Непростая служанка

— Замолчи, — королева резко встала, тем самым прервав поток чувств, — не смей произносить подобного Нам! — она вся пылала от негодования. — Любить Нас может только король, и супругом Нашим может быть только король, никому более это не позволено! — высвободив ноги из объятий шестипалых рук, она спешно направилась к выходу из цветника. Но тут вдруг обернулась: — Никогда больше не смей называть Нас своей королевой.

Эрения ушла, окончательно превратившись в Ее Величество. Циллар, расстроенный неудачей своего признания. Он дважды признавался Эрении в любви, и дважды не слышал желанной взаимности. Только если в первый раз, давным-давно, еще в замке Сквалло, его слова восприняли как шутку и ответили шуткой, сейчас его отвергли окончательно. От этого сердце болело.

«Почему? — вопрошал у самого себя Циллар. — Я недостаточно знатен? Недостаточно обеспечен? Некрасив? Разве это когда-нибудь останавливало ее от общения со мной?» Ответа не было. И только глубокой ночью, перебирая в памяти отрывки этого разговора, Циллар понял: «” Любить королеву позволено только королю”, — так она сказала. Тогда я стану королем, раз она того желает».

***

Пары кружились в танце, словно суда дрейфуя по залу; Циллар наблюдал за траекторией плавных движений. Точнее, наблюдал он только за одной парой — парой правителей. «Он хорошо держит ее, но она достойна лучшего», — такие мысли посещали голову королевского заклинателя. Он отчаянно желал быть на месте короля хотя бы в этот миг, но это было невозможно: только король может пригласить на танец королеву.

Кислый вкус ревности становился все сильнее, разливаясь отравой по телу. Он желал эту женщину, желал так, как ничего на свете, но не мог ей обладать. Ей обладал другой, имеющий на нее все права. Циллар мечтал убить короля, после неудачной попытки с вином, еще больше.

Циллар не сводил с нее глаз, ловя каждое движение, каждый еле заметный изгиб желанного, но недоступного тела. Ее Величество была прекрасна всегда, а в новом золотом платье она выглядела еще прекраснее. Циллар хотел бы стать этим платьем, лишь бы иметь возможность обнимать ее. Королева манила, чаровала, звала за собой, но не позволяла прикоснуться к себе никому, кроме законного мужа. Циллару было трудно дышать, отчего он сделал глоток вина, не отводя взгляд от нее. Королева смотрела из-под полуопущенных ресниц и, когда их взгляды невзначай встретились, на миг снова стала просто Эренией, доброй и легкой, касаться которой Циллар мог беззастенчиво.

Затих последний аккорд, вальсирующие пары остановили свой бег. Король объявил перерыв перед трапезой. Кто-то занялся разговорами, кто-то следил за нанятым шутом. Королева говорила с императрицей двиров о чем-то в углу зала. Звонкий смех долетел до Циллара, раздирая на части сердце, ведь этот смех — не для него. Циллар заметил, что один из воинов абар покидает зал. Именно с ним королевский заклинатель хотел поговорить. Циллар вышел следом.

Ночь уже вошла в свои права. В тусклом свете развешанных на деревьях фонариков Циллар нашел невысокую фигуру.

— Сэр Лидин, — Циллар остановился на малом расстоянии, чтобы абар мог его слышать, но не мог приложить чем-нибудь тяжелым в случае необоснованной ярости, — вам не по нраву устроенный вечер?

— Душно у вас, — буркнул абар.

— Зато сад хорош, — благодушно улыбнулся Циллар.

— К чему ты размусоливаешь, маленький человек?

Это обращение в устах абара, чей рост не сильно отличается от роста королевского заклинателя, звучало так странно, что невольно захотелось засмеяться. Циллар сдержался.

Абары не любили долгие беседы, а этот не любил их больше всех. Циллар знал это, а еще он знал, что озвучивать свою просьбу в лоб этому нетерпеливому воину тоже не следовало: может не принять и не понять.

— Ваш новый король не так хорош, как наш сад, не так ли, сэр Лидин? — Циллар был само дружелюбие.

Этот разговор он никак не мог запороть, хватит с него промашек и ошибок.

— К чему ты клонишь, маленький человек? — абар скалится, и по этому оскалу Циллар понимает, что попал в цель.

— Я предлагаю сотрудничество, — Циллар прошептал свое предложение в желтое ухо, уже не боясь получить удар. — Я помогу вам достичь цели, а вы — мне.

— Чем в моем деле поможет такой маленький человек? — абар огрызнулся. — Я — гора, великая, могучая и непоколебимая, ты лишь камень подо мной. Что может дать горе маленький камень?

Для абаров свойственно сравнивать все с камнями, землей, деревьями. Обычно такие сравнения возвеличивают их и унижают собеседника. Циллара слова Лидина нисколько не задели: уж лучше «маленький камень», чем «шестипалый урод».

— Я маленький камень, зато я умею летать, — привычная фраза слетает с уст, и тут она как никогда уместна.

Лидин ухмыляется. Слова поняты верно, ответ на них позабавил, и это подкупает. По довольному лицу абара Циллар понимает, что тот уже готов согласиться на предложение, осталось заманить его.

— Для мятежа нужны динарии, я полагаю.

— Динарии? — абар жадно облизнул губы. Он уже представил себя новым королем своего народа, не представляя, что его собеседник видит его насквозь. — Как ты дашь мне их?

— Мой человек передаст вам средства с письмом, и окажет поддержку.

— Что ты хочешь?

За все в этом мире нужно платить, и не всегда это монеты. Оба мужчины это понимают.

— О короле можно судить по тому, как танцуют во время его правления, — Циллар усмехнулся. — Как видите, нам обоим сейчас не танцуется.

Лидин понимающе кивнул. Жаждущий свержения власти, абар не мог не понять человека, желавшего того же. Лидин молча слушал, что скажет этот человек дальше.

— От вас требуется только развязать войну с Труизом, когда я скажу, и дать мне с королевой бежать, — Циллар говорит это так спокойно и легко, будто продает не собственную страну и другую в придачу, а мясо на рынке.

Абар кивнул. Этот народ больше всего любит две вещи — золотые динарии и драки. Война же с другими расами опьяняла их и дарила острые ощущения. Пробившись во власть, новый король Видар запретил нападать на другие народы, подписав мирные договоры. Циллар предполагал, что Лидин и его сторонники изголодались по крови и насилии, и предположение его оказалось верно.

Мужчины разошлись, будто ни в чем не бывало. Совесть Циллара молчала, убаюканная тем, что все делается ради его королевы и ее любви.

Глава 21

…Стоило только рассказу завершится, как королева одним режущим движением резко взмахнула рукой, намереваясь влепить Циллару пощечину. На полпути она вдруг остановилась передумав. Рука опустилась.

— Ты воспринял Наши слова неверно, — медленно, будто по слогам, проговорила королева, — Мы никогда бы тебя не полюбили.

Это самое жестокое слово — никогда… Я видела, как оно ударило по Циллару: зеленые глаза потускнели, до этого прямая осанка сгорбилась, ноги затряслись мелкой дрожью. Кажется, гнев королевы, так любимой им, подкосил его больше, чем все неудачи вместе взятые. Мне даже невольно стало его жалко. Однако, воспоминание об умирающем на полу Воришке свели эту жалость на нет.