Невидимые знаки
Шрифт:
Ее взгляд завладел моим разумом.
— Могу я поцеловать тебя?
Мои губы покалывало от предвкушения.
— Я боялась, ты никогда не спросишь.
Он возвышался надо мной, его шея изящно и целеустремленно изогнулась, приближая наши губы друг к другу.
Я желала лишь одного, чтобы он овладел моими губами.
Он замешкался.
— Я не смогу остановиться.
— Я не хочу, чтобы ты останавливался. Не в этот раз.
Стон застрял у меня в горле, когда моя грудь прижалась к его груди. Потрепанная серая футболка, в которую он был одет, выцвела на солнце
Меня никогда никто так не привлекал.
— Ты прекрасна, — прошептал он.
— Ты тоже...
Он поцеловал меня.
Его губы были мягче меха, мягче атласа. Поцелуй Гэллоуэя подобен освобождению после долгого заключения, словно глоток свежего воздуха.
Ладонями он обхватил мои щеки. Он наступал, заключая мое тело в ловушку. Его губы перестали быть нежными, превращаясь в нечто иное.
— Гэл...
Я задыхалась, когда его поцелуй стал сильнее, быстрее, неистовее. Мы ощущали привкус отчаяния, наши языки пытались запечатлеть каждое скользящее ощущение.
Взрыв лакрицы и мускусной страсти одурманил меня, пальцами я вцепилась в его одежду, умирая от желания прикоснуться к пылающей коже и прекратить страдания.
Я застонала, когда он крепче прижался ко мне.
Я вскрикнула, когда его губы сменились зубами, прокладывая себе путь от моего рта к горлу.
Я выгнулась дугой, покачнулась, отдавая весь контроль. Я не хотела бороться. Больше не хочу.
Мы начали двигаться.
Гэллоуэй потянул вниз лиф моего бикини, срывая бесполезную преграду с моего набухшего от возбуждения соска.
Он оторвался от моей шеи, глаза превратились в серебристо-голубые маяки, по красоте сравнимые с восходом солнца.
Я шагнула к нему, задыхаясь, когда теплый прилив обдал мои икры, смывая песок с моих ног.
Я задрожала, когда Гэллоуэй согнул колени и взял мой сосок в рот. Я зарылась пальцами в его волосы, прижимая его лицо к себе.
Он прикусил мой сосок, и тело обдало волной возбуждения. Что-то было по-другому, такого никогда не было раньше.
Я потеряла чувство времени, пространства, не знала, что правильно и неправильно.
Я забыла о Конноре, Пиппе, катастрофе, острове и о том факте, что могу больше никогда не увидеть свой дом.
Все, что я знала, все, что меня волновало — это дрожащий, страстный мужчина в моих объятиях и волшебная способность наших тел доставлять друг другу удовольствие.
Отпустив меня, Гэллоуэй сорвал с себя футболку и дернул за шнурок, удерживающий его шорты. От него исходил жар, безумие и тоска. Он смотрел на меня расплавленным тлеющим взглядом, словно я завладела еще одной частичкой его души. Я разрушила все воздвигнутые им стены. Он выглядел сломленным, но в то же время исцеленным.
Я падала и падала.
После катастрофы я нашла спасение в его объятиях.
Он высвободил свой член, отшвырнул шорты. Ему было наплевать на сохранность своего скудного гардероба.
— Иди ко мне.
Он вытянул руку, обнял меня за талию и притянул к себе, другой рукой развязал черные банты на моих
бедрах.Последний клочок одежды сорван с моего тела, мы стоим друг перед другом, раскрасневшиеся от страсти и солнечных лучей.
Я облизнула губы, он приподнял меня, и я инстинктивно обхватила его бедра ногами, прижимаясь к твердости, которую отчаянно желала.
Мысль о презервативах и контрацепции промелькнула и быстро испарилась. Если мы делаем это, то, между нами, не должно быть бывших любовников и историй болезней. Это произойдет по доверию и взаимному согласию, мы здесь, обнажаем... наши тела и души.
Его мышцы напряглись из-за моего веса, его лицо исказилось от желания и нетерпения
Сейчас не время для чувственных перегрузок, настало время удовлетворить наши желания.
Не разрывая зрительного контакта, я протянула руку между нами и схватила его член.
Он покачнулся, прикусив губу.
В наших глазах отражалось все, что мы не могли сказать, я вынулась в его объятиях и располагаю его у своего входа.
Он сжал челюсть, в тот момент, когда я медленно ввела его в себя. Судорожно сжала ноги вокруг его талии, зрение затуманилось, блаженная радость эхом отозвалась в моей сердцевине.
Никогда в жизни не чувствовала себя настолько контролируемой и управляемой. Никогда не чувствовала себя такой наполненной и опустошенной.
Погрузив его насколько возможно, я остановилась.
Но он не позволил мне остановиться.
Большой рукой обвил мое бедро, нежно погружая последний дюйм, мучительная боль забыта, он заполнил не только мое тело, но и сердце.
Мы стояли, покачиваясь от прилива, плескавшегося вокруг нас, наше дыхание было таким же прерывистым.
Как бы мне не хотелось портить момент, я должна была кое-что сказать. Хоть я и признала, что была неправа, отдаляясь от него. Но в целом я была права. Нельзя допустить беременность. Мы могли бы быть счастливы вместе, но на этом наша связь должна была закончиться.
Прижав его к себе, я прошептала ему на ухо:
— Люби меня, бери меня, я твоя. Но не кончай в меня.
Он содрогнулся; его глаза искали мои. Понимание последовало незамедлительно, и его член дернулся внутри меня.
Мы застонали в унисон, он удивил меня, прижавшись лбом к моему, подавшись вперед.
— Обещаю.
Мое сердце сбросило оковы, воспарив, отчаянно стремясь к нему. Знание того, что он поможет мне предотвратить будущее, полное ужасающей неопределенности, позволило полностью расслабиться с момента нашей встречи в аэропорту Лос-Анджелеса.
Потому что даже тогда я знала. Чувствовала единение, возникшее между нами. Я чувствовала, как стальные тиски медленно пробираются в мою душу, сплетая наши жизни, хотим мы того или нет.
Споткнувшись, Гэллоуэй упал на колени в воду. Болезненная гримаса показала, что это не было запланировано, в этом виновата плохо зажившая лодыжка.
Брызги воды наполнили наши рты солью.
Но это не остановило нас и не изменило планов.
Выбравшись на берег, омываемый волнами, Гэллоуэй уложил меня, его руки были по обе стороны от моей головы, он приподнялся.