Невезучая, или невеста для Антихриста

А предательницу "Марфу Васильевну" почему-то интересовало. Она тут же воспрянула духом и стала энергично сокращаться. Подмигивать, что ли, боссу пыталась?

— М-м, — открыв глаза, одарил меня осоловевшим взглядом начальник. — Прямо как у мамы. Где вы такую вкусную буженину купили?

— Пф-ф. Купила… Я ее сама приготовила.

Шеф перестал жевать, недоверчиво взглянул сначала на бутер, а потом на меня:

— Антипенко, вы готовите?

Нет, он это так произнес, как будто у меня руки, пардон, из "Марфы Васильевны" выросли. На что мы с ней, естественно, возмутились:

— Что за вопрос? Я, в конце концов, женщина.

— Да? А я думал, вы моя божья кара, — типа пошутил босс.

Неудачно пошутил. Я, между прочим, обиделась.

— Поговорите мне. Останетесь без бутерброда.

Босс осмотрительно запихнул в рот остатки мяса, и вдруг нагло прищурившись, поинтересовался:

— А вы и борщ варить умеете?

Ну все. Приехали. Слушайте, вот что с мужиками делает кусок бутерброда. Ой, не надо было его прикармливать. Я ж от Люциевича теперь как от голодной дворняги не отвяжусь. И главное, сейчас свое будущее я могу спрогнозировать лучше любого экстрасекса. Сначала я поведусь на несчастные, но честные собачьи глаза и стану таскать ему сосиски и ливерку. Потом эта зараза будет провожать меня до подъезда, лобызая мне спину все тем же взглядом, нагло сплагиаченным у кота из "Шрека", и, как следствие, однажды он заночует у меня под дверью на коврике. Из-под двери он незаметно проберется в квартиру, а одним прекрасным утром я обнаружу в своей постели его довольно похрапывающую кобелиную морду и грязные лапы.

— А это вы чисто лишь бы спросить, или с тонким намеком на "И только смерть разлучит нас" интересуетесь?

Люциевич поперхнулся мясом и осторожно от меня отодвинулся.

— Вы о чем, Антипенко?

— Ну как же, Антон Люциевич, борщ — это приворотное зелье необратимого действия. Травить им мужика имеет право только законная супруга. И что интересно. Заметьте. У жертв со временем начинается абсолютное привыкание. Поэтому они каждые выходные прутся на рынок, дабы купить свежих ингредиентов для новой отравы. Тьфу. Зелья. Борща, в смысле. Так какой марш будем заказывать? Мендельсона или сразу похоронный?

— Зачем похоронный? — стал сильно тупить шеф.

— Потому что после Мендельсона со мной вы долго не проживете.

Люциевич минуты три переваривал информацию, а потом недовольно пробурчал:

— Антипенко, а по-человечески сказать, что борщ вы готовить не умеете — нельзя было?

Чего ж сразу — не умею? Борщ, милейший, только после свадьбы. А на халяву у нас в столовке только соль, перец и зубочистки дают.

— Антон Люциевич, вы о делах думайте, а не о борще, — постучала пальчиком по стопке бумаг. — Помните. Кто не работает, тот не ест. И вы в банк позвонили?

Люциевич резким росчерком пера поставил свою резолюцию на документе, одарив меня отнюдь не благодарным взглядом.

— Антипенко, вы не референт, а адский Цербер, — возмутился он. — Откуда вы только свалились на мою голову?

— Кто на чью голову свалился — это вопрос спорный. А если быть точной, то и не на голову вовсе. Вы мне "Марфу Васильевну" своим гламурным "гробом" покалечили, и самое малое, чем вы можете загладить свою вину, так это не развалить свой лизинг, потому что как начальник и работодатель вы нас с ней целиком и полностью устраиваете.

Босс округлил глаза и оторопело выдал:

— Я с такой наглостью сталкиваюсь впервые.

— А не надо с нами сталкиваться, — миролюбиво заметила я. — Гораздо продуктивнее с нами дружить.

— Антипенко, почему вы все время о себе говорите во множественном числе? У вас что, мания величия?

— У нас с "Марфой Васильевной" интеллигентное воспитание и серьезный подход к жизни, а манией величия страдают озабоченные халявщики вроде вашего Кобеля Соломоновича — толку мало, зато самомнения хоть одним местом жуй.

— Антипенко, за что вы Асмодея так невзлюбили? Он, между прочим, прекрасный специалист.

— Артист он прекрасный и манипулятор.

— Это вы зря, — фыркнул шеф. — Придется вам как-то налаживать отношения. Тем более что нам вместе сегодня предстоит лететь на международную конференцию по лизингу в Берлин. Так что я отпущу вас раньше, чтобы вы могли собраться в дорогу. Я решил взять вас с собой в качестве помощника.

Здрассте, приехали. Он решил. Я и самолет — это взаимоисключающие друг друга понятия. Нет, я-то и моя счастливая звезда однозначно выживут, а вот самолет и Люциевич — не уверена. На Кобеля Соломоновича, так и быть, забьем, его не жалко.

Зараза. С этим надо что-то делать.

— Я не могу с вами лететь. У меня загранпаспорта нет, — быстро нашлась я. — Так что вам придется другого помощника взять. Вот хотя бы Татьяну Леонидовну. От нее точно пользы будет в сто раз больше, чем от меня и от Халявского вместе взятых. И вообще, зачем Халявскому в Германию? Хотя о чем я спрашиваю? Это же главный бордель Европы. Столько непомеченных мест.

— Антипенко, — резко осадил меня шеф. — Я бы попросил. Личная жизнь и пристрастия Асмодея Соломоновича вас не касаются.

— Да мне фиолетово на его пристрастия, главное, чтобы они не касались вас. Вы ж морально неустойчивый. Вам три капли коньяка в кофе нальют, и вы со своим "Чужим" сдадите проституткам в "Артемисе" все явки, пароли, а заодно и деньги.

— Антипенко, — взвился босс.

— Чего "Антипенко"? — сурово зыркнула на него я. — Одного с Кобелиновичем никуда не пущу. Или едете с Татьяной Леонидовной — или не едете вообще никуда.

— Да, — подвякнула у меня в голове чертобаба. — Правильно, дочка.

— Душа моя, что за бабские наезды? Ну, пусть мальчик гульнет напоследок — пробасил второй черт.

— Что? — взвизгнула бесяка и зашипела, как раскаленная сковородка.

— Да нет, я так, в качестве альтернативы предложил, — тут же пошел на попятную черт, после чего стали раздаваться какие-то подозрительно непотребные чмокающие звуки.

— Антипенко, это неслыханно. Я вообще-то ваш начальник. У вас с субординацией как? Или вы слова такого отродясь не слыхали?

— У нас с субординацией, — со всей ответственностью заявила я, — полный консенсус. Поэтому мы с ней взяли над вами шефство. Помните, как у Сент-Экзюпери: мы в ответе за тех, кого приручили. Так что можете за свой лизинг не волноваться. Пока вы будете участвовать в конференции, я за ним присмотрю.

— Звучит как угроза, — опасливо воззрился на меня Люциевич, затем прищурился и зачем-то поставил нам с "Марфой Васильевной" диагноз: — Слушайте, да вы самая наглая девица, какую я когда-либо встречал.

— Папа говорит, что наглость — второе счастье. Так что можете за себя порадоваться. Все это счастье досталось вам.

— Я радуюсь, — как-то не очень воодушевленно изрек босс. — Правда, пока не знаю, что с этим счастьем делать. Антипенко, а может, вы на время моего отсутствия в офисе пойдете в отпуск?