Незримые тени

– Да, было такое. Он ведь очень к ней привязан и всегда переживал за сестру. Они близнецы, а такие дети всегда чувствуют друг друга. Правда, у меня сложилось впечатление, что Деметрию больше нужна его сестра, а не наоборот. Она-то никогда не была обделена вниманием. Сначала с ней носился отец, потом брат, а сейчас и муж. А сколько у нее было поклонников! Это даже страшно вообразить. Помню, Петер даже заряжал ружье и ставил его у окна, если вдруг кто в окно полезет. Всякое случалось, хочу тебе сказать. Наша София умела вскружить голову поклонникам. Она и сейчас хороша собой, это после трех детей! Хоть бы чуточку поправилась.

Марине показалось, что в словах тетки мелькнули завистливые нотки. Агата заметила выразительный взгляд и тут же со смехом добавила:

– О, нет, не подумай. Я ей не завидую, хотя, признаюсь, мне никогда не удавалось увидеть собственную талию с тех пор, как я вышла замуж и располнела. А потом и мой супруг отошел в мир иной… ох…

Она снова поднесла платочек к лицу.

– Не в обиду ей будет сказано, но к Деметрию я всегда относилась с большей теплотой. Уж ей любви отмерено предостаточно.

Она сделала паузу, по-особому взглянув на Марину.

– Но, дорогая моя, надеюсь, этот разговор останется между нами?

Девушка поспешила ее заверить, что так и будет.

– Детки у нашей Софии, конечно, очаровательные. Признаюсь, я люблю их. Из нее получилась хорошая мать, а я, грешным делом, в это не верила. София никогда не походила на женщину, созданную для семьи. Наверное, ты подумаешь, что я говорю ужасные вещи, но ты не знала ее до замужества. Она всегда казалась мне довольно ветреной особой, даже поверхностной. А мужчинам что надо? – задала она вопрос, прозвучавший риторически. – Вот!

Агата принялась энергично обмахиваться кружевным веером.

– Тебе кажется, что я бестактна, но мы ведь близкие люди, и к тому же ты сама замужняя дама. Сама понимаешь… – она снова запнулась.

– Понимаю, – пробормотала Марина, поднося дымящуюся чашку ко рту.

– Как только София повзрослела, стало ясно, что она в старых девах не засидится. Такие рано выходят замуж и имеют вздыхающих поклонников под окном. Я удивлена, что Антоний так спокоен на ее счет. На ежегодном городском балу у Софии всегда отбоя нет от ухажеров. Это с тремя детьми-то… подумай только. Но все знают, что София без памяти любит мужа. А еще он отлично стреляет. Красавец! Будь я моложе, сама бы в него влюбилась!

И Агата с треском сложила веер, стукнув им по колену.

– Они нашли друг друга… А у вас как с Деметрием, дорогая? – тетка внезапно сменила тему.

Марина запнулась.

– У нас?

– Не пойми меня неправильно, но я волнуюсь. И не я одна. Вы женаты уже два года, верно?

Девушка кивнула, понимая, к чему клонит Агата.

– Время летит быстро. Не успеешь оглянуться, как пройдут лучшие годы. А деток надо заводить сразу, пока есть здоровье.

Щеки Марины порозовели.

– Не переживайте, мы думаем об этом.

– Только думать мало, моя дорогая. Нужны решительные действия.

Марина откашлялась. Порой Агата высказывалась слишком прямолинейно.

– Вы знаете, что нам с Деметрием сейчас нелегко. Смерть его отца, эти разговоры… Муж много работает и все силы отдает маяку, пациентам. Полагаю, что он взвалил на себя слишком много. А я не могу оставить его и делаю все, чтобы ему помочь.

Агата привстала из кресла и дотянулась морщинистой ладонью к руке Марины, ободряюще похлопав ею.

– Знаю, дорогая. Признаюсь, ты мне нравишься, и я рада, что моему Деметрию досталась такая жена, как ты. Уверена, у вас все будет хорошо.

Этот внезапный разговор многое прояснил.

Марине стало понятно, откуда берутся холодность и закрытость Деметрия. Значит, он такой с самого детства. Но ее встревожило другое: то, чего боялся смотритель, когда его сын был маленьким. Она ведь и сама как-то наблюдала внезапное преображение Деметрия.

Звериная маска порой тревожила ее память, как и случай с матросами. Марина до сих пор не могла ответить, что же произошло ночью в переулке и могло ли ей померещиться то, что увидела. Она до жути боялась об этом думать и предположить, что Петер мог быть прав.

Затем в ее голове проносились какие-то отдельные моменты, которые складывались пока еще в неясную картину. Таинственность, которой Деметрий себя окружал, книги по оккультным наукам, которыми он всегда интересовался, заспиртованные части тел в банках, на которых она боялась смотреть. Посетители, приходившие по ночам, прячущиеся под капюшонами и масками.

Разве людям с чистой совестью есть что скрывать?

А то, как Деметрий относится к сестре?

Он весь менялся, стоило им только встретиться. Разве он когда-нибудь так же смотрел на Марину? И хотя Деметрий стал вести себя иначе и больше проникся к ней, она чувствовала, что в его сердце могло хватить с избытком любви, если бы только пожелал открыть его. Те часы, которые он уделял ей, можно было бы пересчитать по пальцам.

Иногда девушке хотелось упасть на колени и умолять о любви. После их первой близости стало ясно, что за броней холодности и отстраненности скрывался ураган страстей и чувств. Но показывать их чаще Деметрий не собирался по своим причинам.

После той ночи Марина размечталась, что теперь все пойдет по-новому и у них еще будет множество подобных ночей. Но муж разочаровал ее.

Если бы он не находился у нее постоянно на виду, решила бы, что он завел любовницу. Может она в чем-то виновата, раз Деметрий не хотел ее? Марина придирчиво осматривала себя в поисках изъянов: не красавица, но и безобразной бы себя не назвала.

Девушка поняла, что сравнивает себя с сестрой мужа. А сравнивал ли он их когда-нибудь?

Вопросов возникало много, но Марина часто запрещала себе углубляться в них, иначе она могла додуматься то такого, что попросту свело бы ее с ума.

Тем временем она даже не догадывалась, что и в супружеской жизни Софии уже не все так гладко, как когда-то.

Несколько раз София предпринимала попытки разжечь былую страсть, но как только приближалась, чтобы обнять Антония, он уклонялся или уходил. Вставал пораньше, чтобы позавтракать, заняться делами и лишний раз не встречаться с женой. Просить его о внимании ей не позволяла гордость, но ощущение поражения выбивало из равновесия.

София негодовала и злилась, впадая то в истерику, то в холодное молчание. Она пыталась расспросить его о том, что происходит, но Антоний даже не мог внятно объяснить причину.

Главное, было избегать ее пристального взгляда, прикосновений, которые обжигали, словно каленое железо. Он говорил себе, что не должен смотреть на нее, иначе набросится на эту женщину, чтобы снова и снова жадно целовать ее губы, лицо и плечи, как прежде. Ведь чем дольше он находился вдали от нее, тем легче у него становилось на душе. Антоний словно рвал нити между ними, которые опутывали его с ног до головы и привязывали к ней.