Незримые тени

– Только на время, София.

Она пощадила его гордость, с трудом скрывая усмешку.

– Ну, разумеется. Как скажешь, дорогой.

Теперь, когда решился вопрос с деньгами и можно было заново отстроить конюшни, купить новых лошадей, София на время успокоилась.

Дом и семья значили слишком много для нее, она не могла и не хотела допустить, что привычный ей мир рушится. Ей было важно чувствовать, что она имеет отношение к установленному порядку и отвечает за него.

Конюшни успели поставить ровно к первому снегу, который белой пеленой укрыл еще зеленую траву, полуголые деревья и крыши. К спасенным лошадям весной прибавятся еще. Антоний решил на этот раз не рисковать, потому конюшни, хотя и обошлись дорого, построили каменными, а также хорошенько утеплили.

Какое-то неведомое чувство поселилось глубоко в нем.

Оно зародилось совершенно внезапно, и он даже не сразу заметил признаков этих изменений. Только знал, что это как-то связано с его женой.

Антоний все еще любил ее, но теперь ему все меньше хотелось обнимать Софию. То, что привлекло его когда-то, теперь отталкивало. Ее красота начала тяготить его, словно тяжкое бремя.

Такие мысли сначала вызвали у него недоумение. Он спрашивал себя, почему женился на ней и как так вышло, что он, не желавший связывать себя узами брака, попал под ее чары. Потом злился, вспоминая, что завел с ней троих детей и что раньше хотел еще больше.

Он ведь представлял когда-то, как они состарятся вместе в окружении детей и внуков, что ферма станет большой и богатой, земли – плодородными. Рядом вырастет еще один или два дома, в которых станут жить их потомки. Их усадьба, и они сами, прочно прирастут к этой земле и ничто не сдвинет их отсюда.

Но куда подевались все мечты?

Нет, он любил детей и готов был сделать для них все. Но любит ли он женщину, живущую рядом?

Он стал чаще присматриваться к ней. Его взгляд скользил по ее груди, талии, линии шуршащего платья. То, как она поводила плечами, как разговаривала, как отбрасывала тяжелые волосы на спину. В ней все казалось идеальным.

Пожалуй, слишком!

А как она порой воздействовала на него, вызывало тайный страх. В ней чувствовалось нечто глубинное и потустороннее, хотя Антоний вовсе не считал себя мистически настроенным или религиозным. Всякий раз, когда ей удавалось решить все по-своему, любым способом, он ненавидел ее. Помнил свое негодование в тот день, когда она выиграла скачки. Ее поведение выбило его из колеи и заставило изменить самому себе.

«Вот оно что, – думалось ему. – Я захлебнулся в ней. Она сделала все, как хотела. А кем остался я?».

София, впрочем, не догадывалась, какие мысли бродят в голове ее мужа. Она прощала его задумчивую хмурость, полагая, что он все еще вспоминает сгоревшие конюшни. Кроме того, оставался непогашенный залог. С ним Антоний обещал разобраться к лету.

Пребывая в тисках собственного недоумения, Антоний неоднократно возвращался к вопросу, любит ли он свою жену.

Осмысление этого факта заняло у него около года, за который он пришел к выводу, что София, оказывается, вынудила его жениться на себе.

Если бы она дала ему больше времени, он не испытывал бы это странное чувство удрученности. Жена ввела его в заблуждение своей красотой и дерзостью, отчего ему захотелось обуздать ее, словно непокорную дикую кобылицу.

Он не мог с уверенностью сказать, что София и сейчас покорна ему, однако бороться с ней уже не хотелось. Антоний вспоминал множество моментов, когда она вынуждала его принять то или иное решение. И к своему огромному неудовольствию осознал, что сам виноват, когда шел у нее на поводу. Злясь на нее и все еще желая ее, он решил не предпринимать скоропалительных действий.

А вскоре из дома на маяке пришли неутешительные вести.

Старый Петер, как рассказала служанка, внезапно схватился за грудь и свалился, как подкошенный. Ее крики услышали в доме, и на помощь упавшему отцу поспешил его сын.

Смотрителя перенесли в спальню, Деметрий велел всем выйти и осмотрел отца. Что происходило за закрытой дверью, никто не знал. Но спустя полчаса оттуда вышел бледный Деметрий и сообщил, что Петер скончался от сердечного приступа.

Об этом сразу же стало известно в городе, так как слуги не держали язык за зубами.

Внезапная смерть смотрителя маяка вызвала недоумение у многих.

Во-первых, он был еще достаточно крепким и никогда на сердце не жаловался. Во-вторых, это происшествие заставило задуматься некоторых особенно враждебно настроенных жителей города, такой ли хороший врач Деметрий, как о нем говорили, если оказался рядом в момент приступа и не смог спасти умирающего отца.

Пересуды продолжались долго, даже на похоронах многие осуждающе косились в сторону Деметрия.

Тетя Агата, впрочем, не допускала мыслей о том, что ее племянник плох во врачевании. Она отчитывала каждого, кто пытался в этом усомниться.

– Да что вы, в самом деле, взъелись на беднягу? Петер не был молод, и вспомните, как он раньше любил выпить? И раз уж сама смерть пришла за ним, с чего вы вообразили, будто мальчик может его спасти? Покажите мне хоть одного лекаря, который мог бы сделать человека бессмертным?

Сам Деметрий не реагировал на язвительные замечания или слова сочувствия. Даже София, потрясенная смертью отца, подошла к брату после похорон, не могла сдержаться.

– Ты ведь не раз спасал чужих людей, я знаю это, ведь сама видела, как они выздоравливали. Что же случилось на этот раз, почему не смог помочь нашему отцу?

Деметрий, как прежде, пряча за бесстрастной холодной маской бушевавшие в нем эмоции, оставил ее вопрос без ответа. Он молча привлек ее к себе и обнял, а она, не сопротивляясь, расплакалась, уткнувшись ему в плечо.

София все вспоминала, как отец баловал ее, как носился и играл с ней, мастерил игрушки, как нянчился с внуками, рассказывая им сказки, которые она и сама с удовольствием слушала когда-то.

Деметрий мрачно слушал, не перебивая.

Он мог бы ответить, что не знает ничего, о чем сестра так вдохновенно говорит, потому что у него было другое детство, которое давно закончилось и словно осталось в полузабытом сне.

Впрочем, также умолчал и о неприятном разговоре, произошедшем накануне с отцом, когда тот зашел к нему в лабораторию.

Сожалел ли он о сказанных словах или о том, что увидел старый Петер в лаборатории, это осталось скрытым от всех, в том числе и от Софии.

Так или иначе, но теперь полноправным хозяином дома и маяка стал Деметрий, потому что незадолго до смерти смотрителя были подписаны все документы, в том числе и его завещание.

Так как в городе не утихали слухи о смерти Петера и о странном поведении молодого врача, пациентов стало меньше, чему его конкуренты весьма обрадовались. Правда, когда никто из них не мог помочь или просил слишком много денег за прием, вспоминали Деметрия.