Непростая служанка
Шрифт:
И он поспешил исполнить свое обещание. Только у дверей поманил Циллара рукой, видимо вспомнив о документах в его руках.
Пока они шли по коридору, гнев внутри Циллара продолжал клокотать. Клокотал он и когда Циллар покинул Волеса, и когда тот занимался бумагами и счетом. До самой темноты гнев и обида за Эрению не утихали, до самой темноты Циллар не мог позволить им вылиться наружу. «Если этот противный Волес найдет сторонников и все же переубедит короля, моя королева будет несчастна. Нельзя такого допустить, — так размышлял Циллар. — Необходимо устранить любую печаль из жизни моей королевы». Способ устранения он нашел давно,
— Господин Волес, — поздно ночью Циллар вошел в комнату советника, — я хотел бы поговорить об отчетах.
— А, счетовод, — Волес пощелкал пальцами, пытаясь вспомнить имя. — Цибар?
— Циллар, — он поправил как можно громче, чтобы голос скрыл щелчок засова.
— Ах, точно, — советник махнул рукой. — Что ты хотел сказать? Про отчеты?
— Почти, — Циллар, держа руки за спиной, медленно приближался к столу, за которым сидел Волес, — я хотел поговорить о тех словах, что Вы сказали Его Величеству, пока зачитывали ему отчеты этим утром.
— А что я сказал? — Волес не смотрел на собеседника, старательно выписывая что-то на бумаге.
— Вы предложили королю деву.
— Ах, моя племянница, — он усмехнулся, — чудо как хороша. Такая точно сможет подарить двору наследника.
— Ваши слова задели достоинство королевы, — Циллар уже подошел к столу.
— Не мудрено. Однако молодая королева пока не принесла ни одного отпрыска Его Величеству, она всего лишь камень на пути Труиза в светлое время. Или, мои слова задели и тебя? — Волес, будто почувствовал что-то, повернулся к Циллару лицом. — Королева — камень, драгоценный, не спорю, но всего лишь камень, а ты — еще меньший. Естественно, ничего не понимаешь и ущемляешься без повода.
— Верно, — Циллара нисколько не задели эти слова, он даже улыбнулся, — я лишь маленький камень, а вы — алмаз, — он на время замолчал, будто задумавшись, — Я маленький камень, зато я умею летать.
Как только Циллар закончил говорить, блеснуло лезвие кинжала. Волес, в силу своего возраста, не успел даже вскочить со стула. Металл вошел аккурат в его артерию, а шестипалая рука плотно закрыла рот, не пропуская ни единого звука.
— Никто не смеет обижать мою королеву, — прошептал Циллар в ухо Волесу, пока тот, застыв от шока, истекал кровью, — а те, кто это себе дозволяет, не достойны идти в светлое время Труиза.
Циллар закрывал рот Волеса до тех пор, пока тот не потерял сознание, потом, чтобы никто не увидел кровь, вытер руки и клинок надушенным шелком, найденным на столе убитого. Подумал, и этим же платком вытер шею Волеса, завязав платок на манер жабо. Поставил рядом с бумагами заранее приготовленный флакон с ядом. Убедившись, что смерть советника выглядит как своевольное отравление, Циллар ушел, чтобы уже в своей комнате дождаться «ужасных вестей».
— Моя королева, — Циллар поднес к губам руку сидящей на скамье Эрении, нежно и почтительно поцеловал ее, — позвольте поздравить с Вашим положением.
— Милый Циллар, ты, как всегда, узнаешь все в числе первых, — тихонько рассмеялась и без того счастливая Эрения.
Даже сам король Эльрос еще не знал, что его супруга в положении. Королева не хотела говорить об этом до тех пор, пока не появится животик. Пока что она наслаждалась своим скорым материнством в одиночестве, доверяя тайну лишь дневнику да зеркалу. И, конечно, лекарю, от которого скрыть положение было бы невозможно.
— Светила
поведали об этом своему покорному слуге, — Циллар снова припал к ее руке. — Смею верить, что Моя королева не взыщет на меня за столь дерзкое своеволие.— Мы, — новый способ самоназвания так неимоверно разился с прелестной и очаровательной внешностью Эрении, что даже у нее самой первое время вызывал легкий румянец смущения, — все никак не привыкнем к твоей новой должности, милый Циллар, — Эрения мягко улыбнулась и, словно заигравшегося ребенка, погладила Циллара по щеке. — Как можно взыскать с тебя за такую радость.
Совсем недавно король заметил способность Циллара к ворожению по светилам, и назначил его королевским заклинателем вместо безвременно почившего предшественника. Из-за обязанностей королевы Эрения виделась с Цилларом значительно реже, чем раньше, и вполне могла упустить из виду его новое положение при дворе.
— Милый Циллар, — Эрения подошла ближе, ее волосы коснулись лица Циллара, — может светила скажут, чье появление Нам стоит ожидать?
Жители Труиза частенько обращались к светилам в надежде узнать будущее, в том числе и, пол ребенка. Правда, в королевской семье это не приветствовалось: королева должна была пребывать в неведении до самого последнего момента. Однако Эрения не могла устоять от соблазна.
— Моя королева тоже хочет знать? — уголок губ Циллара выгнулся в беззлобной усмешке.
Эрения кивнула и выжидающе уставилась на собеседника. Циллар огляделся, убеждаясь, что никто не может подслушать, и, наклонившись к уху королевы, прошептал ответ на волнующий ее вопрос.
— Девочка, — королева опустила голову, погладив еще плоский живот, — моя принцесса.
В голосе королевы Циллару послышалась грусть. Видеть свою королеву грустной он не желал ни при каких обстоятельствах, и всегда старался устранить причину грусти в самом скором времени любыми способами. Сейчас же Циллар не догадывался о причине этой грусти, ему оставалось только спросить:
— Моя королева опечалена, что в ее чреве не сын? Не стоит, светила говорят, что будущая принцесса будет прекрасна, как и Вы, и принесет Вам только радость.
— Милый Циллар, Мы вовсе не печальны, иметь дочь Мы хотели всегда, — тут же опровергла его размышления королева. — Мы лишь желаем, чтобы она была похожа на Нашего королевского супруга, может тогда он позволит ей счастье любви, — последнюю фразу королева произнесла едва слышно, но чуткий слух Циллара все же уловил ее.
— Моя королева, если Вы не можете познать счастье любви с Его Величеством, примите мою, — эти слова, таившиеся в душе в ожидании подходящего момента, соскользнули с языка.
— Что? — удивленная королева подняла голову.
— Моя королева, я давно испытываю к Вам чувство любви, — Циллар хотел подождать с признанием, но именно сейчас оно было так уместно, что упустить не произнести его было бы кощунственно. — Моя королева, Вы лучше любой женщины Труиза, и я готов лелеять Вас каждый миг своей бренной жизни. Ради Вашей улыбки я рискну жизнью и всем, что имею, Я люблю Вас до опьянения, до беспамятства, до безумия, и это делает меня способным на всё, чего бы моя ни возжелала, — он почти лег перед ней, обхватив бархатные башмачки. — Ваше Величество, я, рискуя жизнью, готов упасть к Вашим ногам, прощу, дайте мне хоть клочок Вашего сердца. Я не надеюсь быть Вашим супругом, но смею быть любовником.