Неприкосновенный запас

И тут Инга в первый раз спросила, а до сих пор только слушала:

– Как загубила?

– Мать-то ее прикована к постели.

– Зачем... прикована?

– Ранена была, вот зачем. Вера всю жизнь отдала матери. Врачи, лекарства. Ты - будущий врач - должна понимать. Она могла бы замуж выйти, жизнь устроить. Видная женщина... Народная артистка...

Инга ничего не ответила. Она еще не поняла, почему Верина мама ранена и почему Вера жизнь загубила.

Так они шли молча.

У одного дома Вика сказала:

– Здесь они с мамой живут... на втором этаже... Видишь два окна?

– А мама все болеет?
– спросила Инга, глядя в Верино окно.

– Она на войне была санитаркой. Ранило.

– Разве в санитарок стреляют?
– Инга недоверчиво посмотрела на свою спутницу.

– Пуля не разбирает, где солдат, где санитар.

– Почему... не разбирает?

– Не знаю... почему, - призналась Вика.
– Я ведь на войне не была.

Они стояли молча. Инга все разглядывала окно. Потом обе побрели дальше.

– Понимаешь, людей жалко. Веру и ее мать. И тут еще вчерашняя история...

– Какая история?
– спросила Инга.

– На вокзале. Сцена встречи не вышла. Три дубля - в корзину. Вера плакала...

Инга удивленно посмотрела на Вику.

– Она плакала по кино?

– Да не по кино, по жизни. Ревела она с горя! Надо ей помочь.

– Надо, - не сразу сказала Инга.

Вика остановилась и вдруг крепко расцеловала Ингу.

– Ты у меня девка что надо! Я знала, что ты - человек. Мы с тобой будем друзьями на всю жизнь. У меня тоже мамы нет. Я детдомовская... Я не зря новые туфли сносила... Мы им покажем Брусничкину!.. Мы им такую Брусничкину покажем!.. Я им каждый день могу приводить по Брусничкиной!..

10

– Привела Брусничкину?
– спросил Павел Карелин, когда на другой день Вика вошла в комнату съемочной группы.

– Нет, - поджав губы, ответила Вика.
– У Брусничкиной ангина. Температура тридцать восемь и две.

– Этого еще недоставало!
– вскипел Карелин.
– Когда она поправится?

– Не скоро, - спокойно ответила Вика.
– У нее осложнение.

– У нас осложнение! Что же нам, закрывать картину? Или переходить в простой?

Карелин пятерней вцепился в бородку.

– Все будет в порядке, - сказала Вика.
– Она будет сниматься хорошо.

– Кто будет сниматься?

– Инга. Она будет улыбаться. Она поцелует Веру. Она...

– Да откуда ты все это взяла?

– Я же опытный работник. Я же отвечаю за свои слова. Она придет завтра. И все будет в ажуре. Никаких простоев.

– Прямо не кинематограф, а какой-то аттракцион! Где Вера?

И тут в комнату вошла Вера.

– Я согласна сниматься с Ингой, - подтвердила она.
– Я передумала насчет Брусничкиной.

Перед большим серым домом, в котором жила Вера с матерью, стояла Инга и все не могла решиться переступить порог. Она смотрела на два окна на втором этаже, словно хотела увидеть, что скрывается за ними.

Так она долго простояла перед подъездом. Пока наконец решилась и надавила плечом тяжелую дверь. Инга поднялась на второй этаж. Постояла на площадке, не зная, в какую дверь звонить.

Позвонила в правую.

Ей открыла девочка.

– Вам кого?

Хотя они были однолетки, девочка-хозяйка обращалась к Инге на "вы".

– Мне Веру... Веру Федоровну.

Девочка измерила Ингу взглядом и сухо сказала:

– Идемте.

Они шли по длинному коридору, и их шаги гулко отзывались под сводами высокого потолка.

Девочка подвела Ингу к двери и сказала:

– Постучите.

Инга постучала. Тихо, робко.

– Кто там скребется?
– послышался изнутри хриплый, низкий голос.

– Заходи!
– шепнула девочка.
– Не бойся!

И открыла перед Ингой дверь.

Инга увидела женщину, которая лежала на кровати. Рядом стоял столик с телефоном, с книгами и бумагами.

Женщина посмотрела на Ингу.

– Здравствуй, красавица! Ты из семьдесят пятой школы?

– Не-ет... Я из седьмой. Из второго "В".

– Тебя вожатая прислала?

– Не-ет, я сама.

– Садись, - приказала женщина.

Инга послушно опустилась на стул, который стоял около постели, и подумала: это и есть санитарка.

– Ты ко мне по какому вопросу?
– спросила хозяйка гостью.

– Я не по вопросу, - сказала Инга.
– Меня зовут Инга.

– Слышала, слышала, - оживилась мать Веры.
– Ты что, пришла жаловаться... на Веру?

– Я не жаловаться... я не ябеда... Но маму же никто не может заменить...

Женщина приподнялась на локте и внимательно посмотрела на Ингу. Потом спросила:

– Давно это... случилось?
– Она уже знала всю историю Инги.

– В конце лета, - сказала девочка, опустив глаза.

– Я тебя жалеть не буду.
– Верина мама приподнялась на локте.
– Я тебе так скажу: держись, девка! Держись!

– Мама тоже говорила: держись! Пусть Вера не сердится... Ей ведь тоже трудно.

– Трудно, - сказала Верина мама, - трудно со мной. Она терпит. Я сама удивляюсь, как она терпит.

– Она не терпит, - вдруг сказала Инга.
– Она любит...

Некоторое время больная женщина молчала. Потом она оживилась, и глаза ее заблестели.

– Понимаешь, Инга, случается, что одна маленькая девочка оказывается умнее пяти взрослых баб. Ты только никому этого не говори. Но имей в виду. Она любит.

– А верно, вы были на войне?
– вдруг спросила Инга.

– Это было давно.

– Вы забыли? Моя бабушка всегда забывает, что раньше было.

– Рада бы забыть, да ноги напоминают.

– Что напоминают ноги?

– Долго рассказывать...

– Расскажите.

– Я тащила на себе раненого, - сказала бывшая санитарка.
– А эти гады из миномета...

– Разве у вас не было винтовки?

– Нет.

– Почему?

– Рук не было свободных... для винтовки. Я же раненых тащила.

– Вы не стреляли, почему же они из миномета?

Старуха ответила не сразу. Она внимательно посмотрела на гостью и сказала: