Незримые тени

Марина несколько раз заглядывала к нему, но муж избегал разговора. Она оставила ему обед, к которому он так и не притронулся. Ему необходимо было заставить время двигаться так, как хотелось ему, хотя понимал абсурдность этого желания.

Несколько раз он поднимался на маяк, где дежурил отец, разложив журналы и приборы. Тот что-то говорил ему про оптику и лампы, покуривая большую трубку, но мысли ускользали от Деметрия.

– В другой раз, – говорил он уклончиво. – Меня ждут люди.

Бывало, пациенты жаловались не только на плохое самочувствие или какую-то определенную болезнь. Они находили в лице Деметрия хорошего слушателя и доверяли ему свои тайны. Сначала какую-то ее часть, а затем, увидев, как он серьезен и обстоятелен, выкладывали всю подноготную.

Молодой врач ни разу не позволил себе менторского тона или проявления холодности по отношению к человеку. Каждого выслушивал, терпеливо и внимательно, а затем вопросами наводил человека на такие мысли, которые позволяли ему разобраться в себе.

«Вы будто видите меня насквозь, доктор!» – не раз говорили люди. И Деметрий действительно вызывал уважение к себе, невзирая на возраст и небольшой опыт. Глядя на него все думали: «Вот у него, наверняка, нет таких бед, как у меня. Как складно он говорит! Никогда бы сам не догадался».

Сам же Деметрий в это время чувствовал, будто истекает кровью внутри. Открытая рана не заживала, и он не мог исцелить сам себя. Присутствие Марины сглаживало особо острые проявления мучивших его обстоятельств, но не могло подарить желанный покой. Он то приближал ее к себе, то отталкивал, ненавидя себя за подобную жестокость.

Марина ни о чем не догадывалась. Лишь понимала, что этот странный притягательный мужчина, в котором она души не чает, все еще не способен подарить ей себя без остатка.

«Возможно, это случится позднее?» – спрашивала она себя. Ведь он уже пришел к ней однажды и еще потом не раз, пусть после этого он и отдалялся от нее, прячась, словно в кокон. Марина оправдывала его поведение особенностью его характера, который знала еще тогда, когда он приходил в библиотеку за книгами.

«Он был честен со мной с самого начала», – убеждала она себя, рассеянно глядя в зеркало в их спальне, где в отражении виднелась постель и спящий Деметрий. Марина садилась рядом с кроватью и долго смотрела на него, словно желая проникнуть в его сознание.

– Я рядом с тобой, и так будет всегда.

Ее шепот достигал его ушей, но он делал вид, что не слышит и пребывает в глубоких объятиях сна.

Он обнимет жену позже и утешит, снова подарив надежду на нечто большее, а потом снова погрузится в себя, чтобы совершать изнуряющее путешествие по своей памяти и воображению.

Как прежде не будет

Деметрий находился на маяке, следя за кораблем, который неспешно двигался к гавани, когда послышались торопливые шаги и в проеме лестницы показалась взволнованная Марина.

– Твоя сестра приехала! – выпалила она. – У них несчастье.

Спускаясь вниз, Деметрий вдруг понял, что на этот раз не почувствовал переживаний Софии. И до него дошло, что с того праздничного вечера он совсем не слышал ее, будто между ними появился невидимый заслон.

Он нахмурился, размышляя, как это могло произойти, ведь их связь была нерушима.

Сестра стояла посреди комнаты в объятиях отца, который что-то говорил ей, утешая. Ее простое домашнее платье испачкалось чем-то темным. Из прически в беспорядке свисали пряди волос, а лицо распухло и покраснело от слез. Она растерянно оглянулась, увидела Деметрия, и он вновь узнал ее, ту Софию, его маленькую сестренку, нуждающуюся в помощи и защите. Он позабыл о своей обиде и шагнул к ней.

Она кинулась к нему, задыхаясь от волнения, ища у него покровительства.

– Ну, ну, – утешал он ее, гладя по волосам. – Что случилось? Неужто с детьми?

