Незримые тени

Иногда ему хотелось закричать, разбить что-нибудь или… ударить ее. А еще представлял, как мчится к ней, открывает рывком дверь, хватает ее и осыпает бесконечными поцелуями, чтобы забыться в ее объятиях и насладиться их близостью. Но если он не выдержит и сделает так, то потом возненавидит не только ее, но и себя. Поэтому Антоний держался как мог, погружаясь в работу на ферме до изнеможения, чтобы потом прийти в небольшую комнату около детской и там упасть на кровать, погрузившись в спасительный глубокий сон.

Он постоянно спрашивал себя, как так могло случиться, что вдруг осознал страшную силу жены, и почему бы ему просто не подчиниться ей, чтобы все стало, как раньше?

Они были семьей, у них росли дети… Почему в нем открылся этот первобытный страх перед ней?

Откуда это недоверие, будто она обманула его?

Порой ему случалось напиться до чертиков. Пил так, чтобы не мог подняться и пойти к этой ведьме, которая наложила на него ужасное заклятие, от которого он так мучается.

Слуги, конечно, давно обо всем догадались. Они порой испуганно смотрели на него, впрочем, как и дети, которые чувствовали разлад между родителями.

Могли пойти разные слухи, и Антонию этого не хотелось, однако делать вид, что он доволен и счастлив, ему не удавалось. Он старался больше времени уделять малышам, гулять с ними и играть, но стоило Софии появиться рядом, как ему хотелось бежать подальше от нее.

– Это все из-за сгоревших конюшен? – спросила она как-то, когда муж снимал грязные сапоги после полевых работ.

Он замер, обдумывая вопрос, и отбросил сапоги в сторону.

– Не знаю. Отчасти.

София сжала руки и сделала несколько шагов по направлению к нему. Антоний бросил на нее взгляд.

Пробивающиеся сквозь окна солнечные лучи озаряли ее распущенные волосы и длинное зеленое платье. Солнце вспыхивало в ее локонах и в прозрачных камнях ожерелья на длинной шее. На ее лице играла легкая улыбка, почти покорная, но он знал, что это притворство. Она никогда не была покорной. Антоний сделал усилие и отвернулся, сжав зубы.

– Я приму ванну и уеду. Много дел в городе.

– Опять? – в ее голосе послышались нотки разочарования. Антоний испытал злорадное чувство удовлетворения.

– Да, – прозвучал его небрежный ответ. – Опять.

Мужчина ощутил небольшой прилив сил от этой маленькой победы. Вот так, шаг за шагом он избавится от этого коварного наваждения. Пока не увидит, что жена полностью подчиняется ему, ни за что не простит ей свою прежнюю слепую покорность.

Он хотел навсегда стереть с ее лица то неуловимое выражение бесконечного превосходства, которое София всегда демонстрировала.

– Нравится унижать меня? – ее голос зазвенел от ярости.

Кажется, о покорности пока речи не шло. Но он ничего не собирался ей объяснять. Чтобы жена стала кроткой, надо довести ее до черты, до отчаяния. Она должна устать бороться. Настанет и его черед быть снисходительным.

София не знала, что и думать. Отталкивая ее, он провоцировал обратное действие. Теперь она знала наверняка, что не отступится, пока не добьется того, что муж приползет к ней на коленях.

Сильный Антоний еще станет умолять о прощении. Она пообещала себе это еще в тот день, когда он оттолкнул ее. Конечно, она простит его, но не сразу.

София старалась ничем не выдать своей боли, которая настигала ее, как волна.

В детях она должна черпать свою силу. Они ее поддержка и смысл жизни. А муж вернется, как только поймет истинное положение вещей. София убедила саму себя, что в браке случается всякое и теперь настал час испытаний, который они обязаны выдержать с честью. Правда, даже не догадывалась, отчего на самом деле муж так переменился к ней.

Ей стали снится сны, тревожные и беспощадно гнетущие. Становилось страшно, пока она бродила в лабиринте, не находя выхода, а где-то вдалеке раздавались детские крики. Иногда ей снилось зарево пожара и мертвые лошади, молодая женщина просыпалась и долго не могла уснуть. Хотелось побежать к Антонию, прижаться к нему и рассказать, как он нужен ей. Но потом в ней говорила другая София, самоуверенная и гордая, которая заставляла лечь обратно в постель и не предпринимать никаких шагов к примирению.

Иногда, стоя у маленьких кроватей в ночной тиши, она вглядывалась в детские лица и все отчетливее видела в них черты Антония.

Дети спали, раскинув ручки в разные стороны или подложив кулачки под пухлые щеки. Она проводила пальцами по их волосам, гладила по спине, а беспокойные мысли будоражили ее. Что, если дети подрастут и так же покинут ее? Причинят боль? Подвергнут сомнению все, что для нее важно?

София поправляла их одеяльца и шептала, что она-то уж точно их не покинет. Пусть обрушится все вокруг, но она не позволит погибнуть своему миру. Он останется для нее одной, и она пожертвует всем и всеми, ради его спасения.

Затишье перед бурей

В этом году весна пришла гораздо раньше, чем рассчитывали жители острова.

Снег исчез в одночасье, словно по волшебству, обнажив черную землю, голые деревья и кустарники. Отовсюду брызнула яркая и сочная зелень, даря надежду и особую радость, которая приходит каждый год, стоит зиме отступить.

Даже сейчас, когда Деметрий настоял на том, чтобы нанять помощницу по дому Урсулу, Марина все равно вставала рано. Она привыкла к тому, что Деметрий не ночует в их общей постели, так как часто засыпает в лаборатории на кушетке. Знала, что муж любит, когда она приносит ему горячий кофе и хрустящие тосты утром.

Ей это ничего не стоило. Напротив, она чувствовала, что делать его счастливым – ее призвание. По-прежнему хотелось угодить ему, понравиться, видеть благодарность за ее искреннюю любовь.

Напевая, Марина отправилась на кухню, где разожгла огонь и открыла мешок с кофе, чтобы пересыпать часть в ступку. Вдруг что-то насторожило ее.

Сначала она не поняла, в чем дело, но затем принюхалась. Зерна пахли очень странно, и она никак не могла понять, откуда взялся этот запах. Еще вчера с удовольствием пила кофе из этих самых зерен, а сегодня они пахли плесенью.

Ничего не понимая, Марина решила проверить в кладовой, остался ли еще кофе. Она обнаружила еще один мешок. Этот точно должен быть хорошим, но стоило ей открыть его, как тошнотворный запах ударил ей в лицо со всей силы. Она ощутила, как к горлу подкатывает горечь.

Деметрий тем временем вышел из лаборатории. Марина не принесла ему кофе, нарушив их маленькую традицию. В коридоре он услышал звуки, доносящиеся из уборной, и нахмурился. Постучав и приоткрыв дверь, он увидел жену, стоящую на коленях. Ее тошнило.