Неостывшая память (сборник)
Шрифт:
С некоторых пор, точнее – в «послехренковский» период, я стал ощущать неприязненное к себе отношение со стороны Габиса. Мелкие придирки, неоправданное вмешательство в уже отредактированные книги, мои «идеологические просчеты». Естественно, я защищался, как мог. А он писал на меня докладные новому главному
Опытный партийный аппаратчик Плющиков, конечно же, болезненно воспринял скрытый выпад в свой адрес относительно нерешительности кардинально решить вопрос идеологического порядка. Он вызвал меня к себе, мы долго беседовали, я подробно отвечал на все его вопросы. Мои разъяснения Главного удовлетворили. И, тем не менее, он попросил меня изложить свои соображения в письменном виде. Вполне возможно, он уже прикинул, что Габис после партсобрания вполне может накатать и на него «телегу» в Смольный, поэтому решил запастись серьезными контраргументами.
Медлить я не стал и вскоре вручил Плющикову служебную записку.
Главному редактору Лениздата
Тов. Л. Н. ПЛЮЩИКОВУ
По Вашей просьбе излагаю соображения по поводу рукописи книги Мих. Мишина «Пауза в мажоре».
Рукопись была в свое время отрецензирована специалистом по истории советской сатиры д.ф.н. проф. И. С. Эвентовым и секретарем партийной организации ЛО Союза писателей В. Н. Сусловым.
После необходимой доработки она была прочитана Вашим предшественником Д. Т. Хренковым, замечания которого были учтены.
С рукописью внимательно ознакомился зам. Главного редактора Я. Л. Сухотин. Он дал ей высокую оценку и сделал ряд советов, которые были приняты.
По Вашему указанию рукопись читал зам. Главного редактора Е. Р. Христофоров, с которым был определен окончательный ее состав, после чего она была сдана в производство в соответствии с утвержденным руководством сроком.
Выполняя Вашу рекомендацию, рукопись этой книги я отправил Е. Дубровину – главному редактору журнала «Крокодил», являющемуся органом ЦК КПСС. Е. Дубровин, прочитав «Паузу в мажоре», написал послесловие к книге, дав емкую, положительную оценку творчества Мих. Мишина…
Казалось бы все ясно: за издание второй книги талантливого ленинградского сатирика, «рожденного», кстати, Лениздатом, – ученый, уважаемые литераторы, два Ваших заместителя, редактор. Однако мнение одного человека – Е. Н. Габиса почему-то до сих пор перевешивает мнение всех специалистов…
С самого начала Габис повел борьбу на уничтожение книги Мих. Мишина: из 51 рассказа он сразу же снял 26, многие из которых были ранее опубликованы, в том числе рассказы, которые читатели знают по первой книге Мишина «Шел по улице троллейбус», выпущенной Лениздатом в 1976 году…
Убежден, что книга Мих. Мишина заслуживает быть изданной…
Прошло немало времени, прежде чем Плющиков вызвал меня к себе. Он сказал, что внимательно прочитал рассказы Мишина, мою служебную записку, проконсультировался со своими заместителями, переговорил с директором издательства и пришел к выводу, что книгу надо издавать. Неожиданно он вытащил из ящика стола габисовские докладные и дал мне их прочитать. Впервые в жизни я увидел собственными глазами донос на себя, грязные бумажки грязного человека.
На всю эту отвратительную историю Миша Мишин откликнулся четырьмя выразительными строчками:
К иносказаньям слабостьИмеем мы давно,И произносим: Габис,Чтоб не сказать: говно!Вскоре после этих событий Габис принужден был уволиться из Лениздата:
новый, в принципе очень осторожный, Главный в данном случае оказался человеком решительным, ведь поднятая Габисом волна касалась его партийного авторитета.Меня же давно и настойчиво приглашал в «Неву» руководить отделом поэзии Дмитрий Терентьевич Хренков. Однако новый директор Лениздата Н. И. Ермаков долго не хотел подписывать мое заявление о переводе на новое место работы. Тогда я написал ему сугубо личное аргументированное послание, и он пошел мне навстречу. В декабре 1980 года я наконец обосновался в «Неве».
