Невеста

— Да, он не успел надеть. В них неудобно.

— Хорошо, что Давид и парни быстро сориентировались, развернули катер. Я как осознал, что в ледяной воде человек, мгновенно вспотел. Роман, кстати, — представляется один из мужчин. Протягивает руку и бесстыже пялится в глаза.

— Очень приятно. Вас зовут как одного из моих сыновей, — улыбаюсь я.

— У вас их много?

— Двое. Иногда, правда, кажется, что все десять. Они мое главное счастье в жизни.

— Вот как. Может, вино, шампанское? — уточняет Роман.

— Спасибо, я почти не пью.

— Тебе не помешает немного расслабиться, — перебивает Давид. — Егермейстер, пожалуйста, в ледяной стопке, — заказывает он в баре, и на стойке тут же оказывается наполненная стопка и чашечка с лимоном и солью.

— Выпьешь со мной? — спрашиваю я сухо.

— Две стопки, Аркадий.

Мы поднимаем стопки, но не чокаемся, я быстро опрокидываю свою, закусываю лимоном. И говорю:

— Еще.

Спустя еще две стопки, я занимаю место за большим круглым столом, за которым ужинает хозяин отеля с их друзьями и женами. Венеры нет, и мне не терпится узнать, куда она делась.

Давид ведет себя так, будто он в кругу этих людей провел всю свою жизнь, словно это его друзья детства и самые близкие люди. Слушает, отвечает, улыбается. Расслаблен, весел, спокоен.

Я спрашиваю у Нади про детей, убеждаюсь, что они крепко спят, и осушаю бокал шампанского. А потом и еще один до середины.

С непривычки алкоголь быстро ударяет в голову. Я догадываюсь, что Давид позвал меня сюда не просто так, мое присутствие важно, это часть какой-то игры, и снова не понимаю, какой.

Время летит вперед! Мы всей компанией оставляем пафосный ресторан переходим в соседний зал, где располагаются бильярдные столы. Я тоже беру кий, верчу в руках.

Как же давно я не играла? Сто лет, наверное. В детстве меня учил отец. Потом много лет я не помнила о бильярде, пока не начала жить с Адамом. Мы часто ездили в бар поиграть. Это было весело. Он учил меня всяким штукам.

— Ты умеешь? — спрашивает Роман.

— Да, немного, — отвечаю я. — Совсем каплю.

— Тогда разбивай!

Что я и делаю. Игра захватывает, я сосредотачиваюсь на действиях, и выигрываю!

— Немного? Она сказала немного и разбила меня всухую!

— Мой парень меня учил, — говорю я. — Он неплохо играл. Раньше. Я была уверена, что все забыла.

Бросаю взгляд на Давида, который стоит у бара и, оказывается, неотрывно следит за мной. Разумеется, слышал каждое слово. Слегка улыбается.

— А вы не играете? — спрашиваю я, отдавая себе отчет, что скачу с ты на вы, но ничего не могу поделать.

— Не умею, к сожалению, — отвечает. На губах вновь скользит легкая улыбка.

И в этот момент меня окончательно размазывает.

Живой. Живой. Живой! Он живой!

Я верила, я знала, я сердцем чувствовала. Не могла в душе похоронить его, искала глазами на улице. Была права. Воспоминания о том, как мы обнимались на пляже, целовались в ванне, расплескивая воду и смеялись обрушиваются градом. Вот же стоит. Он.

Я набираю воздуха в легкие.

Была готова на все, чтобы увидеть его еще раз. Получается, я лгала? Самой себе? Раз не радуюсь. Раз не испытываю восторга за его счастье с Венерой, вместо этого — словно в пустоту рухнула. Кругом лицемерие.

Я быстро отворачиваюсь и отхожу в сторонку к подоконнику. Опускаю глаза и вдруг обнаруживаю зацепку на колготках. Решаю разгладить, нервно поддеваю ногтям — крошечная зацепка мгновенно превращается в дыру. Пытаюсь ее стянуть, и стрелка ползет вверх.

О нет.

Я чуть приподнимаю юбку, дабы убедиться, что дела плохи. Быстро оглядываю гостей, к счастью, никто на меня не смотрит… кроме одного человека.

Давид Сергеевич смотрит на мои ноги. И взгляд у него точно такой же, как был у Адама, едва мы оказывались наедине.

Глава 19

Я пулей залетаю в дамскую комнату, хлопаю дверью сильнее, чем планировала, и кидаюсь к раковине. У меня явно начинается истерика.

Тщательно мою руки, вытираю их полотенцем, бросаю его в корзину. И снова мою, как будто одного раза недостаточно. Зачем он так смотрит на меня? Что ему нужно?

Сердце колотится, в горле сухо.

Дверь распахивается, я быстро поднимаю глаза и вижу в зеркале Давида. Я так быстро улепетывала, что он, видимо, решил пойти следом. Где логика? Где в его поступках хоть какая-то логика?!

Я ничего не понимаю. У меня голова кругом. Я дурею, меня потряхивает.

А еще это первая наша встреча наедине. И время словно останавливается.

Отсутствие свидетелей позволяет не играть роли.

Я застываю и смотрю на него с ужасом. Просто смотрю, потому что видеть этого человека живым — настоящее чудо.

Слова из себя выдавить не могу. Руки плетями висят, сама же я будто сутулюсь под гнетом происходящего.

Все так быстро происходит, что спустя время я точно не воспроизведу последовательность действий. Но буду помнить свое внутреннее состояние.

Девид очерчивает меня взглядом — медленно, внимательно. Сейчас он смотрит на меня точно также, как раньше смотрел Адам. Этот его особенный взгляд много месяцев был очень важным для меня. Я же поначалу так отчаянно его боялась, думала, бандит, психопат, обидит и не пожалеет. Но ни разу. Ни разу. Просто смотрел. А потом, когда сама к нему пришла, и мы начали встречаться, он стал открыто меня рассматривать, и в эти минуты я чувствовала себя неотразимой. Столько боли между нами было. Столько боли и счастья. Нездоровые отношения. Почему-то незабываемые.

Эти воспоминания как будто зависают между нами невесомой вуалью.

В какой-то миг я вижу в его глазах тень сожаления. И все становится ясно.

Кристально чистая ситуация. У нас была жизнь — в чем-то хорошая, в чем-то плохая, но она закончилась.

Закончилась.

Он ее закончил. Выбрал другую. Не меня.

Но он жив.

Я вспоминаю, как обнимала его, целовала бесчисленное количество раз. Его ужасный шрам, его улыбку, его заботливые руки… Смертоносные для других, но неизменно нежные для меня.