Непознанный мир (цикл повестей)

– Сюда нельзя! – довольно грозно, как показалось Джереми, произнёс один из слуг.

– Я понимаю, – спокойно начал Джереми, – но нам необходимо срочно поговорить с монархом. Поймите, это очень важно – на карту поставлена судьба королевства!

– Мы и без вас это знаем, – сухо отозвался второй слуга.

– Почему… почему вы так с нами разговариваете? – опешил граф. – Мы не понимаем.

– Зато МЫ понимаем, – угрожающе сделал шаг вперёд первый стражник. – Понимаем, что вы натворили!

– Что… – молодой граф потерял дар речи. – Что вы такое говорите?!

Дорнтон поспешил оттащить хозяина в сторону.

– Идёмте назад, сэр, – боязливо косясь на своих соратников по службе, попросил он. – Здесь нам явно не рады.

Словно бы в подтверждении его слов оба стражника скрестили копья.

– Нет! – внезапно выкрикнул граф, вырвавшись из рук Дорнтона и кинувшись к дверям. – Ваше величество! Это я, Джереми! Мне нужно поговорить с вами! Пожалуйста, ваше величество!

Острия копий в мгновение ока мелькнули перед его глазами, и Джереми чудом не напоролся на их ощетинившиеся жала, вовремя затормозив. Дорнтон вскрикнул и кинулся к нему, ни на шутку испугавшись того, что Джереми чуть не погиб сейчас из-за своего упрямства.

– Сэр, вы целы? – осматривая графа со всех сторон, пролепетал испуганный старик, и, убедившись, что всё в порядке, тут же схватил его за плечи, пытаясь повернуть назад. – Пойдёмте, сэр, это бесполезно, уверяю вас. Они не пропустят туда никого, даже Великого Фреммора…

Джереми тяжело дышал, то ли от испуга, то ли от ярости. И вдруг он громко закричал, впрочем, не вырываясь уже из рук Дорнтона. Закричал, обращаясь не к стражам, а к монарху, испепеляя взглядом наглухо закрытые двери кабинета Арсента. И то, с какими словами он обратился к монарху, заставило и стражников, и Дорнтона подумать, что вот сейчас глава королевства вылетит оттуда и разорвёт молодого графа на кусочки за такую наглость.

Джереми кричал почти что в истерике, надеясь, что правитель Гулсена услышит каждое его слово и поймёт тем самым, что совершает ошибку, сидя за этими дверьми, словно в заточении.

– Ты не можешь вечно сидеть теперь тут и оплакивать Арсента, будто лишь из этого состоит теперь смысл твоего существования и правления! – кричал граф. – Королевство гибнет, а ты даёшь волю своим чувствам, как неразумный ребёнок! Нужно быть сильным и невозмутимым и не позволять врагу кромсать твоих людей и твои земли, как ему вздумается! Как ты можешь называться правителем, если запираешься ото всех в тот момент, когда твоё королевство переживает столь тяжёлые времена?! Выйди из своего заточения и всели в своих подданных новую надежду! Отомсти за своё поражение, если хочешь, но не оставляй страну без правителя! Джастин! Очнись же от своего горя, прошу тебя!

Уже немного успокоившись после своих же слов, граф, обессилев, осел на землю. Он не видел стражников, один из которых в ярости наступал на него, а другой со страхом поглядывал на двери, ожидая, по-видимому, грома и молний; и не видел, как Дорнтон, присев у него за спиной и пытаясь поднять с пола, с ужасом в глазах молил Великого Фреммора о пощаде. Видел граф лишь то, чего никто из остальных пока не замечал – это медленно открывшуюся створку двери, открывшуюся незаметно и совсем на немного, образовав небольшую щель, в которую могла протиснуться разве что только кошка. Но, заметив это, Джереми сам встал на ноги и, не обращая внимания на вновь ощетинивших свои копья стражников, быстро направился к приоткрытой створке.

Он не прошёл бы мимо этих копий, если бы громкий приказ из-за дверей не заставил стражу опустить своё оружие. Дорнтон, увидев, наконец, приоткрытую дверь и услышав приказ монарха, бросился вслед за Джереми, шёпотом благодаря Великого Фреммора за помощь им.

