Невеста мёртвого царя
Шрифт:
Я смутилась, низко опустив голову. Вот. Вот этого я и боялась. Нет во мне ничего особенного, обычная девчонка, даром что волшебством владею, и царь в женихах ходит.
– А ну тихо там! – возвысил голос Добрыня, отпустив наконец уже слегка помятого Баюна. – Поклонитесь, люди добрые – царь ваш вернулся! Трижды ему слава и долгая лета!
Люди, не сговариваясь, послушно поклонились в пояс, подметя шапками дорогу.
– Я ж те говорил, Антипка – царь это! А ты – «муж в летах». Ну, как есть, дурень.
– Да помолчи ты, невежа… пред самим царем опозоримся!
Я всмотрелась в толпу – девки и женщины в ярких сарафанах, цветных
– Поприветствуйте, люди добрые, и невесту мою, будущую вашу царицу – Зарю вечернюю!
На сей раз люди попадали на колени, и я осуждающе посмотрела на Баюна. Ну вот не мог не похвастаться. Зачем простых граждан пугать – они ведь тоже к таким новостям не привыкшие. Для них звание Вечёрки – часть легенд и преданий. И хоть тут тоже явно знали про волшебство, прям так воочию, как в тридесятом царстве, его явно не видели.
– Здрав будь, люд честной. – пролепетала я, вспомнив единственное сказочное приветствие, которое пришло мне в голову.
Но этого, к счастью, хватило. Люди поднялись на ноги, в воздух полетели шапки, и все вокруг загудело от приветствий и поздравлений. Кое-как оделив всех вниманием, мы пошли вслед за Добрыней в царские палаты. Избушку оставили во дворе, на мягкой травке, а маму и Зорьку увели отдыхать две симпатичные девушки в ярких кокошниках. Видимо, они прислуживали во дворце. Улыбчивые, ясноглазые – они мне сразу понравились, но от бесед пришлось воздержаться, потому что Добрыня вел нас к боярам.
– Опять загрустила? Говорил же тебе – брось эти думы, ты у меня всех лучше. – Баюн легонько сжал мои пальцы.
Я хотела ответить, но Добрыня вдруг остановился и повернулся к нам.
– Слыхал я, что волхвы болтали… мол, когда тебя с престола свергли, ты вместо того, чтобы все исправить, в реку огненную бросился. Отвечай, как на духу – лгут они, али правду молвят?
Баюн, вскинув голову, сердито посмотрел на седого воина.
– Отчасти лгут, отчасти правду молвят. Не сам бросился, толкнули. Зато сам туда пришел, и с какими мыслями – лучше тебе, воевода, не знать. Но прощения просить не стану, я свои решения тоже не с пустого места беру. Да, неправ был, но я за то уже ответил.
Добрыня, резко шагнув к Баюну, отвесил ему отеческий подзатыльник.
– Хоть в поруб меня за это сажай, а я извиняться тоже не стану. Решения свои не с пустого места беру, прямо как некоторые.
Баюн оглянулся на меня, но я сделала вид, что очень заинтересовалась браслетом на своей левой руке. Ничего не слышу, ничего не вижу, и вообще – нет меня тут.
– Ну, дядька… хорошо хоть не при боярах, а то ведь и правда пришлось бы в поруб сажать. Не делай так более!
– А ты более жизнь свою не отдавай почем зря, и людям зла не твори! – в глазах
Добрыни блеснули слезы. – Знал бы ты, дурень, что со мной было, когда мне сказали, что тебя не стало! Я ж тебя с пеленок растил, как родного – батюшка твой завещал заботиться! Извиняться он не будет – ишь, гордец, а как дядьку обидеть – это запросто!– Ну, все, будет! Прости, Добрыня, не хотел я обиду тебе учинить.
– То-то же. Ладно, пошли к боярам. Они там все решить пытаются, кому твой престол передать. Набьются каждый вечер в залу, как сельди в бочку, и сидят бормочут. Тьху на них. Хорошо хоть волхвы сказали, что ты жив, иначе они уже сами бы за твой трон передрались, окаянные.
Баюн тяжело вздохнул, глаза потемнели от гнева.
– Ну так пошли к ним скорее, уж я им покажу, как на чужой медок разевать роток.
– Скоро пойдем, только для начала вот сюда заглянем. Приодеть тебя надо.
Я тихо фыркнула. Да куда уж еще-то?! Но Баюн спорить не стал и шагнул вслед за Добрыней в горницу. Я скромно осталась ждать в коридоре, любуясь архитектурой. Деревянные колонны, расписанные виноградными гроздьями, листьями и цветами, ладные стены из ровных бревен, уютные башенки с золотыми маковками – какая же, все-таки, красота!
Крытая галерея, в которой я находилась, с одной стороны была ограждена невысоким, по пояс, портиком. Сев на него, я смотрела на широкую серебряную ленту реки, текущей рядом с городом, и тянувшиеся за ней луга. Пели птицы, порхали стрекозы и бабочки… ох, хорошо.
Баюн с Добрыней вернулись через несколько минут, и я с трудом удержала готовую отвалиться челюсть. На моем суженом был парчовый кафтан, украшенный сложным узором со вставками из драгоценных камней. Плечи покрывал тяжелый алый плащ, подбитый соболиным мехом. На голове у Баюна красовалось что-то типа шапки Мономаха, и только меч и скороходные сапоги остались от прежнего образа.Ну… и впрямь – царь. Мне, невзирая на все попытки отказаться, Добрыня вынес такой же плащ, дюжину золотых колец, серьги с яхонтами и янтарное колье, сам их на меня нахлобучил, и чуть не за руки потащил нас за собой.
Толкнув высокую дверь, украшенную замысловатой резьбой, Добрыня поманил нас внутрь. Стражи, стоявшие по обе стороны от двери, даже не шелохнулись, только смерили нас удивленным взглядом. Войдя внутрь, мы оказались в длинном, огромном зале. Своды подпирали все те же деревянные колонны, только рисунок уже был другим – огненные птицы словно порхали по потолку и стенам, между диковинными цветами и звездами. По центру зала стояли столы и скамьи, покрытые уже знакомыми мне скатертями-самобранками. За всеми столами сидели важные, богато одетые мужчины, в большинстве своем – лет сорока и больше на вид. Тут-то я и поняла, почему Добрыня потащил Баюна переодеваться. Каждый из бояр словно надел на себя все лучшее, что только смог достать. Царя они, что ли, перещеголять хотели? Или у них тут так принято?
Завидев нас, бояре отвлеклись от еды и питья, повернувшись ко входу. Тихие разговоры, заполнявшие зал, резко стихли. Баюн, не глядя ни на кого их них, подал мне руку, и мы вдвоем прошли мимо столов, прямо к тому месту, где возвышался царский престол. Рядом с ним стоял трон поменьше. Видимо, туда должна была сесть я. С пылающими от смущения щеками, я шла, стараясь не опускать голову – этим людям явно нельзя было показывать свою слабость. И все же, в голове неустанно крутилась мысль – «да когда уже все это кончится, и мы с Баюном останемся одни?!»