Невезучая, или невеста для Антихриста

— Антихрист. Развелось вас с вашими хвальсхвагинами, людЯм проходу нет.

— У меня БМВ, — прикрываясь запоночками, оправдывался упырь.

Запоночки почему-то разозлили бабулю еще больше. Заметив их, она прищурилась и стала лупить мужика с особым пристрастием.

— Ишь, алигаторх, думаешь, машину купил — людев давить можно?

Отступая назад, как немцы под Сталинградом, упырь позорно сдавал свои позиции и, быстро ретировавшись в салон, словно жалкий вомпер, захлопнул за собой крышку своего гроба, БМВ то бишь. Бабка, подперев его дверку задом, так сказать, поставив надежный блокиратор, окинула меня хозяйским взглядом.

— Кикетку одерни, весь срам наружу, — сурово зыркнула она на мою задратую до пупка шубку.

— Чего?

— Ты у нас кто, деточка, будешь?

— Гея, — жалко проблеяла я.

— Тьфу, — зачем-то плюнула на меня бабка, потом, постучав кулаком в окно "гроба", ласково пропела: — Ехай, сынок, ехай. Развелось тут, понимаешь, педерастов, нормальным людЯм проехать на машине негде.

"Сынок" мгновенно завел мотор, слегка проехал вперед и, поравнявшись со мной, вдруг резко открыл дверку.

— Быстро садитесь в машину, — раздраженно приказал он.

Из двух зол: безумной бабкой и наехавшим на меня "антихристом", моя "Марфа Васильевна", как ни странно, выбрала второе.

Запрыгнув в БМВ, я едва успела поджать коленки, как бесноватый мужик рванул с места с такой скоростью, словно за ним гнались черти, хотя размахивающая авоськой бабка, кричащая нам вслед: "Извращенцы", пожалуй, пострашнее чертей была.

— Пристегнитесь, — оцарапав меня колючим взглядом черных глаз, сурово нахмурился незнакомец.

Хамло.

Можно подумать, если я пристегнусь, здоровенный синяк на моей жо… простите, "Марфе Васильевне" мистическим образом рассосется.

— Надо быть более внимательной и осторожной на дороге, девушка, — нравоучительно затянул пижон, явно намереваясь прочитать мне мораль вместо того, чтобы извиниться.

— Да неужели? — ехидно искривив губы, припечатала взглядом зажравшегося "алигаторха". — То есть это я — счастливый владелец БМВ, нагло наехавший на вас посреди жилого квартала?

Морду у красавчика мгновенно перекосило, и он запыхтел, как паровоз, гневно раздувая ноздри аристократично-породистого носа.

— Вы сами бросились мне прямо под колеса, — не желая сдавать позиции, возразил он.

— А не надо так коварно выпрыгивать из-за угла. Здесь, между прочим, дети ходят, — резонно заметила я, болезненно поморщившись, когда машина подпрыгнула на ухабе, и изрядно помятая "Марфа Васильевна" смачно припечаталась об сиденье комфортабельного "гроба".

— Я отвезу вас в больницу, — искоса на меня зыркнув, мрачно заявил мужик, кажется, совершенно не собираясь спрашивать моего мнения на этот счет.

А я, надо сказать, всеми фибрами души была против. Перспектива провести Новый Год в приемном отделении травматологии, созерцая вместо Деда Мороза и "Голубого огонька" людей в белых халатах, мне как-то не улыбалась. В аду я сегодня уже была.

— Значит, так, — громко хлопнула ладошкой по приборной панельке. — Снежков с меня на сегодня хватит.

— Кого? — вытаращился на меня мужик.

— На дорогу смотри, антихрист. Ты, поди, не Мишка Шумахер и договоренности у тебя с Семен Семенычем явно нету.

— Что? Какой еще договоренности? — у красавчика нервно задергался глаз, а следом за ним и гладковыбритая щека.

— Взаимоудобственной. Мы рады вам — вы благодарны нам. Остановишь свой "гроб" возле того дома, — показательно ткнула пальцем в девятиэтажку, в которой жила Люська.

— Зачем? — подозрительно прищурился черноглазый, но все же вырулил к нужному мне дому.

— Мы с "Марфой Васильевной" еще перед тобой не отчитывались, — решила съязвить я напоследок.

Красавчик воровато оглянулся на заднее сиденье, кого-то там выискивая взглядом, а не найдя, опасливо переспросил:

— Может, все-таки к врачу?

— Это, молодой человек, без меня. Надеюсь, вас вылечат, — с гордым видом покидая машину, хотела картинно хлопнуть дверкой, и тут наехавший на меня членовредитель подал голос:

— Девушка, подождите.

Думала, у пижона проснулась совесть, ан нет — явно что-то другое.

Наклонившись, хмырь протянул мне прямоугольную бумажку, небрежно добавив:

— Возьмите, вдруг у вас возникнут проблемы.

— У кого это — у нас?

— У вас с Марфой Васильевной, — нагло посмотрел мне в глаза мужик, явно намекая на то, что я ищу приключения на свою пятую точку.

Предела нашему с ней возмущению просто не было.

— Хам, — обиделась я, в сердцах бахнув со всей дури дверкой машины "антихриста".

А чтобы поставить жирную точку в наших с ним недолгих отношениях, решила еще и пнуть ногой сверкающую дверку уже сильно раздражающего меня БМВ.

Красавчик, видать, испугавшись, что месть моя за помятую заднюю часть будет адекватной и равноценной, в смысле, бампер за бампер, резво газанул с места, исчезая за поворотом. Моя занесенная для удара нога поймала воздух, каблук второй, пробуксовывая на присыпанном снегом льду, жалко хрустнул, и божественная "Марфа Васильевна" второй раз за злополучный вечер нашла приют в недружественных объятиях асфальта.

Жизнь удалась. Шляпа улетела в теплые края, колготки порваны, каблук сломался, последний подарочный ершик сперла дворняга, а про "Марфу Васильевну" я вообще помолчу.

Прихрамывая и поминая на чем стоит свет свою счастливую звезду, я грустно поковыляла к Люське встречать Новый Год.

Подруга, узрев мой жалкий вид, с порога устроила мне допрос с особым пристрастием. Про приснившихся мне в бреду тетку, чернокрылого маньяка и чертей я ей, конечно, рассказывать не стала, но зато во всех красках расписала гламурного подонка, посмевшего приложить меня своим элитным "катафалком".

— Ты что же натворила? — мгновенно сработала у подруги коммерческая жилка. — Надо было денег с него стребовать. За физический и моральный ущерб. Ты марку и номер машины его запомнила?

— Да чего там запоминать, — помахала перед носом Люськи бумажкой, всунутой мне владельцем помявшей меня иномарки. — Упырь какой-то. Номеру него адский, с тремя шестерками. И машина — в аккурат гроб.

— А это что? — Люська молниеносно выдернула у меня из рук черную карточку.

— А это мне тот гад напомаженный презентовал, — фыркнула я. — А что это, кстати?