Непотерянный рай

Итальянец отставил тарелку, с которой только что отправил в рот горячего поросенка, и так же, как Якуб, приветственно поднял руки. Но они были до смешного коротки по сравнению с массивным бочкообразным туловищем профессора, поэтому высоко не поднимались. Альберти призывно размахивал ими, что должно было свидетельствовать о радости, охватившей его при виде приближающейся к нему троицы.

— Добрый вечер, милый директор! Добрый вечер, синьор Андреа! О, вы, как я вижу, в милом обществе! — восклицал Альберти.

И, разорвав круг своих поклонниц, старый ловелас уже здоровался с Эвой, не ожидая, когда ее представят согласно этикету.

— Добрый вечер, прекрасная синьорина!

Он не выпускал ее руку и совершенно бесцеремонно разглядывал лицо Эвы.

— Синьорина, я хотел бы вас приветствовать так, как принято в Польше. Имею ли я право?

Не дожидаясь ответа, он каким-то чудом заставил свое брюшко опуститься и, особым способом извернувшись, поцеловал Эве руку. Он сразу повел себя по-приятельски, что-то мурлыкал, снова и снова прикладываясь губами к Эвиной руке.

— Molto bella!

Эва была обескуражена и не решалась отнять руку. Анджей еле сдерживал раздражение. «Старый болван! Сколько ему лет? Наверное, далеко за шестьдесят».

Якуб тем временем подсовывал рюмки с виски, а Альберти, внезапно обретя подвижность, энергичными движениями брюшка расчищал место у стола для всей четверки. Ели, пили, разговаривали. Альберти расхваливал бразильских поросят и преувеличенно страдал, что говорит только по-итальянски, ведь прекрасная синьорина понимает лучше по-английски, а синьоры и по-французски, и по-итальянски, и начинал что-то бормотать на странных итальяно-английских «макаронизмах».

Он был недоволен фестивалем. Итальянская музыка, по его мнению, плохо представлена из-за вечных забастовок, транспортных трудностей и общего кризиса. Выступления на сцене для Альберти значения не имели. Они нужны одним туристам. Для него существует только купля-продажа авторских прав на производство дисков и кассет.

— На этих торгах, — говорил он, — нет ничего хорошего, пережевывание старого. Правда, есть латиноамериканские новинки, это главным образом негритянские ансамбли, особенно интересна Бразилия. Выступления бразильцев самые интересные. Столько темперамента, дикие, первобытные ритмы и какая скрытая сентиментальность! Поразительно! Прекрасно!.. — Он расточал похвалы бразильским ансамблям и, словно аккомпанируя его словам, в дальней части зала уже били бубны, звучали электрогитары.

Началась вторая часть раута — танцы.

— Эва, ты можешь представить себе, чтобы кто-нибудь здесь решился танцевать? Слишком много снобов, в этом накрахмаленном обществе, — сказал Анджей.

— Не представляю…

— Ошибаетесь, — перебил Якуб. — Правда, согласно хорошему тону, к танцам переходить следует не спеша, но потом, господи помилуй, какая будет давка на паркете! Начнут молодые, а потом двинутся и эти старые квочки со своими платными поклонниками. Большинство использует танцы для завязывания выгодных знакомств. — Он наклонился к уху Анджея и прошептал: — Скажи Эве, пусть будет поласковее с Альберти. Как я и предвидел, она в его вкусе. Я только что говорил ему о магнитофонной ленте с ее записью, может быть, завтра он ее прослушает.

— Не хочу вмешиваться. Впрочем, как видишь, она сама все знает.

Альберти был поглощен Эвой. Они разговаривали на английском, который Эва знала лучше, поэтому, когда Альберти не хватало слов или он притворялся, что не знает, как сказать, он громко призывал на помощь Эву. Она, смеясь, подсказывала, и их шумный диалог вызывал все больший интерес окружающей публики, которая с любопытством разглядывала прелестную девушку.

— Публика… мисс Эва?

— Audience… a favourite of the audience, mister Alberti [7] .

7

Публика… любимец публики, мистер Альберти (англ.).

— Да-да, большое спасибо.

Альберти с радостной беспомощностью вставлял итальянское слово и снова звал на выручку:

— Нет-нет, мистер Альберти …you want to say [8] , — пробовала объяснить Эва.

— О, да, да, спасибо, спасибо! — развеселясь, выкрикивал богатый ловелас, все больше увлекаясь молодой полькой.

— Ты был прав. Восхитительная девушка. Знает, как вести себя с подобными типами. Смотри, как пылает ее лицо. Улыбка все-таки очень украшает женщину! Сейчас многие разглядывают ее с тайной завистью. Лишь бы успех не вскружил ей голову.

8

…вы хотите сказать (англ.).

— Не говори глупостей, она скромная девушка.

— О чем вы сплетничаете? — прервала их Эва.

— О, ничего дурного. Поздравляем! Прошу вас, не прерывайте разговор с Альберти. Хвала английскому!

— Где там! Просто Альберти говорит еще хуже.

— Синьорина, — напомнил о себе Альберти, поднимая вверх бокал. — Ваше здоровье!

— Ваше, синьор профессор!

Все трое восхищались веселостью Эвы. Однако ни один из них не знал, в чем причина радостного блеска ее глаз и этих слегка кокетливых улыбок.

Уже несколько минут она чувствовала на себе взгляд мужчины, который по другую сторону стола разговаривал с группой гостей. Это был господин неопределенного возраста, с резко очерченным продолговатым лицом, очень элегантный. Выражение его лица то и дело менялось — оно было то холодное и суровое, что говорило о недоступности этого бизнесмена, то вдруг серьезность исчезала с его губ, и на лице появлялась обезоруживающая, манящая улыбка. Седеющий джентльмен превращался в очаровательного молодого человека, и тогда его взгляд встречался с глазами Эвы. Она чувствовала беспокойную радость, видела, что нравится незнакомцу, и это еще больше придавало ей веселости.

Неожиданно он поднял бокал и многозначительно взглянул на Эву. Она вспыхнула от смущения, не зная, как поступить. Не заметить этот немой жест? Но ведь уже заметила. Отвернуться? Принять с улыбкой?

Она не ответила, но, сама того не желая, потупила глаза, что означало: тост принят. И тут же схватила Анджея за руку, пусть тот тип знает, что она не какая-нибудь новая подруга старого ловеласа Альберти, а женщина, связанная с другим мужчиной, молодым и интересным. Ей казалось, что таким образом она повышает себе цену и одновременно показывает свою верность Анджею, который пока еще ни о чем не догадывался.

Незнакомец не сдавался. Он с оживлением обращался к своей компании, произносил тосты, смеялся, желая повышенным тоном привлечь внимание окружающих.

В какой-то момент он подошел к ним поближе и громко обратился к Альберти:

— Синьор Альберти, добрый вечер!

— А, синьор Джордан, добрый вечер, добрый вечер! — Итальянец искренне обрадовался.

— Ваше здоровье!

— Ваше, мистер Джордан! Скорее, скорее! — Альберти жестом приглашал к себе.

Джордан наверняка знал, что вокруг Альберти собрались поляки, но решил не показывать вида.