Неверный отец. Счастье в конверте

– Пусть только появится! – ворчит себе под нос.

– Я весь в вашем распоряжении, - подаю голос, и сумка выскальзывает из её рук. – А вы с бабушкой ничего мне сказать не хотите?

– Гера? Ты, что ли? – недоверчиво прищуривается тетя. Смотрит на меня так, будто призрака увидела. – Какого лешего трубку не брал? У нас с Аминочкой беда.…

– Всё с ней в порядке, и я прослежу, чтобы было только лучше, - тепло усмехаюсь, поглаживая её хрупкую ладонь. – Я занят был. Из самолета сразу сюда. Надеялся узнать что-нибудь о ней. И не ошибся. Нашёл…

Я поворачиваюсь к койке. Снова любуюсь спящей Аминой.

Красивая. Родная.

Как же я скучал по ней.

– Про ребёнка уже знаешь? – вкрадчиво роняет Элеонора, подходя к нам.

– Да…

Моя улыбка становится шире, сердце заходится в груди, а ладонь поглаживает мягкий, округлый животик, в котором растет наш малыш. Вопреки диагнозам и прогнозам врачей, я всё-таки смог подарить Амине ребёнка, о котором она, как любая женщина-мать, так мечтала. Мне всё ещё не верится, что это правда.

Такое счастье. Я… не заслуживаю его.

– А другого своего куда дел? – припечатывает меня тетка хлестким вопросом, который больнее пощечины.

– С няней, - бурчу, мгновенно помрачнев.

Три месяца в Германии я провёл в аду. Больной младенец, клиника, бессонные ночи, бесконечные процедуры, нервы и тщетные попытки дозвониться Амине. Мне так её не хватало. Неизвестность убивала, ревность сжигала изнутри, тревога за ребёнка подливала масла в костер, в котором горела моя душа.

Импульсивно сжимаю руку Амины. Больше не отпущу.

Идиот! Какой же я идиот! А если бы не успел сегодня?

Успокаивает лишь то, что она, судя по всему, была не одна…

– Всё это время она жила у вас? – хмуро смотрю на Элеонору. Она молчит, отводит взгляд, а я успеваю прочитать ответ на ее побледневшем лице. – Могли бы сказать, хотя бы намекнуть… Я же спрашивал! – от злости повышаю голос. – Я чуть не чокнулся без нее! Как последний придурок, поверил, что она выбрала бывшего мужа…

– Точно дурак, - не выбирает выражений тетя.
– Амина от него к нам и сбежала. Мы ее приняли как свою.

– Спасибо, - искренне произношу, и она удивленно хлопает ресницами. Насупив брови, ждет подвоха, но его нет. – Я действительно благодарен вам за то, что были рядом с ней, поддерживали и оберегали. Я рад, что все эти дни она была в безопасности. Спасибо, что сохранили ее и ребёнка, пусть даже таким путем – втайне от меня.

– Она не хотела с тобой общаться, - приглушенно оправдывается тетя. – Не жаловалась, но и причину расставания не называла, а мы не настаивали. Долго не признавалась – не хотела о тебе плохо говорить. Мы только на днях узнали, что ты ляльку на стороне нагулял…

– Да не гулял я! – выплевываю в сердцах. – Я бы никогда… От неё – никогда в жизни, - голос срывается, и я перехожу на хриплый шепот.
– Я люблю Амину, тетя, очень люблю.

Искоса присматриваю за своей неожиданной, но самой ценной пациенткой. Протянув руку к умиротворенному лицу, ласково убираю огненно-рыжие пряди со лба и щёк, бережно поглаживаю её по голове. Отпустив гнев, мягко улыбаюсь.

– Ну, дети из воздуха не рождаются, - тянет Элеонора, пристально изучая меня. Специально провоцирует и следит за реакцией, а мне хочется волком выть и биться головой об стену.

Я уже сам себе не верю! Проще признать вину, чем доказать обратное.

– Герман? – тихо зовет Амина, приоткрывая глаза и жмурясь от яркого света.

– Да, родная. Разбудили мы тебя?

Не слушая меня, она панически хватается за живот, чуть не выдернув капельницу из руки.

– Что с ребёнком?

Я перехватываю дрожащие девичьи ладони и сдерживаю Амину, не позволяя ей подскочить с кровати. Дышу с ней в унисон, осторожно обнимаю. Больше всего на свете боюсь, что она в страхе навредит себе или нашему малышу. Эмоциональный фон у будущей мамочки ни к чёрту, и, к сожалению, в этом тоже я виноват.

Она должна наслаждаться беременностью, а не плакать из-за меня и прятаться по чужим домам. Вместо того чтобы окружить её заботой, я…

Проклятье! Чем сильнее люблю, тем больнее раню.

– Тш-ш-ш, любимая, - ласково нашептываю ей на ухо, покачивая в своих руках. – Все с ним хорошо. Я же обещал.

Порывисто расцеловываю пылающие от нахлынувшей крови щеки, снимаю губами соль с бархатной кожи, вытираю слёзы. Не отпускаю Амину, пока она не обмякнет в моих объятиях.

– Боже, спасибо, - выдыхает расслабленно. Снова плачет, не может остановиться. – Я помню только УЗИ, а потом… все как в тумане. Я спала?

– Да, родная, тебе это полезно, - аккуратно возвращаю её на постель, поправляю подушку и больничную простыню, а затем перекрываю капельницу. – Что-то беспокоит?

С серьёзным видом осматриваю её, но внутренне улыбаюсь. Мне доставляет удовольствие касаться аккуратного животика, где поселился наш малыш, и просто быть рядом с моей женщиной, смотреть на нее, вдыхать её запах, слушать тихий, нежный голос.

– Меня тошнит, - жалуется она совершенно по-детски и морщится капризно.

– Токсикоз мучает? Ты очень худая для своего срока, - хмуро свожу брови.

– От тебя её тошнит, устроил тут немецкие горки, а нам, между прочим, волноваться нельзя, - язвительно причитает Элеонора, вызывая у меня снисходительную ухмылку. Пусть ругает.

Охнув, она наклоняется к сумкам, достает термос и судочки, раскладывает их на тумбочке у кровати. По палате разносятся аппетитные ароматы еды. Хорошо так, уютно, по-домашнему. Я остываю, и Амина успокаивается, увидев близкого человека.

– Тётя Эля, вы так быстро вернулись, - бросает беглый взгляд в окно. – Ой, уже вечер? Сколько же я проспала?

– Столько, сколько нужно. Пора ужинать, мамочка, - киваю на тумбочку, где Элеонора чуть ли не скатерть-самобранку расстелила. Однако Амина кривится, облизывает пересохшие губы и отворачивается.

– Не могу я!

– Сынок голодный, - убеждаю ласково, а рука снова машинально тянется к животу. Отдергиваю ее, сжимаю в кулак.

Уверен, Амине неприятны мои прикосновения. Я для неё всё ещё предатель. И навсегда им останусь…

– Я сейчас чайку своего фирменного тебе налью, - суетится Элеонора с термосом и кружкой. – Кисленького. С лимончиком! Тебе сразу легче станет.