Незримое
Шрифт:
Впрочем, это все мои домыслы и фантазии, а подробности произошедшего известны только им двоим.
Как бы там ни было, Фафнира брать с собой не пришлось, но по дороге я среди прочего рассказала о нем Яну, опустив некоторые – да что там, все – магические особенности дракотенка. Просто: у меня теперь есть живность, и все.
– А то смотри, – продолжил Ян, – если дело затянется, в следующий раз можем оставить твою живность на попечении моего мелкого.
Я как раз занесла кулак, чтобы постучать в дверь, да так и замерла с нелепо поднятой рукой.
– У тебя… кхм… у тебя есть сын?
Мать моя женщина, ну я и
Глаза сами собой начали косить влево, но я усилием воли сумела вернуть их в исходной положение – смотрим исключительно на дверь и никуда больше.
Ну конечно, Ян женат. Тридцатилетний красивый мужик. Умный, внимательный, обаятельный. Следователь, опять же, – по-моему, очень героическая профессия. Романтики в ней маловато, но на образ очень хорошо играет.
А тут я… со своим жжением в солнечном сплетении и полным отсутствием внимания к мелочам.
Дважды дура.
– Нет, ты что, – как ни в чем ни бывало ответил Ян. – Мелкий – это брат. На самом деле ему почти шестнадцать уже, но я его с пеленок ращу, так что, наверное, до старости будет мелким.
Кулак с силой опустился на дверной косяк, и руку пронзило болью. Проклятье.
Радоваться все равно рано – отсутствие ребенка не делает поручика автоматически холостым. А даже если…
Я ведь ничего не смыслю в завоевании мужчин и совершенно не умею заигрывать. Так что, даже окажись Ян свободен, как Соединенные Штаты, мне все равно ничего не светит, покуда он сам не проявит интерес.
И пока этого интереса я не замечала. Дружескую симпатию – не более.
Я наконец нормально постучала в дверь и прокашлялась, готовясь к встрече с хозяином.
– А что ваши родители? – спросила, пока мы ждали.
– Давно уже умерли. Соболезнований не надо.
– И вы вдвоем? – Черт, я же совсем не это хотела спросить. Совсем не выдала свои мысли, ага. – Имею в виду… никаких родственников, тетушек, дядюшек и прочих?
– Да, мы вдвоем, – улыбнулся Ян. – Тем интереснее мне наблюдать за твоим… экстравагантным семейством.
– Я…
Внезапно распахнувшаяся дверь только чудом не сшибла меня с ног. Точнее, опять Ян постарался – вовремя оттащил в сторону. Да так и остался стоять столбом, сжимая мою руку и пораженно взирая на возникшего на пороге старичка.
Должна признать, что и на меня Федор Геннадьевич Исаев когда-то произвел столь же мощное впечатление. Маленький – не выше метра пятидесяти, так что даже я смотрела на него сверху вниз, что уж говорить о поручике, – щуплый, буквально утопающий в своем бессменном лабораторном халате, сохранившемся, наверное, еще с советских времен.
Глядя на прическу зельевара, я невольно вспоминала Дока из «Назад в будущее», а крохотные рожки, черными бугорками торчащие по краям высокого лба, вызывали одновременно умиление и настороженность.
Лицо же Исаева, испещренное морщинами вдоль и поперек, больше походило на сморщенную изюминку, чем, собственно, на лицо. Но больше всего поражали глаза – большие, яркие, с отчетливо вертикальными зрачками, словно вырезанные откуда-то и приклеенные на эту самую «изюминку».
При виде меня упомянутые глаза сузились, и зельевар присвистнул:
– Сонечка, Сонечка, Сонечка, я уж думал, не дождусь. – И вдруг неистово замахал руками. – Проходите,
проходите, проходите.Переглянувшись, мы с Яном с опаской шагнули в квартиру, и дверь за нашими спинами тут же с грохотом захлопнулась.
– Ну же, ну же, ну же. – Исаев обежал нас по кругу, приплясывая от нетерпения. – Где оно, где оно, где?
Я растерянно моргнула:
– Эм, что «оно»?
А потом в голове сошлись кусочки пазла, и я вдруг подумала, будто речь о том самом, что вроде как передал мне Беляк. Ведь если он брал зелье у Исаева, то мог посветить его в план. Или же они вообще все вместе придумали, а потом Беляка убили, и Исаев ждал, и…
К сожалению, меня ждало разочарование.
– Кравушка, кравушка, кравушка, – забормотал зельевар, как никогда раздражая своей привычкой почти все повторять по три раза. – Матушка твоя обещала отправить, обещала, обещала. Ты же принесла? Хорошая у тебя матушка, и кравушку вывела чудесную, мне в самый раз, в самый, в самый.
Про кравушку я никогда прежде не слышала, но в том нет ничего удивительного. Мама постоянно выводит какое-нибудь новое растеньице. И с Исаевым у них действительно порой случаются… всякие товарищеские обмены, что, кстати говоря, и даровало мне надежду на успех этой встречи.
Да, опять мне помогали родственные связи – должна же от них быть хоть какая-то польза.
– Простите, Федор Геннадьевич, но мама ничего не передавала.
Зельевар драматично вздохнул, замер на секунду с выпученными глазами и почесал правый рог.
– И то верно, и то, и то. Я ж с ней только полчаса как поговорил. Как бы она успела, как бы, а, как?
– Никак, – согласилась я.
Мамуля у меня тоже не пограничник.
– Вот и я о том. – Исаев вдруг снова прищурился и оглядел нас с поручиком с ног до голов, при этом отчаянно задирая свою. – А зачем ты тогда здесь, зачем здесь, зачем, а?
– Я…
Договорить мне не дали.
– Опять этот Ковальчук, опять, опять, – забормотал зельевар. – Покоя не дает, проходу не дает, житья не дает. В кабинет меня хочет посадить. Меня! Меня в кабинет! Муа-ха-ха-ха-ха!
И со зловещим хохотом он развернулся и бодренько ускакал по коридору куда-то вглубь квартиры.
– Впечатляет, – протянул Ян после нескольких секунд напряженной тишины.
– То ли еще будет, – буркнула я. – Идем.
Некогда наверняка уютное жилище теперь выглядело… удручающе. Обои облезли, потолки и полы потрескались, тут и там буквально на глазах во все стороны расползалась вездесущая плесень, да и полумрак радостной атмосфере не способствовал – электричества-то тут не было давно, и сияющие полосы пересекали длинный коридор только там, где из отрытых комнат с окнами просачивался свет.
Шли мы поначалу медленно, но когда рядом с моим плечом по стене прочвакало что-то вонючее, зеленое и отвратительно склизкое, я живо ускорила шаг, и Ян поспешил следом.
Исаев обнаружился в последней комнате этих хором – точнее в двух комнатах, ныне объединенных самодельным проломом во всю стену. Перед глазами тут же вспыхнул образ хрупкого старичка с гигантской кувалдой наперевес, и я тряхнула головой.
– Федор Геннадьевич, – обратилась я к зельевару, что уже суетился меж двумя длинными столами, сплошь заставленными колбами и опутанными прозрачными проводами, по которым из склянки в склянку неслись разноцветные жидкости.