Невидимые знаки
Шрифт:
Каким-то образом Гэллоуэй почувствовал это. Он обратился ко мне, чтобы вылечить мальчика, которого мы полюбили. Как англичанин, живущий в стране, где самым смертоносным животным был барсук, он не имел опыта.
Но зато у меня был.
Я могу это сделать.
Фальшивая уверенность превратилась в настоящую, когда мои навыки медсестры перешли в регламентированные действия.
Отстранив Пиппу (снова), я склонилась над Коннором.
— Ко, я знаю, что это больно, и я собираюсь помочь тебе. Но сначала мне нужно знать, как долго ты стоял на ней. Ты помнишь?
Его лицо скривилось.
—
— Это хорошо, да? — Голос Гэллоуэя граничил с яростью и тревогой.
Надеюсь, что так.
Я кивнула.
— Это здорово.
У него гораздо больше шансов выжить.
— Ждите здесь. — Поднимаясь по пляжу, я благодарила небеса за то, что уже поставила кипятить воду для обеда. Она уже нагрелась, бурлила в своем фюзеляжном контейнере. Мои воспоминания о том, как лечить такой укус, были в лучшем случае неполными, но я помнила что-то о горячей воде — настолько горячей, насколько мог выдержать пострадавший (иногда кипяток) — и вытягивании как можно большего количества яда с помощью промывания и дезинфекции.
Схватив скорлупу кокосового ореха, я зачерпнула кипяток, взяла швейцарский армейский нож, новый кокос из кучи у зонтичного дерева, сильно поредевшую аптечку из кабины и порванный кусок одежды, который мы хранили для уборки.
Обнимая свои пожитки и изо всех сил стараясь не облить пальцы кипятком, я полетела обратно к Коннору.
Приземлившись на колени, я ошпарила костяшки пальцев, осторожно вставляя в песок капающую кокосовую скорлупу.
Пиппа снова распростерлась на своем брате и рыдала.
Разочарование сквозило в моем голосе.
— Пиппа, дорогая, мне нужно, чтобы ты отпустила Коннора. — Я толкнула испуганную девочку. — Гэллоуэй, мне нужно, чтобы ты положил Коннора на спину.
Не говоря ни слова, Гэллоуэй повиновался, отпустив Коннора на песок и взяв Пиппу на руки, чтобы она не мешала, пока я работаю.
Заставив себя улыбнуться Коннору, я наклонилась над ним.
— Сейчас будет больно, но я обещаю, что боль утихнет. Хорошо?
Его маленькие кулачки сжались, ноздри раздувались. Но он кивнул, как солдат Первой мировой войны в тылу врага.
— Хорошо.
Я поцеловала его в лоб.
— Хороший мальчик.
Поднявшись на ноги, я проверила воду. Она уже не кипела, но все еще была слишком горячей. Но у нас не было антибиотиков; ничего, что могло бы победить то, что боролось в нервной системе Коннора. Я скорее сожгу его, чем позволю ему умереть от анафилактического шока.
— Сделай глубокий вдох.
Взяв его ногу, я опустила ее в горячую воду.
Он закричал.
— Какого черта, Эстель? — крикнул Гэллоуэй.
Пиппа завизжала, ее рыдания перешли в истерику.
— Прекрати! Не мучай его!
Тревога и ужас от того, что я причиняю еще большую боль, заставили меня сорваться.
— Замолчите. Все вы. Так и должно быть. — Я толкнула его ногу обратно в воду. — Пожалуйста, Коннор. Будь храбрым.
Он стонал и бился, но его маленькое сильное сердце давало ему мужество держать ногу в таком огненном жаре. Как только я поняла, что он будет держать ее там, я повернулась к аптечке и открыла предпоследнюю упаковку дезинфицирующих тампонов, которые у нас были.
Вытащив его
ногу из воды, я тщательно промыла рану.Я не обращала внимания на его крики и попытки отстраниться. Я боролась с недоверчивым взглядом Гэллоуэя, поскольку намеренно причинила боль бедному мальчику.
Но я поступала правильно.
Я помогала.
Поэтому я продолжала скрести, сильно и быстро, используя ногти там, где это было необходимо, чтобы в ране ничего не осталось.
Коннора снова вырвало, он схватился за живот, когда начались судороги.
Снова вернулись воспоминания о том, через что ему предстоит пройти. Следующие двенадцать часов превратились бы в ужасный кошмар: спазмы в животе, одышка, слабость, головная боль, диарея, рвота, паралич и даже отслоение кожи на зараженном участке.
Но это только в том случае, если он получит полную дозу.
Незначительный укус принесет ему огромную агонию с пиком лихорадки в течение первого часа или двух... после этого все начнет стихать.
Надеюсь.
Пожалуйста... пожалуйста, пусть это сработает.
Коннор отключился до того, как я закончила чистку, а Пиппа стала почти бесчувственной от слез.
Мои собственные слезы грозили смыть меня, но я отгородилась от всего и сосредоточилась на том, чтобы подержать ногу Коннора в обжигающей воде, а затем облить ее свежим кокосовым соком (из-за любых антибактериальных и антиоксидантных свойств, которыми он может обладать).
Остаток дня был самым длинным в моей жизни. Я оставалась медсестрой для Коннора, порхая вокруг него, как нервная колибри, в то время как Гэллоуэй превратился в борца с кошмарами и защитника от слез для Пиппы.
Она дремала и просыпалась с криком. Она плакала и теряла сознание от усталости.
Бедняжке пришлось хуже, чем Коннору, потому что он хотя бы отключился от боли и позволил своему телу исцелиться без сознания.
Неважно, бодрствовал он или спал, я никогда не отходила от него.
Мы с Гэллоуэем обменялись многочисленными взглядами, постепенно переходящими от ужаса перед возможной потерей Коннора к облегчению, когда Коннору постепенно становилось лучше.
Мои расчеты оказались верными.
Коннора ужалили в час дня в субботу (спасибо моему телефону и его непоколебимой способности определять время, даже если он не ловил сигнал). К часу ночи в воскресенье Коннор пережил самое худшее и погрузился в глубокий сон без сновидений.
…
Прошло три дня, и все мое внимание было приковано к Коннору.
У меня не было времени думать о том, будем ли мы с Гэллоуэем в порядке. Я не размышляла о том, что мы не кончили, и не думала о том, что вокруг нас витают невысказанные мысли.
Все, на чем я могла сосредоточиться, это Коннор.
У нас с Гэллоуэем все было хорошо. Мы были друзьями. Мы преодолевали неудачный опыт и двигались дальше. Секс не был главным. К тому же, я любила его гораздо больше.
Но сейчас... он во мне не нуждался.
Коннор нуждался.
К счастью, рана зажила быстро. Кожа вокруг укуса не сошла, но осталась ярко-красной (от яда и обжигающей воды), но это не помешало ему начать капризничать и захотеть снова отправиться на рыбалку.