Непотерянный рай
Шрифт:
Вокруг директоров фестиваля и влиятельных продюсеров вился целый улей секретарш, охраняющих своих работодателей, вельмож королевства поп-музыки.
Якуб тянул Анджея и Эву к ближайшему столу с закусками и говорил:
— Здесь уважаются особи с ярко выраженными чертами завоевателей. Поэтому у каждого такое вызывающее, спесивое выражение лица. Естественно, оно меняется в ту или иную сторону — прямо пропорционально толщине кошелька.
— Наверное, поляков здесь почти не замечают? — спросила Эва.
— Почему?
— У них нет кошелька, набитого долларами.
— Долларов, конечно, нет, но мы представляем государственный капитал, заказываем большое количество
— Бразильцы любят сладкое. Они едят ананасы с лососем, крабами, ветчиной. Эва, прошу вас, смелее разрушайте эту композицию.
— Спасибо, но вы слишком много положили лангуста, я никогда его не пробовала.
— К этому нужно виски.
— Спасибо, — отказалась Эва. — Я пить не буду.
— Ну тогда мы с Анджеем возьмем себе по стаканчику. А для вас… Анджей, видишь там на столе «компари». Эва, не сопротивляйтесь, цветное стекло в руках женщины прибавляет ей очарования. Достаточно пригубить. Я пошел за стаканами… Смотри, Анджей, как они интересно устроили, видите установки с виски.
В стороне от столов высились дивные сооружения, какие-то металлические виселицы, где горлышками вниз висели бутылки, вставленные в автоматы. Желающий выпить, а в таких недостатка не было, нажимал на пластиковую пробку бутылки, и в подставленный стакан лился золотистый напиток.
— Оригинально, эстетично и не надо ждать официанта. За здоровье Эвы. — Якуб болтал не умолкая.
Всего было в изобилии: лососи, омары, груды бразильских «камаронов», горячий бекон, дымящаяся ветчина, обложенная ломтиками бананов, подкатывали тележки с национальным бразильским «чураско» — на железных вертелах огромные куски разнообразного мяса: говядины, баранины и румяных поросят, умелые повара ловко отрезали дымящиеся ароматные порции. К мясу обязательно полагалась ложечка маниоки. Официанты рекомендовали ее, объясняя, что ни один уважающий себя бразилец не возьмет в рот кусок «чураско» без маниоки.
Якуб, одержав победу над омарами, решил ударить по правому флангу банкетного поля, откуда долетал запах печеных ягнят и поросят.
— Мои дорогие, — обратился он к Эве с Анджеем, — Альберти может быть только около стола с горячими блюдами, мы идем туда, — возвестил он тоном, не допускающим возражений.
Они подошли к желанным столам, и Анджей наконец-то увидел Альберти.
— Действительно он здесь, я уже его вижу, — шепнул Анджей.
— Где? — спросила Эва.
— Вон толстяк во фраке.
— Лысый? В очках? Это он стоит с двумя девицами? — В голосе Эвы звучало удивление. — Одна в зеленом велюровом платье, другая в черном с дорожкой пуговиц на плечах?
— Вот оценка истинной женщины, — похвалил Якуб.
— Я говорю не про этого лысого урода, а про его спутниц. Они очень красивые. Странно…
— Его внешность никого не волнует! Владельцу большой музыкальной фирмы красота не нужна, — поучал Якуб.
— Но
ему не помешало бы быть хоть чуть-чуть симпатичнее, я бы сказала, поподжаристее…Анджей не услышал ничего необычного в ее голосе. Якуб же посмотрел на Эву с саркастической улыбкой. Она заметила это и поняла, что брякнула глупость, вроде как бы примерялась к этому откормленному торговцу. У Якуба у самого вид сводника. «Вот дурочка, треплю языком, а этот прощелыга уже торопится с выводами», — расстроилась Эва.
Якуб предложил подойти к Альберти.
— У меня нет ни малейшего желания, — произнесла Эва преувеличенно резко.
— Почему? — удивился Анджей. — Мы сможем поблагодарить его за приглашение.
— Ты уже благодарил, по телефону.
— Эва, сам факт, что вы будете разговаривать с ним, здесь учитывается. Таков уж свет, тут все на виду.
— Именно этого я и не хочу. Во всяком случае, очень прошу вас — ни слова о моем пении. После вчерашнего концерта я сделала для себя кое-какие выводы.
Анджей знал, что два дня, проведенные в Канне, и особенно вчерашний концерт, поселили в ней сомнения. Все было интересно, тот, «иной мир» продолжал казаться ей захватывающим, но одновременно с восторгом росло неверие в собственные силы. Все, что она видела, было рассчитано, оплачено и отрежиссировано. На фестивальных гала-представлениях выступали молодые, неизвестные певицы, но вокруг них уже была организована реклама, на бульваре Круазетт — транспаранты, фотографии, магнитофонные записи; на эстраде — выступление конферансье на нескольких языках, специальный оркестровый туш, оплаченные «браво» при выходе и уходе со сцены, прекрасно продуманный наряд. Движение, улыбка — все рассчитано, все продумано, вплоть до поклона.
— Посмотри, Анджей, — говорила она во время концерта, — дебютантки, еще никому не известные, так уверены в себе, словно покорили весь мир.
— Это только кажется. Просто они прекрасно вышколены.
Когда они возвращались домой, Эва была неразговорчива. Она поняла, что сегодня исчезла надежда стать настоящей певицей. По сравнению с дебютантками, некоторые даже были моложе ее, она ничего не умела. «Самодеятельность, безвкусица, с такой подготовкой можно выступать только в польской провинции», — твердила она, до поздней ночи вспоминая гала-представление. А потом призналась лежащему рядом Анджею:
— Хорошо, что ты привез меня сюда. Здесь навсегда у меня выбьют из головы желание быть эстрадной певицей.
— Эва, почему ты так раздражена? Сколько мишуры и дешевки в этих гала-мероприятиях. Безобразная декорация сцены, весь показ проведен на низком уровне. Правда аппаратура у них все же прекрасная, с помощью ее любой голос может звучать чудесно. Ну и аранжировка песенок превосходно сделана, хотя я не очень в этом разбираюсь.
Он пробовал ее утешить, хотя в душе был почти с ней согласен. «Я сделаю все, чтобы помочь ей стать певицей, но, если она откажется от своих сомнительных планов, все будет лучше и яснее. Я найду для нее работу, помогу продолжить учение».
Раньше он хотел, чтобы она занялась историей искусства, в чем он мог бы ей помочь, но после Венеции Анджей понял всю нереальность своих тайных надежд. В такие минуты он вспоминал слова Петра, что он палец о палец не ударит, чтобы помочь Эве, ибо понимает, какими это чревато последствиями.
Бал в залах каннского казино был в разгаре. Шум нарастал. В глубине заиграл бразильский экзотический оркестр…
— Поспешим, у нас последняя возможность, — шепнул Якуб и направился, раскинув руки, к Альберти. — Добрый вечер, милый синьор профессор! Я счастлив сегодня снова видеть вас!