Нерозначники

Только бухнул поплавок в воду, глядь, а с горы медведица на полный мах катится. Настя, конечно, а по бокам её два медвежонка едва поспевают. Макарка с Миклушей не добежали чуть, остановились в нерешительности, на Талю с опаской глядят. Известно, наказала строго мама, чтобы чужаков сторонились. Сама же Настя наперво к ней и побежала. Взвизгнула радостно и чуть было Талю на траву не свалила -- на дыбки поднялась, лапами приобняла легонько и в лицо лизнула. А сама бурчит, да обиженно так: почему, дескать, так долго не приезжала?

– - Ну, чевой-то?!
– - шутейно напустился Елим.
– - Про силу свою забыла? Знамо дело, ягоды натрескалась, сейчас и гору свернёшь.

Таля со смехом выбралась из-под тяжёлых лап.

– - А ты, дедушка, говорил -- злая. Вечно сочиняешь!
– - смеялась она и гладила Настю по шёрстке.

Сели они рядом друг с дружкой так-то и стали всякой новостью делиться.

Надумал Елим ещё удилище срезать ну и ушёл в черёмуховые заросли. Сколько-то его не было, а приходит, глядит: Макарка и Миклуша с Сердышом воюют, вместе его побороть стараются, а Таля загорает на солнышке. Настя рядышком на животе лежит, растянулась на горячих камнях, греется тоже. То когтистой лапой бок почешет, то пятку скребнёт. Глаза прикрыла и Талю слушает, а поплавка уже и нет нигде, утащила его, видать, хитрая рыба под воду. Вон всё удилище ходуном ходит.

– - Эхма, полоротые, -- ахнул Елим и к удочке кинулся. Потащил, а она -- в дугу, и в воде рыбина золотым боком блеснула.

Настя тут же вскочила, в воду забрела, решила сама улов с крючка снять.

А Таля уже ведёрко приготовила.

– - Деда, -- кричит, -- давай рыбку сюда, а то Настя отнимет.

Старик строго глянул на медведицу.

– - Ну, куды, куды лезешь?
– - снял с крюка большущего карася и в ведро положил.

Настя сразу к Тале поворотилась, бодаться стала, ведёрко отымать. А Таля и вовсе дразниться надумала, вытащила карася и говорит:

– - Вот видела какая? А ни за что не получишь. Это на пирог. И не облизывайся даже. Нет, и не думай, не отдам.

Тут и Миклушка с Макаркой тоже углядели рыбу-то...

– - Ну, не вредничайте, -- отбивалась Таля.
– - Пирог-то вкуснее.

Отняли всё-таки...

Тут уж все вместе за рыбалку взялись, благо что и рыба про пирог, верно, услышала и старательно на крючок пошла.

Надобно сказать, Мираш давно из тела Сердыша сбежал: отлучиться ему понадобилось. Вместо себя Юльку-косульку прислал. Наказал ей, чтобы всё примечала и всякое слово в памятку складывала. Ну и упредил, чтобы на глаза не попадалась.

Юлька попервости растерялась, слышь-ка, озадачилась. Как, думает, близко подступиться и себя не выдать? Ну и сочинила -- перевернулась Юля в огромную щуку. В эдакую, каких в Суленге сроду не водилось. Росту в ней два метра точно есть, и тулово, словно карасиное -- до того толстое. Встала эта щучина под берегом и на Оляпку как-то странно посмотрела...

Речка сразу сникла, жизни в ней будто не стало. Только что рыбёхи без опаски хребтины из воды выпячивали, спинное перо на солнышке сушили. Плескались весело и кувшинки теребили играючи, за ниточки-стебельки дёргали. А сейчас всякая шувара словно уснула, ни одна травинка не шелохнётся. Тихо по речке стало. Окуни и щуки рыпистые раньше было силой своей бахвалялись: сами, мол, кого хошь слопаем, -- но и те со страху попрятались кто куда. О другой рыбёхе и говорить нечего. Клёв и прекратился совсем.

Щучина постояла немножко под берегом ну и заскучала... Придумала себя показать. А тут ещё Оляпка решила в речке искупаться.

