Неверная. Костры Афганистана
Шрифт:
От Джеймса никакого толку и помощи не было, потому что он по-прежнему дымил, как бухари, а однажды вечером и вовсе повесил на плечо рюкзак и объявил, что, будучи Джорджии добрым другом, решил пожить следующие несколько дней у Рейчел в Кала-и-Фатулла. Это было мило с его стороны – так я решил. Но, поскольку вовсе не был дураком, каковым он меня, по-видимому, считал, я догадался, что ушел он на самом деле потому, что Рейчел уже успела стать его подружкой.
А через несколько дней после ухода из дому Джеймс уехал и из Кабула – в Кандагар, на пару недель, как он сказал, в погоню за солнечным светом и подрывниками-смертниками. Иногда легко было забыть, что он
Мэй хоть и не курила, но весь февраль тоже частенько проводила вечера не дома. Как я узнал позже, она встречалась в те дни с Филиппом, и, когда узнал, задумался о том, по какой причине француз старался держаться подальше от нашего дома – потому что боялся меня или встречи лицом к лицу с моей матерью?..
Так что о тоскующей Джорджии некому было позаботиться, кроме матери и меня.
– Хаджи Хан, наверное, застрял в горах, – сказал я Джорджии однажды вечером, когда мы с мамой ужинали вместе с нею, чтобы скрасить немного ее одиночество.
Джорджия улыбнулась, но я поймал взгляд, которым она обменялась с моей матерью, и улыбки в нем не увидел.
А потом Джеймс вернулся, но веселее от этого никому не стало, потому что он приехал с рассказами о бомбардировках и сражениях на юге.
– Мятеж начинает набирать силу, – сказал он Джорджии на кухне, когда та делала себе сандвич, и, хотя я не понял, что это означает, услышанное мне все равно не понравилось.
– Между прочим, Джорджия, минуту на языке – всю жизнь на бедрах, – добавил он, чего я тоже не понял.
– Пошел ты, Джеймс, – огрызнулась Джорджия, и это я понял очень хорошо.
Через две недели после возвращения Джеймса взорвалась огромная бомба в Кандагаре – тридцать два человека было ранено и пять разорвано на куски, отчего стало выглядеть более весомым мнение Пира Хедери, что «страна однажды снова утонет в дерьме».
– Но почему талибы взрывают афганцев? – спросил я, закончив читать вслух статью в «Кабул Таймс».
– Потому что все они – проклятые пакистанцы, – ответил Пир Хедери, что было неправдой, как я знал. Руководил ими, в частности, мулла Омар, и, хотя у него имелся всего один глаз, он все-таки был афганцем.
– Не все, – возразил я.
– Ну, может, и не все, – согласился Пир ворчливо, – но уж ублюдки-смертники – точно все. Афганцы своих не взрывают. У нас такими методами не пользуются. Только у них. Мы в свое время воевали, потому что хотели видеть победу – а не смотреть, как наши проклятые ноги пролетают мимо наших же проклятых ушей.
– Это комбинация… много мелочей, которые складываются в одно большое целое, – так ответил на мой вопрос Джеймс после того, как зашел к нам в магазин купить себе сигарет, а Джорджии пачку печенья, шоколадку «Твикс» и сыр «Счастливая корова», и мы вместе отправились домой.
– Начнем с того, что коалиция… иностранные войска, – снова пояснил он незнакомое слово, – не покончила в 2001 году ни с талибами, ни с Аль-Каидой, а дала им возможность затаиться на время и перегруппироваться… собрать свои силы заново. Далее, обещанная реконструкция происходит слишком медленно, чтобы оказать воздействие… быть заметной, особенно в тех местах, где наиболее опасно – на юге и востоке. Плюс усиливающееся возмущение… недовольство
правительством. Пуштуны считают, что слишком много высоких постов там занимают представители Северного альянса. Северный альянс чувствует, что его отодвигают… лишают силы, хотя он и кичится… хвалится тем, что выиграл войну. А еще существует проблема взяточничества, о которой сейчас много говорят, и в правительственных департаментах, и в министерствах и даже на улицах, где полицейские требуют с каждого свой бакшиш. Когда все это складывается вместе, люди просто обязаны… не могут не озвереть. А потом снова приходят талибы, и снова разгорается война, и люди начинают задаваться вопросом… интересоваться, где, в самом деле, все обещания и гарантии, и в конце концов уже каждый жаждет… готов схватиться за оружие.– Звучит не слишком хорошо, – признался я.
– Да уж, не слишком.
Джеймс щелчком отбросил сигарету в подтаявший вал мусора и очистков, тянувшийся вдоль всей улицы к нашему дому.
– Почему президент Карзаи не разберется со всем этим и не запретит взяточничество, чтобы люди были счастливы?
– Я думаю, это не так-то легко, Фавад. Он вынужден делать счастливыми очень большое количество влиятельных людей и здесь, и за границей, потому что ему нужна их поддержка, если он и впрямь хочет, чтобы в вашей стране наступил мир.
– Почему тогда не соберутся все войска, и наши, и западные, и не поубивают уже наконец всех талибов?
– Ну, это тоже нелегко – они ловко прячутся!
Джеймс резко наклонился, ухватил меня за ноги и посадил к себе на плечи. Потом выпрямился, вознеся меня к небу, и чуть при этом не уронил.
– Ну что, Фавад, может, двинем с тобой на юг и возглавим джихад против плохих парней?
– Согласен! – засмеялся я. – Пойдем, дадим мулле Омару по заднице!
– А может, ножом пырнем – не станем изменять твоему обычному modus operandi?
Слова я понял не все, но о значении их догадался по интонациям Джеймса и громко расхохотался, поскольку мое нападение на Филиппа казалось уже всего лишь смешным, и мы галопом поскакали к дому, как славные афганские воины прошлого, с той только разницей, что я сидел на плечах у англичанина, а не пытался его убить.
Шир Ахмад увидел нашу скачку издали, отсалютовал и широко распахнул боковую дверь у ворот, и мы влетели во двор, где Джеймс испустил ржание, затопотал ногами и остановился.
– Джеймс! – донесся из-за двери голос Джорджии. – Джеймс!
– Боже, как заждалась бедняжка своего печенья, – засмеялся тот. – Иду, дорогая! – крикнул он.
Но не успел он дойти до двери, как та открылась, и Джорджия, держась за живот, шагнула наружу и упала.
На юбке у нее была кровь и на руках тоже.
– Джеймс! – простонала она, протягивая к нему руки.
– О Господи… нет. Милая моя, нет…
Часть 2
16
Когда Джорджия потеряла свое дитя, у нас у всех словно умерло внутри что-то маленькое – даже у тех, кто не знал о том, что она его ждала.
Но поскольку Аллах милосерден и к не верующим в Него, Он, забрав у Джорджии ребенка, послал ей взамен доктора Хьюго.
Правда, Джорджия далеко не сразу разглядела доброго доктора, потому что глаза ей застилал туман слез и дурных мыслей еще долгое время после того, как дитя покинуло ее. В нашем доме словно поселился призрак вместо Джорджии, белый печальный призрак, изгнавший из нашей жизни все веселье, и я даже был уверен сначала, что она покинет нас тоже.