Неверная. Костры Афганистана

* * *

После моего откровения мама, Джорджия, Джеймс и Мэй удалились в главный дом на «мирные переговоры», как назвал это впоследствии Джеймс.

А я, не зная, чем заняться, отправился в магазин к Пиру Хедери и нашел старика перед стойкой с сигаретами, рядом с бухари. Тут же была и Джамиля, прильнувшая к теплому боку Пса. В руках она держала мобильный телефон.

– А, с возвращением тебя! – воскликнул Пир, пока я пытался одновременно поздороваться с обоими и отогнать Пса, возжелавшего обнюхать мои нескромные места.

– Взгляни-ка на это, – сказал старик, беря со стола и разворачивая какой-то длинный бумажный лист. – Плакат на окно. Я заказал его в Шахр-и-Нау, для иностранцев.

Пир Хедери развернул бумагу, явив взору объявление, написанное по-английски большими синими буквами. Оно гласило: «Бесплатная Служба Даставки продуктов. Телефон [phone]. В продаже также имеются каксы».

– Что такое «каксы»? – спросил я.

– Сладости, печенья всякие. Праздник на носу. Думаю, хорошо пойдут.

– А, вы имеете в виду «кексы»…

– Кексы, каксы, какая разница? – спросил Пир Хедери.

– Никакой, наверное.

– Вот и хорошо. Давай-ка, помоги приклеить это на окно.

* * *

Несмотря на объявление, предлагавшее народу бесплатную доставку и каксы, новый бизнес-план стартовать почему-то отказывался, и мы с Джамилей целый день без толку глазели на мобильник, который упорно не звонил.

Кажется, я только теперь начал понимать, почему это так бесило Джорджию.

Закрыться пришлось рано, потому что снегопад заточил в домах даже наших постоянных клиентов, и мы успели сжечь в бухари все дрова.

– Нам нужна реклама, – заявил Пир Хедери.

Похоже, старик начал превращаться в настоящего бизнесмена – теперь, когда в магазине появился телефон.

– Реклама? Как в телевизоре? – спросил я, взволновавшись при мысли о телевизионщиках, которые приедут нас снимать.

– В каком еще телевизоре? Кто я, по-твоему, такой? Президент Хамид Карзаи? – спросил он. – Я денег не печатаю, знаешь ли.

– А какая же тогда?

– Не волнуйся, у меня есть идея, – сказал он и подмигнул, что выглядело прямо-таки устрашающе – при его бельмах.

Гениальная идея Пира Хедери, как выяснилось на следующий день, заключалась в том, что на плечи мне навесили два деревянных щита, скрепленных веревками. На переднем Пир Хедери написал краской «Бесплатная Даставка» и наш номер телефона. Задний гласил: «В продаже каксы».

– Вы смеетесь надо мной? – спросил я.

– Ты видишь, чтобы я смеялся? – спросил он и практически выкинул меня за дверь, на морозные улицы Вазир Акбар Хана.

Пробираясь с превеликим трудом по сугробам, я пришел к выводу, что ничего более унизительного в жизни своей не переживал. Щеки, кажется, горели еще сильнее, чем в тот раз, когда Джахид рассказал Джамиле, что я написал в штаны, – после нашего с ним соревнования, кто выпьет больше воды не бегая в туалет.

Через каждые десять шагов появлялся из очередной будки очередной охранник и отпускал очередную остроту – типа, неплохая у меня обновка, и нельзя ли взять меня напрокат в качестве стола; общего позорного положения нисколько не облегчил Джеймс, который возвращался невесть откуда домой и при виде меня начал хохотать так, что чуть не обмочил штаны.

– Ну, рекламных стандартов ты во всяком случае не нарушаешь! – крикнул он вслед, когда я хмуро прошел мимо.

Что это значило, я не понял. Но ответил:

– Да, да… – и отправился в противоположную сторону, в ту часть Вазира, где единственными иностранцами, шатавшимися по улицам, были те, кто искал китайских проституток.

* * *

К счастью, на следующий день от новой работы меня неожиданно освободили. Пир Хедери явился в магазин, ругаясь на приключившуюся у него «дьявольскую ночь».

– Уже и полночь миновала, а телефон все звонил, – пожаловался он. – И всякий раз, когда я брал трубку, там оказывался какой-то проклятый иностранец, который требовал каксы. В конце концов пришлось его просто выключить.

– Кажется, я знаю, в чем дело, – сказал я, садясь рядом с Джамилей, поближе к бухари. – Джеймс объяснил мне вчера вечером, что это слово похоже на английское слово «каки».

– И что это значит? – спросил Пир Хедери, утирая нос грязным платком.

– Это значит, что мы продаем какашки, – ответил я.

14

Через семьдесят дней после Рамазана, две недели после иностранного Нового года и один день после возвращения из хаджа паломников – когда все дороги расцвечиваются машинами, украшенными сверкающей мишурой и цветами, – в Афганистане празднуют Эйд-и-Курбан.

Это один из самых любимых наших праздников, и отмечают его мусульмане в память о готовности Ибрагима принести своего сына в жертву Аллаху.

На три дня наша страна войны и слез становится страной веселья, красоты и сытых животов; все наряжаются в свои лучшие одежды, и те, кто может себе это позволить, закалывают свою лучшую овцу, корову или козу – это символ жертвы Ибрагима.

Как велено в Коране, большую часть мяса отдают беднякам, а остальное подается на семейной трапезе, на которую приглашают друзей и родственников.

И хотя Эйд-и-Курбан всегда прекрасен, в этом году он удался как никогда, потому что преподнес множество сюрпризов, отчего казалось, что праздник настал и кончился быстрее, чем обычно.

Для начала Джорджия объявила, что бросила курить.

– Новогоднее решение, – так она сказала.

– Не припозднилась ли ты с ним? – заметил Джеймс.

– Я должна была привыкнуть к этой мысли, – огрызнулась Джорджия в ответ и стукнула его по голове шариковой ручкой, которую в последние дни постоянно посасывала.

Лично меня не волновало, припозднилась она со своим решением или нет. Я воспринял это как знак от Бога, что мои молитвы услышаны и Джорджия наконец двинулась в правильном направлении, прочь от пламени ада, готового ее пожрать.

Следующим сюрпризом стала овца, что появилась вдруг у нас во дворе вместе с мясником, который и совершил ритуальное жертвоприношение.