Неприкосновенный запас

– Завтра к десяти часам привези на студию Брусничкину, - сказал он.

– Брусничкину? Зачем?

– Это уж мое дело. Ты привези.

– Но ведь Инга талант, личность. Такие девочки на улице не валяются.

Вика пылала. Как будто речь сейчас шла не о посторонней девочке, а о ее близком человеке, которого она любила, верила в него.

– С ней что-то происходит... Но это пройдет. Вот увидите, пройдет...
– убеждала она режиссера.

– Посмотрим, - сухо сказал Карелин.
– А Брусничкину ты завтра привези.

И он ушел.

Вика стояла одна на перроне, который постепенно из съемочной площадки превращался в настоящий вокзал. Появились пассажиры, носильщики покатили свои тележки. Подали настоящий поезд. А Вика стояла посреди этого людского водоворота, и ей казалось, что идет съемка, большая, бесконечная съемка, а Инги нет.

9

В тот же день Вика очутилась перед двухэтажным зданием с вывеской "Ветеринарная лечебница".

Она решительно открыла двери и вошла внутрь.

Здесь в коридоре сидели люди с больными животными. Собаки лежали на полу у ног, кошки выглядывали из сумок, ежи сухо шуршали в корзинках. Какой-то старичок держал на коленях клетку с огромным попугаем. Попугай тревожно посматривал по сторонам, и из его тесного горла вырывалось одно-единственное слово: "Табак!"

Вика прошла по коридору и неуверенно остановилась перед дверью с табличкой: "Ветврач Орлов". Дверь отворилась, и оттуда вышла девочка с огромным котом. Она прижимала кота к себе, а лапа у него была забинтована.

– Я с киностудии, - сказала Вика ожидающим и решительно вошла в дверь.

Очередь тихо заворчала.

– Есть такие собачки... карликовые пинчеры, - сказала одна старушка своей соседке.
– Такую собачку можно пронести в кармане... С киностудии!

Но Вика уже не слышала этих пересудов, она очутилась в кабинете, где пахло какими-то лекарствами, а доктор сидел, склонясь над столом, и что-то записывал в тетрадь.

Вика остановилась. Доктор не заметил ее появления. Тогда она тихо кашлянула. Потом сказала:

– Здравствуйте!

– Да, да, - не переставая писать, произнес доктор.
– Что у вас? Собака?

– Нет у меня собаки, - сказала Вика.

– Кошка?

– У меня ничего нет. Я с киностудии...

При слове "киностудия" доктор перестал писать и оглянулся.

Он снял очки и внимательно посмотрел на Вику. Он узнал ее.

– Здравствуйте. Что-нибудь случилось?

Он встал с места и медвежьей походкой подошел к Вике.

– Что-нибудь с Ингой?

– Нет, нет, все в порядке, - поспешила его успокоить Вика.
– Так, не ладится немного.

– Не ладится... Ей, наверно, не под силу роль. Ведь она никогда не играла.

– Да ваша Инга - талант!
– воскликнула Вика.
– Она прогремит. Я понимаю в кинематографе. Но мне необходимо поговорить с Ингиной мамой.

– С мамой?..
– Ингин папа изменился в лице.
– С мамой нельзя поговорить. Был свежий асфальт, а самосвал мчался сломя голову. Для самосвала "скорая помощь" как скорлупка...

Папа не сказал о гибели мамы, но Вика все поняла. Она опустилась на белый стул и как бы вся съежилась, потускнела.

– Как скорлупка, - произнесла она одними губами.
– А как же Инга?

– Я теперь у нее и за папу и за маму... Режиссер не доволен Ингой? Я-то думал, кино ей поможет, отвлечет...

– Кино ей поможет!
– полная решимости, сказала Вика.
– И Вера вовсе не плохая. Но ведь она не знала, что мамы нет... Никто не знал.
– Вика больше ни о чем не расспрашивала папу, она поднялась со стула и сказала: Извините. Я пойду. А то вас ждут кошки.

– Меня всегда ждут кошки, - тихо произнес папа и долго закуривал сигарету.

– Вы только Инге ни слова, что я приходила, - сказала Вика.

Дверь отворилась, и в кабинет просунулась большая голова дога.

Ах, эта вездесущая Вика, эта девушка из кино, девушка в стоптанных туфлях, с кондукторской сумкой на плече. Никто не посылал ее в эту трудную разведку, никто не поручал дознаваться, что происходит с Ингой. Беспокойное сердце превратило ее в разведчика судьбы - сперва подсказало, что девочка неспроста не хочет жаловать "чужую" маму, потом приказало: иди узнай, разведай. И она пошла.

Теперь Вика все знает, все понимает. Инга для нее уже не капризная девчонка, не ломака, а человек, которого можно понять. Понять и пожалеть.

В первую очередь надо все рассказать Вере. Пусть все знает. Пусть решает, как быть дальше. Если она человек, то решит, как надо. Правильно. И никаких Брусничкиных!

Потом надо поговорить с Ингой.

А Карелину ни слова. Еще схватится за голову. Скажет, нельзя снимать девочку, если у нее горе. Придется Брусничкину. А она, Вика, не может слышать эту фамилию. Брусничкина! А он уже распорядился позвать ее. И завтра утром будет поджидать эту краснощекую, нос картошкой, глаза круглые, словно их начертили циркулем, а потом раскрасили зеленой акварельной краской. Эта Брусничкина все повторит, что покажут. Как попугай. Но сыграть она не сможет. Страдания попугаи не изображают. Долой Брусничкину! Никаких Брусничкиных! Будет Инга - и весь разговор!

И вот теперь Вика идет к Вере. Она не застает ее дома и бежит в парикмахерскую, где, по словам матери, должна быть артистка. Вика находит Веру, вытаскивает ее из-под фена, с сырой головой и ведет в укромный уголок.

Она говорит:

– Слушайте!

И рассказывает про ветеринарную лечебницу, про больных кошек и собак, про доктора Орлова, про "скорую помощь", которую, как скорлупку, раздавил тяжелый самосвал.

Обе женщины всплакнули. Пожалели Ингу и всплакнули. И еще потому, что не знали, что она недавно лишилась матери, и были такими черствыми обе.

Потом вытерли глаза уголками платков, аккуратно, чтобы ресницы не "потекли". Вздохнули. Закурили.

– Вот ведь какая история, - сказала Вика.

– Я была крохой, когда мать ушла на фронт, - вздохнула Вера.
– А потом вместо матери вернулся незнакомый солдат в сапогах, в шинели, с палкой. Мне говорят - это твоя мама, а я не верю и реву. Какая же мама, если это солдат!

Когда Инга сбежала со школьного крыльца, ее ждала Вика. Некоторое время девочка удивленно смотрела на Вику, а Вика молчала. Не бросилась к ней, не хватала за руку, не кричала: "Скорей!" Это насторожило Ингу.

– Съемок не будет. Не готовы декорации. Свободный день!
– наконец сказала Вика.

Она была какой-то новой, словно ее подменили.

Инга удивленно смотрела на новую Вику.

– Может быть, нужно купить молока? Идем вместе купим, - предложила Вика.

– У нас еще есть, - отозвалась Инга.
– Две пирамидки, шестипроцентного.

Они зашагали рядом. Вдруг Вика сказала:

– Инга, я все знаю... про твою маму. Раньше не знала, теперь знаю... Ты не сердись на Веру. Она хорошая. Она тоже не знала. Вера не собирается заменить тебе маму. Просто работает с тобой вместе. Она не задавака, хотя и народная... Вера, можно сказать, ради своей матери жизнь загубила.