Нерозначники

У воробушка ажно колики случились. Отдышался он малость и говорит:

– - Видала, что удумали? Хотят, чтобы мы с тобой встретились.

– - Может, и правда пора?
– - робко спросила лазоревка.

А тот сразу же крыльями замахал.

– - Ты что?! С ума сошла?! Это ж придётся неотлучно за укупоркой смотреть!
– - и вдруг сник, повесил голову и говорит грустно: -- Ничего не поделаешь -- пора. Уж лучше мы сами встретимся, чем эти ворошители подсобят. Вон сидят... сейчас как спланируют! Расхлёбывай потом...

Души нерозначников так, знаешь, похожи по сути, что запросто друг в дружку оборачиваться могут (другим душам это вовсе не под силу). Такое, слышь-ка, сходство, что никто подмену и не почует. Даже родная живика не распознает.

Пошептались ещё плишки, друг дружке наказ дали. А потом вдруг лазоревка... в воробушка превратилась. Чирикнула весёлым голоском, подняла одно крылышко и на перо глянула, другое -- веером пустила, покопалась клювиком на серой грудке -- какое пёрышко неправильно лежит, поправила. Пока оглядывала себя так-то, и воробушек в лазоревку перевернулся.

Потёрлись они клювышками, пошептались напоследок и полетели в разные стороны. "Синичка-лазоревка" к Тале, а "воробушек" к Илье... К живикам наивным.

Обман, конечно, а ведь с него тайна и начинается. Та самая загадка, как это два сердца друг дружку узнают.

А встретились Таля и Илья вот как.

В этот вечер погода пасмурная выдалась. Тяжёлые тучи на небо взгромоздились и ветер сноровистый поднялся. Гнёт деревья и всё больше и больше силу набирает. Вдалеке уже громыхает, точно кто взялся тяжёлые железные шкафы в тех тучах двигать. Набирает свою силу гроза. Первая, весенняя гроза надвигается. Гляди со всей мочи шибанёт!

В это самое время Илья домой возвращался. Задержался на работе и уставший брёл не разбирая дороги. А когда ливень полоснул, кинулся Илья под ближайший козырёк у дома. Голову ужал в плечи да и сиганул что есть мочи. Бежал-то самую малость, а уж весь мокрый оказался, дождь и сухой нитки не оставил.

– - Во дела!
– - кричит Илья.
– - Как в речку окун...
– - голову-то поднял да и осёкся на полуслове...

Глядит: под навесом девушка стоит. Сердце у Ильи в груди так и колыхнулось -- ажно кровобой в висках занялся. Глаз отвести не может, вмиг обахмурился! И девушка на него как-то странно смотрит -- и вроде бы испуганно, и с радостью какой-то тайной... Так и ухватилась глазами (Таля-то сразу его узнала, суженого-то из сна своего...)!

Ильёй ступор овладел, ни слова сказать, ни пошевелиться не может, а ещё пуще живика его оторопела...

И то верно, в такой-то момент у живики затмение случается. Вдруг кажется ей, что она... не в своём теле сидит. И будто бы вот это тело напротив, её и есть... Души это, конечно, подмененные всё так подстраивают. И живику дурят, и ум, и сердце наструнивают.

Очунулся Илья и спрашивает глупо (а на лице и тени улыбки нет):

– - Девушка, а вы, наверно, на молнии с неба спустились?..
– - и сам же себя за язык поймал: что я говорю?! Всё пропало!

Таля же улыбнулась и просто отвечает:

– - Может, и на молнии.

Илья смотрит: девушка не колючая, не ожига какая, ну и с разговорами подступился. А Таля -- ничего, приветливо улыбается, каждое слово согреет в сердце, как птаху в ладошках, чтобы и слух ласкало, и добринка в нём ютилась, а после уже и выпустит. У них ладненько всё и пошло.

Дождь льёт и льёт, и вовсе стихать не собирается, будто боится Талю с Ильёй из заточения выпустить. А влюблённые и не торопятся, хотя Таля и тревожится: мол, мокрый весь, заболеешь ещё. Илья с шуткой отмахивается:

– - Уже заболел... Только мне никакие врачи теперь не помогут...

Разговорились так, знаешь, что ничего вокруг не замечают и словно сто лет друг с дружкой знакомы... Да и то сказать, души их не устают нисколь, нужные слова в уши надувают. Знают, слышь-ка, что друг дружке по сердцу.

Потом дождик потише пошёл да и вовсе закончился, а Таля с Ильей всё наговориться не могут. Вышли всё-таки из укрытия, а Илья не отступается, проводить Талю до дому вызвался.

Солнышко уже на закат склонилось, сумерки наплыли, а им кажется, что светленько вокруг. Идут и красотой любуются. Вокруг и впрямь красиво. Весна. Земля уже помуравилась, зелёненьким ковром укрылась. На деревьях листочки проклюнулись, а яблоньки белоснежные вуальки на себя накинули, стоят смирёхонько, невестятся.

К дому они уже в сумерках подошли. Ну и условились на выходные встретиться. Уж как расставались, и не спрашивай. Всё её Илья отпускать не хотел. Насилу уж оторвались друг от дружки.

А ночью и вовсе мука мученская подступилась. И Таля, и Илья до утра уснуть не смогли. Проворочались, каждый в своей постели, всё друг о дружке думая. Известно, души постарались. Им, знаешь, только один день дозволяется в чужом теле сидеть. А чужое, оно, известно, не своё -- не жалко. А то, что сердце без роздыху колотится, -- это так, мелочишко?!..

Стараются души, что и говорить, не покладая рук. Пришивку, по своему усмотрению, на умишке сделают, сердечко разбередят... Наследят так-то в чужом теле -- потом никакой метёлкой не замести, не вымести. Вот. А после влюблённые и говорят: мол, такое чувство, будто я его (или её) давно знаю. Обычная история.

Однако не о том речь, а вот что главное: пока верши всё думали, как Илью с Талей друг к дружке подвести, те уже встретились... сами вроде как... и влюбились друг в дружку с первого взгляда.

А души влюблённые порезвились, стало быть, и снова в условленное время встретились. Кувыркнулась плишка Таля и опять в синичку-лазоревку перевернулась, а душа Ильи -- в воробушка превратилась. Обратно самими собой стали. Что и говорить, влюби­лись Таля и Илья друг в дружку, вот и ни к чему стало живики обманывать, да и срок вышел. У живик теперь трудны времена наступили... За сердчишкой поглядывай: вся-та тягость любовная на него ложится. Умишко тоже вот -- ни о чём более думать не хочет... то ли глупеет, то ли перемена в нём какая приключается -- так прямо сразу и не скажешь. Да и в дру­гих органах телесных разладки случаются -- смотри не запаздывай! Забота, одним словом, да и только.

Кинулись плишки друг к дружке и взахлёб стали рассказывать, как они жи­вики облапошивали.

– - Твоя, глупая, нисколько не заподозрила. Вот я посмеялся!
– - задорно закри­чал воробей.

– - Твоя будто умная!
– - вовсе не обиделась плишка Таля.

– - Ага. Сидят себе в скудельных укупорках, и ничего в жизни не понимают...

Поговорили о том о сём, порадовались, что всё ладно прошло, а потом вдруг воробушек понурился и говорит с грустью:

– - Не скоро теперь увидимся... Сама же знаешь, как всё должно быть.