетители заранее дрожали и торопились покаяться, пока хозяева еще больше не обозлились?

В свой служебный кабинет князь уже не пошел, там ему делать, собственно, сегодня было совершенно нечего. Зато, в кабинете следователя внутренней тюрьмы его уже ждали и надо сказать, довольно нетерпеливо. И местный авторитет Крапивин, и допрашиваемый его писарь с надзирателями. Уголовник уже не стал открыто сопротивляться и «начирикал» писарю целых пять листов дела.

Однако князь небрежно пролистал и почти вслух выматерился. Вот ведь садюга пахан! Утопил писарька в море мелких фактов и дат и теперь ждет самого начальника, чтобы и его туда же утащить. Ничего, матерого пахана так просто не возьмешь, да только и он не зеленый салага. Сейчас покажет уголовнику, как раки свистят, а если мало покажется, то и крепкие надзиратели дадут ему зуботычины и в шпицрутены! Не хочет слушать ушами следователя, станешь понимать другими частями тела.

Вот, милостивый государь, это хитрая, но, с другой стороны, простая игра в две имеющиеся стороны. Опытный и всезнающий жандарм эту мелочишку прибарахлит, упорядочит и двинет против самого обвиняемого. Сейчас послушает, посмотрит бумаги писаря и, пожалуй, в своем кабинете, в тишине и медлительности он, не торопясь, еще раз аккуратно и неспешно разберет все по полочкам. А пока дать ему по лбу (пока морально), пусть не лыбится.

— Крапивин, — скрипуче сказал он, — я внимательно просмотрел ваши показания и увидел, что где-то вы каетесь тщательно и даже, я бы сказал, с удовольствием, а кое-что сознательно обходите. Хитришь, пся крев, думаешь, обхитрить нас?

Посмотрел на насторожившегося пахана, внешне благожелательно пояснил:

— Вот, например, я совершенно не вижу твой личный вклад в проводимое воровство. Ты, я представляю, совсем уж превратился как бы в представителя светлых сил? Совсем не верю. Издеваешься, мразь пархатая?

Тон Константина Николаевича охладился так сильно, что сиятельному князю самому начало казаться, что изо рта вот-вот пройдет морозная изморозь и заморозит хотя бы сидящего перед ним Крапивина. И как он тогда среагирует?

Не обращая внимания на угодное лебезение старого уголовника, который все же пытался «по-доброму» поговорить с жандармами, не попадая под шпицрутены, он повернулся к писарю:

— Понял теперь, Апполинарий, на что ты должен обратить обязательное внимание в первую очередь? А на что вообще можешь не смотреть! Мне совершенно не важно знать, какая на тот день была погода и чем болели воровские шестерки!

Писарь понятливо кивнул, его нынешнее начальство задания давало четкие, понятные, без каких-либо сложных экивоков и силлогизмов, чем, честно говоря, страдали местные чиновники в лице его благородия титулярного советника Сафонова.

А князь в свою очередь подумал, что этот писарек, похоже, для него будет золотым дном. Опытный, умный, но явно недооценный. Не дворянин, вот и пинают его по грязи. Не дают подняться.

Поднять бы такого, получишь не только квалифицированного, опытного за многие лет работы в тюрьме, но и, что очень важно, преданного сотрудника. А это весьма приятно в любое время. Так что надо к нему малость приглядеться. Впрочем, это только первое впечатление. Присмотрится, может и разочаруется. Мгм. А, может, и нет. Его сиятельство еще подумает!

— Младший унтер-офицер Поликарпов (это писарь) я пойду, поработаю с другими ушлепками этой банды, — кивнул он в сторону Крапивина. Краем глаза увидел, что тот испугался. Понял, сиротинушка, что пока ты здесь поешь на них, на тебя тоже будут давать показания. И сличить ему их никак нельзя. Остается только надеяться на сообразительность и капризную удачу. Вот и надейся, и бойся, сволочь!

— Через пару часов придешь ко мне в кабинет, доложишься о результатах, — потребовал Константин Николаевич и пошел к другому (младшему) следователю коллежскому регистратору Кадочникову. Тот рыл второстепенный материал с остальных членов шайки и вроде бы наработал достаточно много. Ведь дело было резонансное, находившее на слуху у самого императора! И получить с него было достаточно прилично. Причем как сладких пряников, так и нехороших пинков, смотря по итоговым результатам.