Невидимые знаки

Эстель не могла перестать прикасаться ко мне. Ее глаза горели от желания, а верхняя часть бикини не могла скрыть твердые соски.

Она хотела меня.

Я хотел ее.

Наша неудачная связь была забыта.

Сидя под нашим зонтовым деревом, мы все расслабились в тени. Проведя рукой по нагретой солнцем талии Эстель, я крепко обнял ее.

— Сегодня вечером. Как только дети лягут спать, приходи ко мне в бамбуковую рощу.

Она втянула воздух, когда я поцеловал острую линию ее ключицы. Это была моя любимая часть ее тела. Единственная часть ее тела, которая заставляла меня быть таким чертовски твердым. Конечно, я любил ее сиськи и задницу, но было что-то по-женски чувственное в ее ключицах, похожих на крылья под кожей.

Она быстро кивнула, когда Коннор бросил в нашу сторону клешню краба.

— Как ты и сказал... это свидание.

Мой член дернулся в счастливом предвкушении.

— Можешь не сомневаться, это свидание. — Отпустив ее, я сосредоточился на подростке. — Для чего была нужна летающая еда?

Коннор прищурился.

— О, без понятия. За то, что все это сделал для Пип. За то, что ты самый лучший дядя на свете и поднял планку на будущее, когда мне исполнится четырнадцать. Я ожидаю такого же обращения.

Эстель вздрогнула рядом со мной. Я не знал, была ли это гордость за то, что я заслужил титул дяди, или страх, что мы все еще будем здесь, когда ему исполнится четырнадцать. Мы и так пробыли здесь слишком долго. Сколько еще времени пройдет, прежде чем нас найдут?

Усмехнувшись, чтобы отогнать эти мысли (смущенный тем, что они не были так подавлены, как следовало бы), я позвал Пиппу, которая играла с кучей ракушек, из которых я сделал ее праздничный торт.

— Пип. У меня есть для тебя последняя вещь. Хочешь?

Ее медные волосы, освещенные солнечным светом, выглядели прекрасными, как горящий огонь.

— Да.

— Ты уверена?

— Да! Очень, очень уверена. — Она встала передо мной. — Пожалуйста? Пожалуйста, можно мне его получить?

Сглотнув улыбку, я пошутил:

— Не знаю. Ты была хорошей девочкой?

Самой лучшей. Я не мог бы просить большего, даже если бы ты была рождена для меня на заказ.

— Да. По крайней мере... я так думаю.

— Не надо ей этого, Гэл. Есть куда совершенствоваться. — Коннор захихикал, подавившись куском краба.

Он был прав.

Пиппа нахмурилась.

— Замолчи, Ко. Я хорошо себя вела. Правда, Стелли?

Эстель показала на свою грудь.

— Ты спрашиваешь меня? Я думаю, это должен решать Гэл. В конце концов, это у него подарок.

Я не мог перестать смеяться, когда Пиппа обхватила меня за плечи и поцеловала в щеку.

— Пожалуйста, Гэл? Я была хорошей, а если нет, то я буду еще лучше, если ты подаришь мне мой подарок. — Она снова поцеловала меня. — Я обещаю, обещаю, обещаю.

— Хорошо. Умолять не обязательно. — Вытащив из-за спины свой сюрприз, я протянул его ей. Я не завернул его... не то чтобы у нас была красивая бумага, чтобы завернуть его. Но я не потрудился прикрепить листик или что-то еще.

Может быть, мне следовало бы.

Черт, я действительно должен был завернуть его.

Нервы затрепетали в моем нутре. Я сделал все, что мог. Я наточил швейцарский армейский нож и провел большую часть утра, стараясь не облажаться.

Это не было красиво.

Это не было идеально.

Но это было лучшее, что я мог сделать... пока.

Я напрягся, увидев каждый изъян на скопированном лице ее любимого плюшевого котенка, Пуффина.

— О, боже... — Пиппа разгладила резное существо в своих руках. — Это потрясающе!

Вряд ли.

Но благодарность, с которой она приняла мой обычный и примитивный подарок, грозила разрушить то подобие мужчины, которое у меня осталось. Осужденного человека. Преступника.

Столько лет я позволял только ненависти и гневу управлять собой. Теперь, в тюрьме другого типа, я обнаружил, что любовь и надежда подпитывают меня, не имея большей силы.

Я улыбнулся.

— С днем рождения, Пиппи.

Эстель вздохнула.

— Гэллоуэй... — Ее глаза слезились. — Это... это прекрасно.

— Пфф. Это отстой. Но это моя первая попытка. В следующий раз я сделаю лучше.

— Ты всегда так говоришь. А я продолжаю говорить, что я люблю твои первые попытки.

Любовь.

Мое сердце учащенно забилось при мысли о том, что я когда-нибудь смогу заслужить такие чувства.

— Я не хочу второго. — Пиппа обняла деревянную фигурку с зазубренным хвостом и резными усами. — Я хочу эту. Она мне нравится. — Пиппа осыпала мои щеки поцелуями. — Спасибо, спасибо, спасибо. Он идеален.

Я засмеялась, отмахиваясь от нее.

— Ну, я рад, что тебе нравится. Не за что.

Она ушла, расхаживая перед Коннором, делая все возможное, чтобы заставить его ревновать.

Коннор был прав. Что, черт возьми, я могу приготовить для подростка, когда ему исполнится четырнадцать? Он точно не согласится на плохо вырезанного котенка.

Эстель прижалась ближе, ее губы коснулись моего уха.

— Так вот как ты порезался. Вырезал это?

Я кивнул, покраснев от жары.

— Да.

— Мне это нравится, Гэллоуэй. Серьезно. Ты сделал ее такой счастливой сегодня. Спасибо. — Ее палец коснулся моего подбородка, направляя мое лицо к ней. Я послушался трепетного прикосновения и склонил голову, чтобы поцеловать ее.

Мы целовались долго.

Но недостаточно долго.

И я падал так же сильно, независимо от этого.

Я любил эту женщину.

И я не знал, как долго еще смогу сдерживаться, чтобы не сказать ей об этом.

Я не знал, что меня сдерживает. Она уже знала о глубине чувств (как она могла не знать, когда я наблюдал за ней), но я хотел, чтобы этот момент был идеальным. Я хотел, чтобы она знала, что я люблю ее не только за то, что она здесь, но и за то, что она моя навсегда.

Сегодня вечером.

Возможно, сегодня вечером я наконец-то смогу сказать ей об этом.

…

Остаток дня Пиппа играла со своим резным котом, которого теперь зовут Мистер Усатый Деревяшка, а Коннор придумал новую игру-эстафету, в которой они гонялись друг за другом по пляжу, плавали в океане и летали по небу, словно птицы, а не потерявшиеся дети.

Солнце скользило по небу, озаряя нас счастьем, прежде чем, наконец, опуститься и погаснуть на залитом морем горизонте.