Неверная. Костры Афганистана
Шрифт:
– Мое единственное желание – это твое счастье, Фавад, – что было не совсем правдой, потому что она начала подкрашивать глаза и следить за своей одеждой, а для моего счастья на самом деле не имело значения, как она выглядит.
Фактически, одна только Джорджия из всех женщин, которых я знал, и способна была говорить прямо – она, в конце концов, рассказала мне о своей любви к Хаджи Хану и о том, что Мэй – лесбиянка.
И мысль о том, что именно она может обратиться в ничто, была совершенно невыносимой. К тому же ее отказа от курения было мало, чтобы спастись от ада.
Поэтому, когда я избавился
– Гадина! Гребаная сволочь! Убийца!
Я набросился на него и начал бить кулаками по груди, он напрягся, но не отшвырнул меня сразу, и поэтому я стал колошматить его еще сильнее, дав волю всей своей ненависти и сердечной боли.
– Она умирает, а ты смеешься! – кричал я. – Убиваешь ее, и тебе плевать, гадина, урод проклятый, шлюхино отродье, дерьмо верблюжье! Убийца!
Потом я оттолкнул его и побежал.
17
Я бежал из Вазир Акбар Хана, через бесконечные толпы людей и скопления машин, по мосту через реку, во мрак Олд-Макройена.
Я не знал, куда бегу, пока не добежал, – и это оказался дом Спанди.
– Что ты сделал?
– Побил Хаджи Хана, – повторил я.
До моего появления Спанди сидел на крыльце дома, забавляясь с мобильником, который недавно купил. При звонках телефон играл индийскую любовную песню, в нем была встроенная камера, и всем он был хорош, но при виде меня, запыхавшегося, в слезах, Спанди отложил его в сторону.
– Ты побил Хаджи Хана, и твои ноги еще при тебе?
– Похоже на то…
Спанди тихо присвистнул сквозь зубы.
– Дурдом какой-то. За что ты его побил?
– За то, что он…
Едва начав объяснять, я вдруг представил все то, о чем собрался рассказать – Джорджию, лежащую в постели, мертвого младенца на ее юбке, разбросанные вокруг нее обломки неисполненных обещаний, – и понял, что предать ее не могу, даже перед Спанди, хоть тот и знал уже по меньшей мере половину истории.
– За то, что он пошутил кое с кем, – сказал я, прекрасно понимая, какую глупость несу.
– Дерьмо, – ответил мой друг. – Видать, это была очень скверная шутка.
– Вот именно, – вздохнул я.
Следующие три часа мы с ним обсуждали вероятность того, что я уже ходячий мертвец, и возможные нехорошие последствия моего нападения на босса Спанди для его бизнеса.
Оба мы с тяжелым сердцем пришли к выводу, что мне следует искать новое место проживания, а Спанди – другую работу.
– Тут поблизости есть несколько пустующих квартир, так что можно тебя на время в какой-нибудь спрятать, а я буду раз или два в день приносить еду, пока не присмотрю местечко получше, постоянное, – предложил Спанди, отойдя от первого потрясения, вызванного необходимостью искать новую жестянку для трав, и обретя способность соображать.
– А еще тебе нужен автомат, – добавил он.
– Я им пользоваться не умею, – сказал я, одновременно испуганный и взбудораженный этой мыслью.
–
Велика трудность! Мы же афганцы; научишься поди быстрее, чем кататься на велике.– Мой велик! – вскрикнул я, только сейчас вспомнив, что бросил его с вращающимися колесами где-то в Вазире, перед своей атакой. – Совсем забыл про него, когда побежал.
– Экая жалость, – посочувствовал Спанди, хлопнув меня по плечу. – Хороший был велик.
– Может, пойти поискать? – вслух подумал я.
Спанди пожал плечами.
– Колеса тебе пригодятся, – согласился он.
– Мне нужно еще попрощаться с матерью, – сказал я, вспомнив и о ней в первый раз после того, как прилюдно поколотил Хаджи Хана. Ее горе будет бесконечно, когда она потеряет последнего из своих детей…
– Хаджи Хан, возможно, следит за домом, – предостерег меня Спанди. – Наверное, тебе лучше подождать, пока стемнеет… и мы раздобудем автомат.
– И сколько на это понадобится времени?
– Не знаю, – признался Спанди. – Автомат добыть я еще ни разу не пробовал.
– Нет, придется рискнуть, – решил я и поднялся на ноги, не видя сейчас перед собой ничего, кроме лица матери.
– Хочешь, я пойду с тобой? – спросил Спанди, и я оценил это, как мужественное предложение с его стороны.
– Не стоит, – сказал я, немного поразмыслив. – Один я смогу передвигаться быстрее. К тому же Хаджи Хан, возможно, ищет и тебя тоже, ведь ты мой друг.
– Дерьмо! Об этом я не подумал, – сказал Спанди, вставая. – Думаешь, мне тоже надо скрыться?
Я пожал плечами:
– Наверное, не помешает.
Уже почти стемнело, когда я отправился наконец обратно в Вазир Акбар Хан.
Как только я остался один, вся храбрость куда-то подевалась, и, чем ближе становился дом, тем страшнее мне делалось. При виде каждого «лендкрузера» я покрывался потом и нырял в тень, не сомневаясь, что это – машина Хаджи Хана, и сейчас она остановится около меня, и некто, сидящий внутри, опустит стекло, чтобы выстрелить мне в голову.
Страх, от которого по всему телу бегали мурашки, возрос тысячекратно, когда я повернул за угол на нашу улицу и увидел-таки три его «лендкрузера», припаркованных возле дома.
Я тут же развернулся в обратную сторону, чтобы убежать от засады и верной гибели, – и уткнулся в ноги Исмераи.
– Ага! – сказал он, хватая меня за плечи.
– Пустите! Пустите! – завопил я, пытаясь вырваться из его огромных, цепких рук. – Помогите! Он хочет меня убить! – крикнул я, и несколько человек, неизвестно что делавшие на улице, тут же бросили все свои дела, чтобы посмотреть, как Исмераи совершит это преступление.
– Не дури! – крикнул мне Исмераи в самое ухо. – Никто тебя убивать не собирается!
– Да, пока люди смотрят, может, и не убьете! Помогите! Убивают!
Исмераи встряхнул меня так, что, похоже, все внутренности перевернулись, и заставил тем самым умолкнуть.
– Слушай меня! – велел он. – Мы о тебе беспокоились, Фавад. Все беспокоились, и Хаджи Хан тоже – по его просьбе я пошел искать тебя в магазине Пира Хедери…
– Ну да, чтобы найти и убить… – перебил я, хотя и с меньшей убежденностью, поскольку слова Исмераи все-таки дошли до моего сознания и искали теперь место, где обосноваться.