Невольница

Не комментирую. Засовываю градусник под мышку и пью горячий чай.

— Не надо смотреть на меня, как на зверя, Тая. Я не даю пустых обещаний. Я обещал тебе комфорт за хорошее поведение и подвал — за плохое. Это был сугубо твой выбор. Но, браво, ты рискнула и обвела вокруг пальца двух бугаев. Вызывает восхищение, ты все-таки дочь своего отца. Однако лучше не повторяй на бис. Иначе мне придется выполнить обещание о простреленных коленях. Чего я очень не хочу, — качает головой.

— А охранников ты моих тоже посадил в подвал за то, что не уследили? Или твои обещания распространяются только на слабых женщин?

— Все наказаны, Тая, если тебе от этого легче.

Не легче. Но я молчу, сжимая губы. Вынимаю градусник, хмурюсь.

— Сколько? — так заботливо интересуется он. Лицемер.

— Тридцать восемь, — откладываю градусник, выдавливаю пару таблеток, выпиваю, запивая чаем. Отставив кружку, сползаю вниз, закрывая глаза и намекая, что наша «светская» беседа окончена. Он еще какое-то время находится в комнате. Я буквально чувствую его взгляд на себе, что напрягает.

Засыпаю под действием таблеток.

Мне снится мама. Она стоит ко мне спиной возле большого распахнутого окна. Ее волосы развеваются на ветру. У мамы были густые длинные ухоженные волосы. Но она отчего-то никогда их не распускала. Только сдержанные прически на публике или коса дома. У меня тоже были длинные. Но я их обрезала на следующий день после ее смерти. В моем сне на маме надет длинный белый шелковый халат, полами которого тоже играет ветер.

Я просто наблюдаю за ней со стороны и даже не дергаюсь, парализованная страхом, когда она забирается на подоконник и свешивает ноги вниз. Но не прыгает, а просто сидит, впиваясь ладонями в подоконник настолько сильно, словно ей очень страшно. В комнате появляется высокий широкоплечий мужчина. Он весь в черном. Брюки, рубашка, костюм, волосы. Я не вижу его лица, только широкую мощную спину. Он подходит к маме и обхватывает ее плечи, прижимая маму спиной к своей груди. И вот когда мне кажется, что он сейчас ее спасет, мужчина что-то шепчет, целует маму в висок, шумно втягивает запах и толкает ее вниз.

Вздрагиваю всем телом, подскакивая на кровати, словно это меня столкнули с окна и я упала. Резко распахиваю глаза, цепляюсь за мужскую руку на моем лице.

Встречаемся с Гордеем глазами. Его глаза цвета кофе сейчас почти черные, пронзительные и внимательные. Отталкиваю его ладонь от своего лица. Сглатываю, еще не отошедшая от сна.

— Иди в ванную, — хрипло велит он мне.

— Что? Я не хочу.

— Минут на двадцать. Прими душ. Иди! — настойчиво повторяет он. — Выйдешь, когда я скажу.

— А…

— Без вопросов, — обрывает меня. Все его утреннее обаяние снова исчезает. — Иди, Тая! — повышает голос.

Ладно! Встаю, подхожу к шкафу, беру белье, футболку и ухожу в ванную, громко, от души хлопая дверью.

Пока раздеваюсь, прислушиваюсь. В спальне явно кто-то есть, кроме Гордея. Какой-то глухой стук и невнятные мужские голоса.

Что, мать вашу, там происходит?

Подхожу к двери, прислушиваюсь, прикладывая ухо. Но ничего не разбираю, глухие стуки, шорохи, обрывки фраз.

Ладно. Черт с ними. Захожу под горячие струи воды. Чувствую себя лучше. Температуры явно нет, голова не болит. Но вялость и слабость не отпустили. Сейчас из меня такая себе бунтарка. Нужно набраться сил. Еще не знаю как, но я отсюда выберусь. Сидеть и ждать, когда объявится папаша и спасет меня, не собираюсь. Да и не спасет он меня, потому что его, я смотрю, самого спасать надо.

Мою голову, тело, выхожу из душа, вытираюсь, а когда натягиваю трусики, вздрагиваю и резко выпрямляюсь, потому что дверь в ванную открывается. И вот я стою в ступоре с трусами на коленках и смотрю, как подонок внимательно меня рассматривает.

— Продолжай, — снисходительно разрешает он. Взгляд плотоядный, я даже вижу, как дергается его кадык, когда взгляд Гордея падает на мою грудь. Быстро натягиваю трусы и хватаю полотенце, прикрываясь.

— Стучать не учили? — язвлю. — Выйди, я оденусь!

— Приватность и личное пространство не входит в перечень твоих привилегий, — облокачивается на дверной косяк, складывая руки на груди и продолжая внаглую меня рассматривать. Я закрыла грудь, а он пялится на мои ноги. — Для тебя здесь нет закрытых дверей, есть иллюзии, которые я позволяю тебе испытывать.

Хочется показать этому гаду средний палец, но сдерживаюсь. Быстро отворачиваюсь, натягивая на себя белую длинную футболку, затем разворачиваюсь.

— Удовлетворен просмотром? — снова язвлю.

— У тебя красивое тело, — ухмыляется. А я облизываю губы.

Так он меня хочет. Это не игра с его стороны. Это явная похоть. Потому он и касается меня постоянно, когда этого уже не требуется. Меня могло бы это отвратить. Но… Как он там сказал? «Женщина, притворяющаяся хрустальной вазой, всегда становится урной для пепла мужского тщеславия». Я буду очень хорошей и послушной девочкой, как он и просил.

Глава 11

Гордей

— Наслышан о подвигах Дымовой, — хрипло усмехается в трубку Скорп.

— Мне очень повезло, что ей взбрело в голову бежать, когда я был на подъезде. Но да, прыти девочке не занимать. Отчаянная. Вся в отца, — затягиваюсь сигаретой, смотря на закат над лесом. — Слушай, а может, мы зря ее мучаем? Ты веришь, что Дыму не плевать? Сколько у него таких дочерей по стране?

Скорп выдерживает паузу.

— А ты уже проникся девочкой? Беспокоишься о ее судьбе? — саркастически интересуется он.

— Да бля, при чем здесь мои симпатии? Не хочу зря сотрясать воздух.

— Слушай, ты можешь играть с ней сколько угодно, трахать, если тебя вставляет. Но мы ее не отпустим при любых раскладах. Она уже свидетель, ты же это понимаешь?

Стискиваю челюсти.

Казалось, мне плевать на всех в этом гребаном мире. И неважно, отморозок это или девочка. Так же плевать, как и тем, кто пустил пулю в лоб моей жене. Чувство жалости и справедливости у меня давно атрофировались. Но в Таисии столько жажды жизни…

— Ну и потом Дым все равно за ней приедет. Информация, что его дочь у нас, уже запущена. Лидия работает профессионально.

— Откуда такая уверенность?

— На мать Таисии было оформлено несколько предприятий, после ее смерти они перешли к дочери. Она, конечно, об этом не знает, по очевидным причинам. Думаешь, он не придет за ней?

— Документы он ей готовил по тем же причинам? Не от большой отцовской любви?

— Выходит, да. Так что ты там побереги девочку. Она, оказывается, у нас золотая.