Сестра тряхнула головой, чуть заикаясь.

– Нет, не волнуйся, с детьми все в порядке, с Антонием тоже. Они вполне здоровы, но только у нас беда. Ночью случился страшный пожар в конюшнях. Это мог быть поджог.

Деметрий, машинально поглаживая ее по волосам, подумал, что об Антонии он беспокоился в последнюю очередь.

– Муж полагает, – продолжала София, – что это один из уволенных рабочих, который жестоко обращался с лошадьми. Он из мести и устроил пожар. Позавчера Антоний при всех отчитал одного работника, а когда тот начал дерзить, то ударил его. Все это видели. Этот работник никогда мне не нравился, уж слишком у него был нахальный вид.

Она подняла заплаканное лицо, и у Деметрия сжалось сердце.

– Ужасно то, что конюшни сгорели полностью, мы не успели их потушить. Некоторые лошади, бедняжки, погибли. Остальные получили ожоги и раны от падающих балок, и теперь очень мучаются. Конечно, мы занялись их лечением, но я боюсь худшего. Антоний сам на себя не похож, я очень переживаю за него. Он подавлен этим событием. О, слава Богу, дом остался цел. Стоит подумать, что кто-то мог поджечь его, как я… ведь там дети…

Она снова залилась слезами. Деметрий перебирал ее локоны, испачканные пеплом, пока она покоилась в его руках.

– Что теперь будет? – сестра посмотрела на брата с тем самым выражением, которое лишало его сил.

Образ той, другой Софии, в откровенном красном платье и с вызывающим взглядом, потускнел. Перед ним находилась обиженная слабая девочка, нуждающаяся в любви и помощи. Он сделает все, чтобы помочь ей.

Марина все это время стояла рядом, пребывая в растерянности, не решаясь вмешаться в разговор.

– Пожалуйста, – попросила она осторожно, – давайте пройдем в столовую, я налью тебе воды с успокоительным. Оно сейчас не повредит.

Деметрий взглянул на нее, вспомнив о ее присутствии. И в его глазах мелькнула благодарность.

– Ты очень добра, Марина, – произнесла София слабым голосом. На ее ресницах повисли две капли, упали на щеки и оставили две мокрые дорожки.

В столовой София присела на краешек стула. Ее плечи напряглись, а взгляд устремился в пустоту. Мысленно она все еще была там, на пепелище. Каждое слово давалось ей с трудом.

– Посреди ночи нас разбудили страшные крики и огненное зарево. Дым проник и в сам дом, пахло гарью. Дети принялись кашлять, поэтому мы их тепло одели и вывели на улицу со служанкой, посадили в дальнюю беседку на краю сада, пока все остальные занимались тушением пожара. Жар стоял невыносимый, близко к конюшням было трудно подобраться. Раздавалось дикое ржание лошадей. Слышался треск горящего дерева, лошади пытались вырваться из пламени. Понимаете, они отчаянно хотели выломать стены и двери изнутри… Я все еще слышу эти удары копыт и вой огня… Антоний набросил на себя мокрое покрывало и бросился в конюшню. Я перепугалась за него: он мог погибнуть. – Она покачала головой и задрожала. – Некоторые работники последовали его примеру, удалось вывести нескольких лошадей. Но только нескольких… Антоний велел носить воду из колодца и из дома, но это происходило очень медленно, а пламя же, напротив, разгоралось и разгоралось.

София вновь захлебнулась рыданиями.

– Никогда этого не забуду. Я… я все еще чувствую запах сгоревших лошадей. Он повсюду… Конюшни сгорели полностью до того, как приехал пожарный наряд… О, мой бедный Антоний…

София запнулась, поднеся ладони к лицу. Прерывистое дыхание мешало ей говорить. Было очевидно, что она слишком подавлена.

– Девочка моя, – произнес Петер, – тебе нужно поспать, а мы с твоим братом поедем в усадьбу и поможем.

– Нет! – София встрепенулась. – Там дети и Антоний, я хочу вернуться.