Прошли годы, Михаил Мишин давно стал жителем Москвы, у него вышло много книг. В 1997 году он стал обладателем премии Российской Академии Сатиры и Юмора «Золотой Остап». Среди его книг – внушительный том сочинений в престижной серии «Антология Сатиры и Юмора России ХХ века». Разделы книги предваряют его друзья, коллеги по перу Аркадий Арканов, Юрий Рост, Аркадий Инин, Игорь Иртеньев, Константин Райкин, Виктор Лошак, Александр Ширвиндт, Семен Альтов и другие столь же достойные люди.
Замечательно, что множество рисунков к книге сделала малолетняя дочь автора Катя. Рисунки выразительные, веселые, талантливые. Еще бы, ее родители – Михаил Мишин и Татьяна Догилева. И Катя на «отлично» справилась с возложенной на нее обязанностью художника-оформителя.
…Нет, не зря давным-давно я восхитился рассказом Михаила Мишина «Шел по улице троллейбус», опубликованным в «Литературке», не напрасно сделал все, что было в моих силах, чтобы помочь молодому талантливому писателю-сатирику войти в литературу.
Мы очень редко видимся, лишь иногда перезваниваемся. Родители Миши уже много лет как ушли из жизни. Колокол, подаренный им и всей его семьей после выхода книги «Пауза в мажоре» в 1981 году, все так же занимает почетное место на письменном столе и напоминает о том времени, когда мы были молоды, безоглядны и – несмотря ни на что – счастливы.
А вот галстука жаль. Шикарный был галстук. А я его – того…
PS. В ноябре 2012 года на своем творческом вечере в Санкт-Петербургском Доме Актера Михаил Мишин рассказал давнюю историю про галстук и, неожиданно пригласив меня на сцену, подарил дивной красоты итальянский галстук.
Отдельная папка
Кому-то может показаться, что работа в отделе поэзии журнала – сплошное и непрерывное наслаждение: сиди себе, «почитывай в рифму», общайся с изящнейшей словесностью, млей и восторгайся. Да еще за всю эту красотищу получай зарплату. Не жизнь – лафа!
Так-то оно так, да, к великой досаде, не всегда так. Стихов действительно много – целые сугробы рифмованной продукции. Но вот настоящей поэзии несравненно меньше: ровно столько, сколько достается читателям в двенадцати номерах журнала. Иногда даже меньше, когда мы в «Неве» умудрялись напечатать «маловысокохудожественные» творения авторов, вступивших по выражению некой литературной дамы в «бескорыстные взаимоотношения с Музой». Основная масса так называемого самотека (около четырехсот рукописей в год) прочитывалась, переваривалась и благополучно оседала в редакционном архиве.
По-разному реагировали авторы на решение не обнародовать их стихотворные опыты. Однажды по почте получили всего лишь четыре строки от Павла В-са из Минска:
Не Шекспир я, не Толстой, не ГётеИ не Байрон, сами понимаете…Что ж вы, дьяволы, меня не признаете?Что ж вы мне отписки сочиняете?Очень даже славные строчки. Улыбчивые, незлобные. Автор – человек скромный, далекий от мысли поставить себя в одну шеренгу с классиками и при этом почти ласково пеняет нам, дьяволам, за невнимание к его творчеству. Слабые стихи его мы действительно неоднократно возвращали, а вот письмо-четверостишие сходу запомнилось и легло в «Отдельную папку».
Существовали когда-то отдельные воинские соединения, кто-то еще помнит на вкус советскую колбасу «Отдельная». Вот и у нас в отделе поэзии «Невы» поселилась «Отдельная папка». В ней то, особенно впечатлившее нас, на что не поднялась рука отправить в архивную бездну, избранное из неизданного. Чего только в этой папке нет! Строки, строфы, стихотворения, басни, частушки, фотографии авторов и их сердитые письма. Гневно-угрожающие эпистолы мы получали не так уж редко в теперь уже далекие советские времена. Ну как не процитировать такого рода послания: