Неостывшая память (сборник)

Там, где сгорело сердце Данко,Не смеет прорасти поганка! [3]

Кто теперь знает, так это или нет…

«Был бы жив Великий Петр…»

В начале шестидесятых в редакции художественной литературы Лениздата была заведена толстенная тетрадь, на твердой обложке которой значилось: «Амбарная книга». Вскоре эта прозаическая надпись была чуть подправлена. «Амурная книга» – так несерьезно стал именоваться фолиант. Каждый писатель мог начертать на его страницах все что душе угодно, не опасаясь цензурного вмешательства или гнева местного руководства. Руководство же Лениздата тех лет отличалось устрашающими габаритами. Именно это обстоятельство имел в виду Михаил Дудин, изобразив пером три мощные обнаженные натуры «с тыла» и снабдив выразительный рисунок четверостишием:

3

Во всех цитатах сохранены орфография и пунктуация авторов.

В душе испытывая страх,Перехожу на шепот:Земля стоит на трех китах,А Лениздат – на жопах.

Уже тогда Дудина знали не только как серьезного поэта, но и как автора веселых, ироничных, озорных, а подчас злых эпиграмм, рисунков и шаржей. Однажды в той же «Амурной книге» известный поэт, многолетний редактор журналов «Костер» и «Аврора» Владимир Торопыгин выразил в рифму неудовольствие по поводу слишком долгого, по его разумению, издательского прохождения своих рукописей:

Я Лениздат люблю, как маму.Всегда, когда в нем выхожу,Я девять месяцев упрямоВ его животике лежу.

Под этим, как сказал бы Зощенко, маловысокохудожественным сочинением автор не забыл поставить число, месяц и год: 20 июля 66 г. А 23 июля в редакцию зашел Дудин. Раскрыл книгу, прочитал последнюю запись, хмыкнул, на минуту задумался и под указанной Торопыгиным датой «наложил резолюцию»:

Редактор! Помни эту дату.Скажи, вперя в поэта взгляд:– Забудь дорогу к Лениздату, —Ходи, Володя, в детский сад!М. Д.23. VII.66.

Торопыгин был мягким, добрым человеком, с Дудиным он дружил много лет. Конечно же, это четверостишие в восторг Володю не привело. Но что поделаешь: старший товарищ строг, ядовит, но справедлив! Не многие обижались на Дудина за дружеские поэтические уколы. Другое дело, когда поэт намеренно резко оттачивал против кого-то свое перо. Две-четыре строки, и – портрет готов!

В последнюю прижизненную книгу Дудина «Грешные рифмы» вошло далеко не все, написанное им «в легком жанре». Вместе с Натальей Банк я был составителем этой книги. У меня хранится множество автографов – неопубликованных эпиграмм Михаила Александровича. Каждая – на отдельной карточке.

Вот эпиграмма без указания адресата, хотя в те времена все без труда узнавали в ней склонного к интриганству серенького прозаика, который искусно плел из ивы корзины:

Плетет корзины, как интриги,И на досуге пишет книги.

Вот четыре острых строки «Об одной лысине». Это о человеке, которым восхищалось, как тогда выражались, «всё прогрессивное человечество»:

Мы подняли страшный шум,Но возвысили не ум,А пятно на лысинеМы с тобой возвысили.

Так и подмывает процитировать еще хотя бы несколько дудинских «колючек», дружеских, не очень и совсем не дружеских:

* * *

У Коржавина НаумаНе житье, а красота,Только очень много шумаВ основанье живота.

* * *

Божья искра случайно оброненаВ беспросветную душу Воронина.

* * *

Островой – титан Москвы,Века однокашник.Только вместо головыНосит набалдашник.ПРЕДУПРЕДИТЕЛЬНАЯРИФМА-ЛОВУШКАМаргарита АлигерПроглотила как-то… муху.Очень жалко мне старуху,Не бери ее в пример.

* * *

Береги колхозный дворОт клопа от лютого.Покупай не клопомор,А сочиненья Кутова.

Лишь талантливый человек может «прилюдно» посмеяться над самим собою. К своему пятидесятилетию Дудин сочинил «Страшно печальную песню»:

Жизнь прошла наполовину,Жизнь пошла на сжатие:Стала е. я МихаилуСущее проклятие!

А в шестьдесят признанный мэтр, Герой Социалистического Труда отметил свой юбилей восьмистишием под названием «Трагическая ситуация»:

Мне за столом ГероемНе быть наверняка, —Выходит геморроемБутылка коньяка.Теперь моей особеНе ликовать, увы.И повисают обеС похмелья головы.

У непреклонных ревнителей чистоты родного языка может вызвать протест рискованная лексика «грешных рифм», хотя лексика сия в наши дни бесцеремонно вторгается не только в устную речь, но и в произведения профессиональных литераторов. В данном случае в оправдание замечу: совершенно обойтись в «грешных рифмах» без «грешных» слов – дело немыслимое!

В один из летних дней девяносто первого года в «Неву» зашел непривычно мрачноватый Дудин.

– Здравствуй хорошенько! – привычно поздоровался он, присел к столу, быстро что-то написал на листе бумаги и сказал: – Шел сейчас к тебе по Невскому, и вот что написалось. Послушай-ка:

Ты блядь минуешь. Глядь-поглядь —Тебе опять навстречу блядь.Твой город стал теперь на видПо-европейски блядовит.В нем от скрещения идейРастет количество блядей.

Я рассмеялся, стал повторять строчки, говорить об отменной рифмовке.

– Да нет, не в этом главное, – прервал меня Михаил Александрович. – Понимаешь, каждый день хожу по Невскому, а только сегодня вдруг ощутил, что город-то, наш город становится… да что там говорить, уже стал каким-то другим, кругом вывески, рекламы не на русском языке. На домах написано: «Невский проспект», а снизу: «Кока-кола». Да еще девки косяками… на потребу. Может, так и должно быть… Время такое. Не знаю. Но видеть это тошно.

В тот раз долго сидел в моем кабинетике Михаил Александрович. Заглянул главный художник «Невы» Борис Федорович Семенов. М. А. прочитал свои новые стихи и хлесткие, давно известные и совсем еще никому не известные эпиграммы, опять была прочитана «грешная» миниатюра «Проходя по Невскому». Вспомнили и дудинское четверостишие «Из новой ленинградской истории», написанное во времена правления партийного вождя Г. В. Романова:

О город крови и туманов,Идей великих и могил,Тебя вознес один Романов,Другой Романов – загубил.

– Думали, хуже быть уже не может, ан нет, оказывается, еще как может… Но ничего, пройдет и это, – неожиданно улыбнулся М. А.

Перед уходом он взял со стола бумагу с текстом миниатюры «Проходя по Невскому», написал на обеих сторонах листа еще несколько горьких стихотворных мыслей и протянул мне. Привожу некоторые:

ЕСЛИ БЫ…Был бы жив Великий Петр,Он бы всем устроил смотр.Всю бы мэрию вкупеИ администрациюОн послал бы в Кемь на пе —Реквалификацию.К ОЧЕРЕДНОМУ ПОВЫШЕНИЮРост цен не остановишь квотой,Он бесшабашен и нелеп.И никакой теперь работойНе заработаешь на хлеб.

* * *

Нас всех одни печали жмут.И нам не вырваться из круга,Там, где не сеют и не жнут,Там, где воруют друг у друга.