Приоткрыв створку пошире, Джереми, а вслед за ним и Дорнтон, шагнули за порог.

Их взору открылось большое просторное помещение, стены которого были окрашены в голубой цвет, и так же, как и в кабинете монарха во дворце Гулсенскасл, было минимум предметов и мебели. Посередине же стоял большой резной дубовый стол, на котором потрясённые Джереми и Дорнтон узрели невероятной красоты белокаменную гробницу с открытым куполообразным верхом из белого камня. А подле неё, стоя на коленях, неподвижно замер Джастин О`Краун Шестой.

Он стоял к ним спиной, но, несомненно, это он приоткрыл створку двери, позволив тем самым им войти сюда. Неужели грубые и бестактные выкрики Джереми не смутили этого благородного человека?

Осторожно прикрыв створку, Джереми стоял, не решаясь подойти к нему, пока монарх не обернулся в их сторону, не вставая с колен. Его лицо было залито слезами, а под глазами пролегли глубокие тени.

Не дожидаясь, пока они что-то скажут, монарх, судорожно вздохнув, слёзно произнёс, измученным взором глядя на Джереми и Дорнтона:

– Зачем вы пришли сюда?

Этот вопрос, заданный монархом с какой-то необъяснимой интонацией, поверг Джереми в смущение, и он не нашёл, что на это ответить, словно всё уже сказал Джастину там, за дверями.

Опомнившись, Джереми открыл было рот, но монарх отвернулся и ничего больше не сказал. Вместо этого он встал, пошатываясь, сильно постаревший за эту ночь и утро, пока Арсент боролся за свою жизнь. Теперь же шестой слуга лежал в этой гробнице, проигравший в бою с врагом, но, несомненно, победивший в битве за жизнь своего господина.

Поднявшись, монарх устало побрёл вдоль гробницы и, остановившись у изголовья, поманил к себе Джереми и Дорнтона. И, когда они подошли и узрели укрытое флагом Ансерва вдоль и гербофлагом Гулсена поперёк тело Арсента и замерли, горестным взором глядя на него, такого непохожего теперь на живого Арсента, который уже никогда не откроет своих добрых глаз и не поприветствует господина ласковым словом, Джастин О`Краун негромко произнёс:

– Проститесь с ним в последний раз. Я не хочу от вас ничего слышать и позволил вам войти сюда только ради этого.

С этими словами он тихо отошёл в сторону, повернувшись к ним спиной, опустив голову и заложив за спину руки. Джереми перевёл взгляд на тело, затем на Дорнтона. Старик не отрываясь смотрел в закрытые глаза Арсента, словно ожидал, что вот сейчас он очнётся и откроет их, поскольку дворецкому казалось, что Арсент просто-напросто заснул. Но спустя минуту Дорнтон разразился рыданиями, положив голову и руки на край стола, и никто, даже Джереми, не в силах был его утешить. Джастин попросил молодого графа вывести слугу из покоев, объяснив это тем, что ему всё же необходимо сказать Джереми пару слов наедине.

Граф так и сделал, и, когда они остались одни, монарх повернулся к нему и с горечью произнёс, не стесняясь своих слёз, которые по-прежнему капля за каплей текли по его щекам:

– Джереми, – начал он. – Я понимаю, отчего ты сегодня так рассердился на моё поведение. Нет-нет, не говори ничего, это моя вина. Но позволь тебе объяснить, почему я настолько тяжело переживаю потерю Арсента. – Он присел на стул возле стола с гробницей. Джереми молча стоял, готовый выслушать монарха от начала и до конца. – Этого никто не знает – ни ты, ни Дорнтон, ни всё королевство, – в противном случае мне бы не позволили править, да что там править – меня лишили бы жизни за такое… – Он помолчал. – Я осиротел, Джереми. В буквальном смысле осиротел. Видишь ли, если бы Арсент был моим слугой и соправителем и никем более, я не терзался бы в таком сильном горе, хотя и не могу поручиться за то, что было бы по-другому, потому что вы узнали нас и тайны Гулсена не настолько, чтобы узнать главную нашу тайну…