Непотерянный рай

— Эва, милая, не говори так! Никакая ты не обуза. Я думаю только о том, чтобы твое самочувствие…

Она не дала закончить.

— Ты прав, работающий человек чувствует себя лучше, чем тот, кто вынужден жить за чужой счет. Не перебивай. Ты никогда не был в таком положении. Понимаешь, уважения достоин только работающий, а значит, независимый человек.

— Ты права. Ты имеешь право считать себя независимым человеком и сама решать свою судьбу.

— Поэтому вечером я скажу Джордану, что с завтрашнего дня приступаю к работе, а утром, как ты решил, мы переезжаем в «Карлтон». — Она рассмеялась. — Все как в оперетте. Знаешь, одно время я очень любила ходить на оперетту. Там все всегда хорошо кончается. Теперь и у меня все как в сказке, прямо из Варшавы — и вдруг Лазурный берег, «Карлтон», господи боже мой! Головокружительные перемены, не хватает только принца или гусара и дюжины шампанского. — Она обняла его. — Знаешь что, старик, а не выпить ли нам по рюмочке коньяку?

— Коньяк ты не получишь, вчера уже напробовалась. Поэтому разрешается выпить по бокалу вина.

— Вино так вино. Миримся? — Она протянула руку.

— Не было ведь никакой ссоры, но, если ты так считаешь, тогда миримся.

— Я люблю тебя, Анджей!

Вечером Эва дала Джордану положительный ответ, На следующий день после завтрака они стояли с чемоданами в холле «Карлтона», а два посыльных, портье и лифтер, ждали, когда можно будет подхватить их багаж. Анджей протянул паспорта услужливому администратору. Все было крайне неприятно, он с тоской думал об очаровании тихой «Амироут», с ресторанчиком и кафе-баром.

Час спустя одна из секретарш фирмы «Лондон-мьюзик» водила Эву по секции концерна, из одного бокса в другой, Анджей тем временем сидел с Якубом в клубной комнате, пил кофе и слушал его наставления:

— Ты правильно все решил, я был убежден, что ты не сделаешь глупости. Из этого секретариата Эва может выскочить еще и на эстраду. Как она должна тебя ценить! Я заказываю два коньяка, на счастье.

— Хорошо, но плачу я.

— Согласен. Правду говоря, это мне на руку. Вчера ночью я немного продулся в казино.

— Пошел все-таки?

— Тянет.

— Рулетка?

— Ага, на «шмендефер» денег не хватило. Впрочем, мне ни в то, ни в другое не везет, наверное, черт сидит в этом шарике. А такому вот Альберти всегда фартит. Фортуна — она всегда поворачивается задом к тому, у кого в кармане пусто.

— Слышал об этом, — поддакивал Анджей, который бывал в казино.

Впрочем, сейчас ему было не до этого, он опять не спал всю ночь и совершал сложные подсчеты: «Карлтон» в четыре раза дороже, чем «Амироут», отель за неделю поглотит все деньги. Надо менять планы. Если Эва действительно подпишет контракт и уедет в Париж, то он ни одного дня здесь не задержится, если же нет, они немедленно вернутся в Варшаву. Голова раскалывалась от мыслей.

Кельнер поставил на столик два «мартеля», а Куба продолжал:

— Я знал, что девочке повезет. Она фантастически красива, и голова на плечах. Приедет из Парижа через два месяца, не узнаешь ее. За ваше здоровье!

— Ты думаешь, что все уже решено?

— Наверняка. Испытательный срок — обычная липа. Им нужны молодые служащие в отделе для Восточной Европы, Альберти говорил, что они заинтересованы в контактах с соцстранами. Ладно, все ерунда, а чем ты думаешь заняться?

— Наверное, буду рисовать. Когда я один, у меня иногда появляется желание.

— Ну, замечательно. Твое здоровье, Анджей!

XXVI

Возраст и деньги.

Десятки раз повторял он эти два слова в разных вариантах, поскольку это мешало покою и работе. Одно из них было непреодолимо — 20 лет разницы. Для Эвы проблема возраста вообще не существовала, но сам Анджей никогда об этом не забывал. Годы не уменьшить никакими уловками. Да он и не думал заниматься так называемым омоложением, когда стареющие мужчины надевают джинсы, яркие свитера, отпускают реденькие волосы до плеч.

Другое препятствие — безденежье. Оно теоретически было преодолимо, хотя Анджей не любил работать только ради денег. «Деньги пахнут» — считал он нужным исправить высказывание римского императора, которое уже много веков служило всем желающим «очистить» нечестно добытые деньги.

Многие его коллеги-художники едва сводили концы с концами, как и он, поэтому Анджей вынужден был держаться за место в институте. Но встречались и ловкие мазилы, которые, чтобы получить заказ, охотно обивали министерские пороги и приемные различных учреждений. Их деньги пахли подхалимством и банкетными встречами, на которых обмывались заказы, закупки или награждения на конкурсах.

А здесь, в Канне? Сколько он насмотрелся на дутых бизнесменов, на владельцев музыкальных фирм, на менеджеров, этих торгашей чужими талантами, а по существу невежд, одетых в цветные смокинги?

А кто такой Джордан, который уже несколько дней не выходит из головы? Что он значит без кошелька? Ноль. «Деньги дают возможности, благосостояние, — думал Анджей, — и всегда нужны. Никто от них не может избавиться». И именно теперь эти ненавистные бумажки ему особенно необходимы. Они живут в «Карлтоне», но на обед и ужин приходится ездить подальше от центра в дешевые бары и кафе. Нет денег на экскурсию в Ниццу, Монако или Антиб.

Анджей стоял перед зеркалом, брился и рассуждал:

— Физиономию уже не изменить, да и не в морщинах дело, но вот как быть с деньгами, чтобы не чувствовать себя бедным родственником. Ни поесть в ресторане на бульваре Круазетт, ни не дай бог пригласить кого-нибудь в гости… в «Карлтон». — Чаще всего сложные жизненные проблемы Анджей решал под жужжание бритвы. Он машинально натягивал пальцами кожу, смотрел в зеркало и думал…

Он знал, что пойдет туда, поэтому брился не утром, а после обеда, чтобы получше выглядеть.

Часть денег необходимо оставить в номере. Он возьмет с собой 1000 или 1200 франков. Эти деньги были предназначены на те две недели, которые они хотели, живя по-спартански, провести в Ницце, Марселе и на оставшиеся вернуться домой, а если удастся, даже съездить в Рим. Но о Риме Анджей пока не решался сказать Эве.

На сегодняшний день планы несколько изменились: Эва сама должна ехать, правда без него, и не в Рим, а в Париж. Он ни за что туда не поедет. Франков ему хватит всего на несколько дней, а ехать в Париж, чтобы пересесть из одного поезда в другой, — абсурд.

Он надел темный костюм, нацепил модную бабочку и был готов к выходу. Еще раз посмотрел на часы. Около четырех. Вот уже несколько дней Эва кончает работу в семь вечера, значит, в его распоряжении неполных три часа. Мало. Он достал бумагу и написал:

«Эвочка, может быть, приду поздно, не нервничай, жди меня терпеливо, пойдем вместе ужинать. Анджей».

От «Карлтона» до казино было метров двести, уже через несколько минут он стоял в игорном доме и сообщал свою фамилию.