Елим с Талей разговаривают, и не догадываются даже, какая опасность наближается.

– - Дедушка, а лось Окунь живёт ещё?
– - спросила Таля.

– - А куды он денется, шельма полосатая. Дерёт кору. Сейчас с болот ушёл. Мошка его заела. Остепенился, правда, последнее время не буянит. А можа, ждёт, кода яблоки поспеют...

– - и не договорил...

Щучина-великанша взметнулась над рекой, полыхнула своим мшистым, зелёным боком, крутнулась толстущим туловом и хлёстко ударилась о воду.

Елим уду из рук выронил. Оляпка заскулила, заголосила с подвывом и к берегу в панике поплыла. А Настя тут же взревела страшно и со всего маху в воду бросилась.

– - Настя, назад!
– - закричала Таля, а та словно и не услышала.

А Елим скоренько в себя пришёл.

– - Пущай разберётся с ей, -- сказал он.
– - Ужо задаст ей. Экая акула! Знамо дело, сколько рыбы на веку переглотала!

Настя доплыла до того места, где вода бурлила, и нырнула сразу же. Три или четыре раза окуналась, а никак эту щуку найти не могла. В следующий раз под воду ушла, и что-то уж долгонько её не было. Елим с Талей уж и волноваться стали, а Макарка и Миклушка к подзабелью прибежали и заскулили жалостливо. Наконец-то медведица вынырнула. Видно, чуть не захлебнулась, воду отхаркивает и воздух с жадностью глотает. Сама слабая, обессиленная, а всё же щуку-великаншу в лапах сжала.

– - Мама, держи её за зебры крепче!
– - разом закричали Макарка и Миклушка на своём медвежьем языке.

Щука хвостом бешено по воде молотит, река кипит, Настя в этом бурливом водовороте из последних сил выбивается. И вот ведь странно: медведица когтища длинные в щучину вонзила, а та не только не снула, а будто бы ещё живей стала... Настя уж и удержать не может, а тут ещё великанша как крутнётся в лапах, Настя её и выпустила на мгновение из тесных объятий. А та ещё изловчилась и со всей своей силушки хвостом-лопатой медведицу по мордахе хлобыстнула. Оглушила враз. Настя лапы и разжала. Пока в себя приходила, это зелёное чудовище в глубине потонуло.

– - Вот ведь ушла, окаянная, -- поскрёб затылок Елим.
– - Экая дурища! Кому скажешь, ни в жисть не поверят.

– - Эх, фотоаппарата нет...
– - расстроилась и Таля.

А вся хвостатая братия так и осталась сраззяву стоять, а Макарка и вовсе возьми и зареви.

Настя выбралась на берег, ни на кого и не смотрит. Мокрая вся, а всё равно видно, что глаза слезами застит. Села на валун, лапы понуро опустила и застыла так-то, на реку глядючи. Да дышит тяжело, и не то хрипы в груди, не то всхлипывает.

– - Не переживай, Настён, -- Таля подошла и погладила медведицу по мокрой голове.
– - Я тебе сгущёнки привезла, печенье и конфет. Много привезла, и медвежатам хватит.

– - Да в ней, поди, и скусу никакого! Вона мшистая вся,-- утешал и Елим.
– - Сама бы, небось, и исть не стала. Ничё, сейчас на окунистые места пойдём, наловим ишо рыбки.

* * *

От Елима Таля чуть успокоенная вернулась. В больницу и с надеждой тайной поехала, с уверенностью, что ничего худого случиться не может. А обернулось вовсе горестно. Узнала Таля от врачей, что матерью ей не бывать.

Страшно по ней новость ударила. Слёзы душат и в самый уголок захотелось забиться.

Домой и не спрашивай, как доехала. А когда в квартиру зашла, мама сразу и увидела, что неладное случилось.

– - Не в себе ты, Талюшка, стряслось что?
– - спросила она.

– - Нет-нет, всё хорошо, -- торопливо ответила Таля и даже попыталась улыбнуться.

– - Всё-таки что-то произошло...
– - тихо для себя решила матушка и взяла руку дочери.
– - Скажи мне.

Губы у Тали задрожали, она закрыла лицо ладошками и заплакала.