Неоновые Боги

— Я думаю, что меня можно простить за ряд вещей при надлежащем покаянии.

Вы не согласны?

Похоть в его глазах вспыхивает жарче, и мой желудок болезненно сжимается. Он сжимает мое бедро, его пальцы впиваются так, словно он хочет сорвать с меня платье.

Но он наконец отпускает меня и отступает назад.

— Иди к своей матери домой и жди. Мои люди заберут тебя, когда все закончится.

Я изо всех сил стараюсь сдержать улыбку, опустить глаза, как хорошая маленькая послушная будущая жена. Я подозреваю, что он попросит кого-нибудь проследить за мной до дома моей матери, и на этот раз не будет никакой ужасной гонки к реке Стикс. Это просто к лучшему. Дом моей матери — вот то место, куда я стремлюсь.

Моя мама видит, что я иду, и облегчение на ее лице достаточно настоящее. Ей не все равно. Я никогда не сомневался, что ей не все равно. Это гордость и амбиции, которые мешают. Она притягивает меня в крепкие объятия.

— Я так рад, что ты в безопасности.

— Мне никогда не грозила никакая опасность, — бормочу я.

Она отступает, но продолжает держать меня за плечи.

— Где твоя сестра? — Я подстраиваюсь под ее низкий тон. — Она решила остаться.

Мама прищуривает глаза.

— Пора идти домой. — Где мы можем говорить свободно.

Это самый быстрый уход, который мы когда-либо делали с вечеринки. Я едва смотрю на присутствующих. Они имеют значение только в том, каким образом они падут в предстоящем противостоянии. Без моего вмешательства каждый из них поддержит Зевса над Аидом. Я не могу этого допустить. Аид сильнее всех, кого я знаю, но даже он не может выиграть войну против остальных Тринадцати в одиночку. Я позабочусь о том, чтобы ему не пришлось этого делать.

Мама больше не произносит ни слова, пока мы благополучно не добираемся до нашего здания и не поднимаемся на длинном лифте на верхний этаж. Она поворачивается ко мне в ту же секунду, как закрывается дверь.

— Что ты имеешь в виду, она решила остаться?

— Эвридика в безопасности в нижнем городе. Или она будет такой до тех пор,

пока мы не добьемся успеха.

Она смотрит на меня так, как будто никогда раньше меня не видела.

— А ты? Ты в порядке? Он причинил тебе боль?

Я отступаю назад, когда кажется, что она может снова попытаться меня обнять.

— Я в порядке. Аид не тот, кто хочет причинить мне боль, и ты это знаешь. — Я

пристально смотрю на нее. — Он также не тот, кто в припадке ярости перекрыл поставки половине города.

Она выпрямляется. Моя мама всегда кажется больше, чем на самом деле, но мы одного роста.

— Прости меня за то, что я хочу защитить своих дочерей.

— Нет. — Я качаю головой. — Ты не можешь говорить о защите своих дочерей, когда

ты продала меня Зевсу, даже не спросив, хочу ли я этого, когда ты знаешь его репутацию. Он современная Синяя Борода, и не притворяйтесь, что все об этом не знают.

— Он самый могущественный человек на Олимпе.

— Как будто это делает все нормальным. — Я скрещиваю руки на груди. — Я

полагаю, это также нормально, что он послал одного из своих людей преследовать Эвридику по улице, как лань перед стрелой охотника? Это был не блеф, мама. У него был нож, и он твердо намеревался пустить его в ход до того, как Аид пасет ее. Твой драгоценный Зевс приказал это сделать.

— Ты этого не знаешь.

Я изучаю ее. — Это то, что он сделал со мной. Похоже, ему нравится позволять своей жертве приблизиться к нижнему городу, прежде чем нанести удар, но мы обе знаем, что с Эвридикой это было сделано намеренно. Он устроил ловушку, и если бы Аид не попал в него, человек Зевса заколол бы ее. Посмотри мне в глаза и скажи, что ты свято веришь в то, что Зевс никогда, никогда не причинит вреда одной из твоих дочерей, чтобы привести меня в порядок. Делай это честно.

Она открывает рот, явно преисполненная решимости пройти через это, но резко останавливается.

— Боги, ты такая чертовски упрямая, Персефона.

— Прошу прощения?

Она качает головой, внезапно выглядя усталой.

— Тебе никогда не грозила никакая опасность. Тебе просто нужно было выйти

замуж за этого ублюдка и играть роль хорошей жены достаточно долго, чтобы он потерял бдительность. Я бы позаботилась обо всем остальном.

Подозрение, которое я питала с самого начала, снова выходит на первый план.

— У тебя был план.

— Конечно, у меня был план! Он монстр, но он очень сильный. Ты могла бы быть

Герой.

— Я никогда не хотела быть Герой.

— Да, я в курсе. — Она отмахивается от этого точно так же, как, кажется, поступает

со всем, что не вписывается в ее планы. — Сейчас это спорный вопрос. Зевс — это обуза.

Я пристально смотрю.

— Ты решила это до того, как я сделал свое предложение.

— Конечно, я так и сделал. — Ее карие глаза, так похожие на мои, сужаются. — Он

угрожал двум моим дочерям. Он изжил себя. Я бы предпочла иметь дело с его сыном и наследником в будущем.

Я понимаю, на что она намекает, и у меня перехватывает дыхание. Я знала, что моя мать может быть безжалостной в своих амбициях, но это совершенно другой уровень. Мои ноги немного дрожат, но я зашла слишком далеко, чтобы сейчас сгибаться.

— Каков был план? Тот, который я разрушила, сбежав?

— Ничего слишком сложного. — Она пожимает одним плечом. — Тонкий яд, чтобы

вывести его из строя, не убивая. — Потому что, если он умрет, Персей займет место Зевса, а это значит, что я больше не Гера.

— Черт возьми, Мама. — Я качаю головой.

— Ты наводишь ужас.

— И ты училась у лучших. — Она указывает на себя. — Это неплохая сделка,

которую ты предлагаешь.

— Да. Так и есть. — Я прочищаю внезапно пересохшее горло. — Я останусь на

Олимпе и буду поощрять Аида несколько раз в год появляться с нашей семьей. — Последнее мне нечего предложить, но я сделаю все, чтобы предотвратить эту войну. Что-нибудь.

Мать хмурится.

— Ты планировала покинуть Олимп с тех пор, как я заняла эту должность.